Огнедева. Аскольдова невеста - Елизавета Дворецкая

На поединок перед ликами богов оба князя вышли почти без защитного снаряжения, босыми, только в портах и рубахах, подпоясанных верхними воинскими поясами с оружием. Оружие каждый выбирал сам. Громолюд прикрывался длинным щитом и держал меч варяжской работы с серебряным набором, украшенным северными узорами в виде переплетающихся то ли змей, то ли волков. Свой богато отделанный топорик, знак княжеской власти над племенем смолян, привезенный его предками, по преданиям, еще с берегов Дунай-реки, Громолюд отдал на хранение Веледару, и тот лежал на красном княжеском плаще перед окровавленным камнем-жертвенником.

Станила там же оставил свою накидку из медвежьей шкуры, про которую говорили, что она заговоренная и оберегает от ран. В качестве оружия он принес ту рогатину, на которую обычно опирался при ходьбе, а еще на поясе у него висел тяжелый длинный нож.

Свежевспаханная земля не позволяла двигаться стремительно, и противники сближались медленно, словно пробуя каждый шаг. Одному из них оставалось сделать не такое, уж большое количество шагов по земле, а может, и обоим. Станила благодаря большей длине своего оружия имел преимущество: попробовав подойти к нему настолько, чтобы достать мечом, Громолюд гораздо раньше окажется в пределах досягаемости лезвия рогатины. Но Станила не торопился. Сделав по пашне несколько шагов, он остановился, упер древко рогатины в землю и принялся перебрасывать ее из одной руки в другую. При этом он пристально смотрел в лицо противнику и полуразборчиво тянул что-то. Ближние ряды различали отдельные слова:

Мара-Марена, матушка гневна,Темные ночи, звездные очи,Горы вздымала кощные чары,Зельем поила, Навь отворила…[28]

Он все бормотал, впиваясь тяжелым взглядом в глаза Громолюда, движение рогатины из руки в руку приковывало внимание, завораживало. Громолюд знал, что противник попытается его заворожить, но не ожидал, что эти чары будут настолько сильны. Взгляд Станилы казался пустым, невыразительным, но при этом таким давящим, словно из его глаз с расширившимися зрачками смотрела сама пустота, сама бездна…

Души водила, судом судила,Даром дарила, карой карала,По мере каждой душе воздала,Чашу забвения подносила…

И Громолюд уже будто видел перед собой Чашу Забвения, которую подносит душам Темная Мать, уже готов был безропотно отпить из нее; он почти забыл, кто он, где он и зачем стоит на пашне с щитом на одной руке и мечом в другой. Ноги и руки цепенели, точно связки в них размягчились, жилы ослабли, плоть отделилась от костей, как у трупа… А Станила все тянул свое заклятие, все более неразборчиво, но, чем менее внятно он произносил слова, тем мощнее оно действовало и быстрее лишало противника сил.

— Эй, княже! — Воевода Путило первым опомнился и понял, что происходит. — Отец Перун с нами! Вышнего Ратая призови, темной Мары чары отринь! — И с гулом ударил обухом собственного топора по умбону щита.

Имя Перуна, железный грохот отчасти ослабили силу заклинания и пробудили сознание Громолюда. Поняв, что едва не погиб еще до первого удара, он встряхнулся и бросился вперед, желая одного — не дать сыну Марены продолжать ворожбу. Путило досадливо и негодующе крякнул, смоляне загудели. Пользуясь своим длинным щитом, который позволял ему достаточное время продержаться под ударами рогатины, Громолюд мог бы вытеснить противника к краю поля, вынудить его одной ногой ступить за черту пашни, а там просто зарубить побежденного. Но он, боясь возобновления ворожбы, превращавшей его в труп еще до смерти, резко пошел на сближение. Бегом, стуча коленями в мешающий длинный щит, размахивая мечом, он подскочил к Станиле и ударил сверху, целя в незащищенную голову. Но Станила ловко отпрыгнул и сам нанес удар рогатиной, норовя уколоть смолянского князя в правый бок. Тот снова широко взмахнул мечом, но не достал врага и сам с трудом ушел от острия более длинной рогатины, отбив его краем щита, однако Станила ловко перевернул древко и его концом мощно толкнул в щит Громолюда. От толчка Громолюд сделал шаг назад, а Станила тут же ударом с широким замахом, будто лопатой, попытался достать лезвием рогатины голову противника. Поднять тяжелый щит смолянский князь не успел бы, поэтому просто присел, прячась за ним, как за тыном. И в это время Станила сильно пнул по щиту, за которым укрывался от него противник, и Громолюд упал.

Над толпой пролетел общий вскрик. И раньше ход поединка сопровождался оханьем, выкриками, повизгиванием женщин в мгновения опасных выпадов, но теперь, когда один из бьющихся оказался на земле, люди завопили, думая, что все кончено.

— Перун, Перун! — взывал воевода Путило, будто ждал, что сам Отец Громов немедленно спустится с небес и придет на помощь.

— Перконс! — вторили ему мужчины из «своей голяди», подвластной Громолюду.

Однако за большим щитом того было не так легко достать; прикрываясь им, князь Громша пытался выиграть несколько мгновений и подняться, но рыхлая распаханная земля не давала твердой опоры. А Станила тем временем взялся за древко обеими руками и нанес мощный колющий удар сверху вниз, и сама тяжесть рогатины, летящей к земле, помогала силе его рук. Пробив щит, острие рогатины вонзилось Громолюду в левое бедро. Надавливая на древко, Станила в прямом смысле приколол противника к земле, еще нажал, упираясь коленями в щит. Одолевая сильную боль, Громолюд еще пытался высвободить правую руку и рубануть мечом, но Станила, выпустив рогатину, вцепился в запястье противника и сжал его с такой силой, что кости затрещали и стали ломаться, а Громолюд, не выдержав, отчаянно закричал от боли и сознания бессилия и безнадежности. Меч выпал, канув лезвием в рыхлые комья, а Станила отшвырнул щит и уселся на грудь Громолюда, придавливая коленями руки противника и не давая тому шевельнуться. Кровь мощным потоком лилась из пробитого бедра, и вспаханная земля, истощенная недавно отданным урожаем, жадно глотала живоносную жидкость, стремясь восстановить растраченные силы.

Вытащив нож, Станила точным ударом вогнал его в грудь Громолюда, прямо в сердце, отдавая тем самым поверженного противника Марене.

— Благодарю тебя, Темная Мать! — хрипло крикнул он прямо в землю, орошенную кровью убитого, и его негромкий от усталости голос коснулся слуха каждого из стоящих на Вечевом Поле.

И каждый ощутил, как где-то глубоко под землей, в неведомых темных пределах Нави, сама Тайноликая Древняя Мать подняла свое черное лицо с сияющими звездными очами и улыбнулась тому, кто порадовал ее желанной жертвой.