Арбалетчики в Вест-Индии. - Безбашенный

Сейчас, спустя несколько дней после оставления за кормой последнего из Канарских островов, вглядываясь в безбрежные просторы Атлантики, все уже не без ностальгии вспоминали даже Канары. Финикийские, конечно, а не гуанчей. Особенно Велтур с его юношеской гиперсексуальностью. Арунтий ведь ему на совершеннолетие не только крутой меч, но и весьма смазливую наложницу подарил, и парень, конечно, успел уже войти во вкус по этой части. Да только остались дома и стальной карфагенский меч, и жаркая податливая красавица. Меч тот с собой брать я ему отсоветовал, порекомендовав прихватить вместо него наш бронзовый. И не заржавеет от морской сырости, и компас не нагребёт. А наложницу ему отец велел дома оставить. Античный мир патриархален, и отцовская власть в нём — далеко не чистая формальность и уж всяко не пустой звук. По сравнению с той его наложницей — как и по сравнению с моей Софонибой — даже те элитнейшие жрицы Астарты из оставленного нами неделю назад захолустного канарского городишки выглядели не слишком презентабельно, но на нынешнем безрыбье посреди океана шурин тоскует уже и по ним.

— Не понимаю я отца! Неужели он думает, что я на ложе с красивой рабыней забуду о важных делах? Вот ещё! Разве для этого я просился в это плавание? Наоборот — не имея под рукой своей женщины, я то и дело буду пялиться на всякую встречную и думать о том, как бы мне с ней… Как ты это называешь? Потолкаться?

— Ага, перепихнуться.

— Ну и зачем это нужно? Почему отец не понимает таких простых вещей?

— Всё он понимает. Но и я, как видишь, свою Софонибу тоже с собой не взял.

— А ты-то почему? Ладно я, мне отец запретил, и я обязан повиноваться ему даже в этом, но тебе-то кто мог запретить? Велия ведь всё понимает правильно — прошлый раз сама же её с тобой и послала…

— То — в прошлый раз. Не сравнивай Внутреннее море с Морем Мрака. Взгляни на Акобала. Вряд ли он заметно беднее нас с тобой и наверняка тоже имеет шикарную наложницу — вряд ли она сильно уступает нашим. Ну и где она? Ты видишь её на судне? А ведь он на этом корабле — царь и бог, и никто не вправе запретить ему чего бы то ни было.

— Женщина на корабле приносит несчастье? Но ведь это же глупое суеверие! Он — моряк и может верить в этот вздор, но ты-то ведь образованный человек. Ты же плавал с Софонибой и в Гадес, и обратно, и ничего страшного не случилось. Внутреннее море или Море Мрака — какая разница?

— Большая, Велтур, очень большая. На Внутреннем море плавание редко продолжается больше трёх дней. Чаще — меньше. Бывает, что и каждая ночёвка — в каком-нибудь порту. Воинам и матросам есть где найти себе шлюх и выпустить пар. Поэтому там — в таких условиях — я мог позволить себе прихватить с собой собственную женщину. Когда простой человек может без труда получить своё — он легче и спокойнее относится к тому, что кто-то имеет больше его. Но мы — в Море Мрака. Сорок дней плавания! Ты представляешь, что это такое? Не ты один соскучился по женской ласке — все соскучились. И Акобал, и я, и Хренио, и наши бойцы, и матросня. А ведь прошло только пять дней из сорока — посчитай сам, сколько осталось.

— Не напоминай, Максим! — страдальчески простонал парень, — Не знаю, как я это выдержу!

— Выдержишь, как и все. Придётся. Вот, представь себе на миг, что мы все трое — Васькин на другом корабле, и его я не считаю — дружно сбрендили и взяли с собой своих наложниц. Ты — свою, я — свою, Акобал — свою. Прикинь — три бабы, да ещё и штучных, высшего сорта, куда там до них потасканным портовым лахудрам, разгуливают по палубе среди кучи оголодавших по хоть какой-нибудь влажной дыре мужиков. Уже сейчас, всего через пять дней, все пялились бы только на них. А что было бы ещё через десять дней? А теперь — взгляни на нашу кормовую каюту, в которой мы спим все трое. Мало того, что она невелика, так и стенки у неё — одно название. А дверей и вовсе нет — только матерчатая занавеска. И вот — представь себе на миг — мы договорились, кинули жребий и распределили очередь, кому в какую ночь заниматься любовью. Сегодня, допустим, тебе выпало, и мы с Акобалом и нашими бабами спим на палубе среди всех, а ты наслаждаешься в каюте на ложе со своей. Много ли толку от того, что вас с ней никто не видит глазами? Вас слышно! Ложе скрипит и ходит ходуном, твоя шикарная краля ахает и повизгивает от восторга — ты ведь не заткнёшь ей рот кляпом, верно? И значит, все эти звуки разносятся по всему кораблю и прекрасно слышны всем. И практически каждый не просто знает, что происходит в каюте, а по каждому аху и взвизгу твоей красавицы безошибочно угадывает каждое твоё движение. Качка с её размеренным ритмом и так-то наводит на ассоциации — особенно, если весь день перед этим чужие и недоступные для них бабы глаза им мозолили, а тут ещё такой концерт, гы-гы!

— Ну, ты уж преувеличиваешь, ха-ха!

— Утрирую для наглядности. Не весь корабль — так половина. Тем, кто не слыхал, слыхавшие расскажут утром и — будь уверен — преувеличат похлеще моего. Ну и как ты им прикажешь на это реагировать? Так это ведь ещё и не одну ночь, а каждую. Сегодня ты, завтра я, послезавтра Акобал. Как ты думаешь, на какой день плавания нам придётся загнать своих баб в каюту, а самим стоять у входа с мечами наголо?

— Ну а если не каждую ночь? Ну, хотя бы изредка и потихонечку…

— А ты утерпел бы, имея свою под рукой? Но — хрен с ним, допустим, утерпел бы. И хрен ли толку? Не в первую же неделю, так на вторую, не на вторую, так на третью — какая на хрен разница? Хрен доплыли бы мы так до земель по ту сторону океана! Нельзя раздражать людей, надолго лишённых того, что легко доступно тебе. Именно тем, что мы все здесь в равном — ну, в этом смысле в равном — положении, и обеспечивается порядок на судне. Даже сам вид красивых баб, доступных нам и недоступных им — уже доводил бы их до белого каления. Так что, Велтур, не такое уж это и глупое суеверие. В долгом плавании женщина на корабле может запросто принести несчастье…

— Верно, я не подумал об этом сгоряча. Но сколько ж это ещё терпеть! Тридцать пять дней?

— Сейчас проверим. Полдень был недавно, так что сильно не нагребёмся, — я взглянул на часы, — Что тут у нас? Ага, 1 — 22 по Гринвичу. Ну, две минуты мы с тобой уж точно проболтали, так что смело округляем до двадцати минут. Час — это пятнадцать градусов по долготе, двадцать минут — треть от часа, так что ещё пять. Двадцать градусов западной долготы примерно получается.

— И что это значит?

— А то, что четыре дня назад мы проплывали мимо Гран-Канарии — это тот остров с дикарями, и его долгота — пятнадцать с половиной градусов. Почти пять градусов за четыре дня. Ну, немного меньше, но мы ведь и плывём не строго на запад, а пока ещё на юго-запад. Даже ещё круче к югу — видишь ведь, где солнце? Когда течение уже строго на запад повернёт, будем преодолевать около полутора градусов за день. А долгота тех малых островов по ту сторону океана, на которые нас должно вынести — шестьдесят два градуса. Ну, на самом деле немного ближе, но я округляю. Отнимаем двадцать пять — остаётся тридцать семь. Делим на полтора… Так-так… Гм… У меня двадцать пять дней получается. Но это — сам понимаешь, очень прикидочно и без учёта целой кучи возможных обстоятельств, так что тут — никаких гарантий. А учитывая закон подлости, по которому какая-нибудь пакость случится обязательно — тридцать дней надо брать…

Что «очень прикидочно» — это не то слово, если совсем уж в тонкости влезть. Даже безо всяких неизбежных на море случайностей, я ведь ещё и поправку на дату сделать поленился. Ну, лень было идти в каюту, где у меня в моём дорожном бауле была и скопированная из Воловича таблица поправок. А по ней в наиболее крутых случаях и до шестнадцати минут разница набегает. Ну, в конце весны и начале лета не так всё хреново, несколько минут всего, точно не помню.

Причина этого безобразия в том, что — из-за годового вращения нашего шарика вокруг Солнца и собственного движения самого Солнца — угловая скорость его суточного вращения в течение года неравномерна. А ещё одна крутая подлянка в том, что и датам в той таблице тоже верить нельзя. И не в календаре даже дело — смена Юлианского календаря Григорианским просто набежавшую за века погрешность компенсировала, и будь у меня точная дата по Юлианскому календарю — можно было бы смело насрать на разницу между ними. Но засада в том, что нет ещё и Юлианского календаря, который только Цезарь Тот Самый и введёт, а вместо него и сами римляне пользуются пока-что этрусским. А этрусский календарь — да простят меня тесть и все остальные весьма уважаемые мной Тарквинии — довольно ублюдочен. Там меньше дней в году, и раз в несколько лет жрецы для компенсации дополнительный месяц вводят. Ну и какая может быть в звизду астрономическая точность дат по такому календарю? По этой же причине я и географическую широту по долготе дня определять остерегаюсь. Казалось бы, чего проще, при наличии скопированной из того же Воловича номограммы? Нашёл засеченную по часам с рассвета до заката долготу дня на левой оси, текущую дату на правой, соединил обе точки ниткой или линейкой и получил на её пересечении с горизонталью свои градусы широты. Но дата — млять, урыл бы на хрен того этруска, что календарь ихний уродский внедрил!