Мальчик-менестрель - Арчибальд Кронин

— Десмонд, спой что-нибудь. Что-нибудь мелодичное, трогательное и незамысловатое.

Десмонд никогда не отказывался от подобных предложений. Он любил петь. И мы ехали по дорогам Суссекса, где я знал все кратчайшие пути, под звуки «The Bonnie Banks of Loch Lomond»[88], обдавая облаком пыли ошеломленных сельчан, которые смотрели нам вслед, широко раскрыв рот, и гадали про себя, то ли это мираж, то ли передовой отряд артистов из цирка Барнума и Бейли.

Но все замерло в нетерпеливом ожидании, когда мы свернули на узкую дорогу на Меллингтон, въехали в распахнутые белые решетчатые ворота бывшей фермы, которые я решил сохранить, и остановились перед старинным домом викария. На меня тут же с радостным лаем бросился, чуть не сбив с ног, ирландский сеттер Пэдди, затем из дому вышла жена под руку с Нэн, за ними выбежала, широко улыбаясь, Энни, низенькая, пухленькая, но сильная деревенская девушка, которая сразу же поинтересовалась, надо ли нести багаж. За ними в тени портика я заметил Софи, кухарку из Австрии, а у сарая — Дугала, ни с того ни с сего набросившегося на клумбу с желтофиолью.

Я нежно обнял и поцеловал жену, порадовавшую меня своим цветущим видом, и пожал руку Нэн.

— Дорогая, наконец ты можешь познакомиться с Десмондом Фицджеральдом, — сказал я жене.

— О, муж столько о вас рассказывал, что мне кажется, будто мы давно знакомы, — улыбнулась она.

— Мадам, — поцеловал ей руку Десмонд. — Ваш муж говорит о вас с такой любовью, что я просто очарован встречей с вами.

— Очарованы? Десмонд, но я вовсе не колдунья. Так что приберегите красивые слова и изысканные манеры для Голливуда. Ну, а о нашей дорогой Нэн вы, наверно, тоже наслышаны?

— Конечно, я слышал о мисс Рэдли, — прошептал Десмонд, самолюбие которого было явно уязвлено.

— Тогда пойдемте в дом. Кофе хотите? Нет? Ладно, в таком случае можете посмотреть сад.

Мы начали с окруженного стеной сада — моей радости и гордости. Там под сенью прелестной розовой стены, построенной еще в восемнадцатом веке, Дугал холил и лелеял ранние растения. Цветочный бордюр радовал весенними красками, а на огороде уже созрели первые овощи: салат-латук, сельдерей, редис, цикорий, красная фасоль, горох и — предмет гордости уже Дугала — кабачки, которые зелеными воздушными шарами красовались на грядке, но наверняка будут срезаны безжалостной рукой Дугала, дабы быть представленными на деревенской выставке садоводов. Затем шли разноцветные кусты смородины, белой, красной и желтой, крыжовника, уже обобранного по вполне понятной мне причине, но все еще украшенные янтарными шариками, надежно огороженные кусты малины с тяжело свисающими спелыми ягодами, шпалерные персики — увы, пораженные типичной для этих мест болезнью, а потому редкие и незрелые, и, наконец, грядки с клубникой, наливающейся первой спелостью роскошной «Ройал соверен».

Я повернулся к Дугалу, который молча следовал за нами по пятам.

— Мои поздравления, Дугал! Все выглядит просто отлично. Особенно клубника.

— Да, ей здесь очень хорошо, сэр. Я знаю, вы ее страсть как любите. И мне пришлось здорово попотеть, чтобы отогнать от нее двух леди, — улыбнулся он. — Я даже застукал мисс Рэдли, когда она пыталась просунуть свой маленький пальчик сквозь сетку.

— Дугал, за это она будет примерно наказана. Малина тоже великолепна.

— Да, сэр, шикарная малина. Особливо после того, как вы разрешили мне закрыть ее сеткой.

Я искоса посмотрел на Нэн, которая давилась от смеха.

— Да, Дугал, ты был прав, совершенно прав. А я нет. И вовсе она не выглядит такой уродской, — заметив довольное выражение его лица, решил я развить свой успех и, чтобы задобрить его, сказал: — Дугал, я знаю, что ты терпеть не можешь собирать незрелые ягоды, но не мог бы ты набрать хоть капельку клубники нам к ланчу? Мой гость — очень важный человек из Голливуда.

— Сэр, я сразу смекнул, что это важная персона. Как только увидал его старую-престарую одежду. Ладно, сэр, уж как-нибудь исхитрюсь набрать для вас корзинку. И еще, сэр, если у вас найдется свободная минутка, я бы хотел, чтобы вы собственными глазами увидели, что там приключилось возле сарая.

— Конечно, Дугал. Схожу прямо сейчас.

Я подошел к углу сарая и, чувствуя, как в душе закипает гнев, уставился на испорченную клумбу с желтофиолью.

— Черт бы их всех побрал! Кто это сделал? Пэдди?

— Я так и думал, сэр, что вы здорово разозлитесь. Совсем как я. Нет, сэр, не Пэдди. Это очень воспитанная собака. Это все ваши мальчишки, с этим их футболом. Я говорил им не озорничать, а они только смеялись и знай продолжали гонять мячик.

Я действительно здорово разозлился и даже счел уместным несколько преувеличить свой гнев.

— Моя чудесная желтофиоль! Ну я им задам! Они у меня получат! Уж это я гарантирую! Обещаю тебе, Дугал, впредь они будут играть в футбол исключительно на дальнем поле и больше нигде. А ты можешь хоть как-то подправить клумбу?

— Да запросто, сэр. Куплю в питомнике рассаду, пару дюжин новых ростков, и все заменю, — ухмыльнулся Дугал. — Сэр, а можно мне прикупить хоть дюжину для себя? Я тоже страсть как люблю желтофиоль!

— Разумеется, Дугал, — искренне обрадовался я. — Хоть две дюжины, если надо.

— Нет-нет, сэр. С меня и дюжины хватит. И не ругайтесь на ваших парней. Дети есть дети, что с них возьмешь! Сами знаете. И еще раз большое вам спасибо.

Я заметил, что он не только утихомирился, но и остался весьма доволен. Я пожал ему руку, и он тут же растворился среди грядок с клубникой. Дугал был бесценным подарком, полученным мною от старшего садовника большого поместья по соседству, которое, помимо прочего, снабжало меня фазанами. Прекрасный работник и настоящий трудяга, он пришел ко мне после того, как сцепился со старшим садовником, у которого в подчинении было еще пятеро таких. Я сразу по достоинству оценил Дугала и постарался приспособиться к его крутому нраву. Он любил меня за то, что я истинный шотландец, хотя и скрывающийся под ирландским именем. Теперь я знал наверняка, что он никогда меня не оставит. И уж конечно, не подведет. Действительно, не прошло и получаса, как он вручил моей жене полную корзинку спелой клубники.

А я тем временем присоединился к остальной компании, которая как раз показалась на тропинке, змеившейся по нашему лесочку.

— Скажи, Алек, почему ты называешь ее Тропой каноника? — поинтересовался Десмонд.

— Рассказывают, что прежний священник, каноник Херберт, каждый день ходил по тропинке и читал требник. Соседские фазаны тоже облюбовали тропинку. И в результате прямиком попадают на наш обеденный стол.

— Алек, а почему мисс Рэдли называет тебя хозяин?

— Дурацкая история, — рассмеялся я. — Когда Дугал еще только начинал здесь работать, он собирался накрыть малину проволочной сеткой. А я сказал «нет». И у меня был весомый аргумент, который я выложил ему на хорошем шотландском диалекте: «Не забывай, Дугал, что хозяин здесь я». Нэн присутствовала при нашем разговоре и сочла это весьма забавным. С тех пор она величает меня только так и никак иначе. Само собой, на следующий год Дугал уговорил меня поставить сетку, и был совершенно прав. Он отличный парень.

— Мисс Рэдли — тоже отличная девушка, — с тоской в голосе заметил Десмонд.

Когда мы вернулись в дом, ланч уже был готов. Мы сидели в залитой солнечным светом столовой и за обе щеки уплетали «Императорский» омлет, который приготовила нам Софи, и роскошный салат из только что сорванных овощей. Затем нам подали клубнику со свежими сливками, доставленными с соседней фермы. Сливки были просто пальчики оближешь! Завершил ланч прекрасный кофе.

Как ни странно, застольная беседа не клеилась, и мне теперь стало совершенно очевидно, что и моя жена, и моя секретарша явно не расположены к Десмонду, а он, бедняга, почувствовав напряженность, наоборот, вовсю старался им угодить.

Когда мы встали из-за стола, Десмонд вопросительно посмотрел на Нэн.

— Мисс Рэдли, если вы расположены немножко пройтись, не покажете ли мне меловые холмы?

Она посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

— Мистер Фицджеральд, у меня ни минутки свободной. Но если вы выйдете из ворот, повернете налево и пойдете прямо, через две минуты будете на холмах.

— Благодарю, — вежливо ответил Десмонд. — Алек, отпустишь меня на часок?

— Конечно, дорогой. Гуляй себе на здоровье, только к трем, пожалуйста, возвращайся.

Когда Десмонд ушел, я сказал своим дамам:

— Очень некрасиво. Вы откровенно его третируете. Относитесь к нему, как к парии. В чем дело?

— Что-то с ним не так, дорогой, — ответила моя жена. — У него какой-то надлом в душе.

Я вопросительно посмотрел на Нэн, которая тут же сказала извиняющимся тоном:

— Я согласна с мамочкой. И еще меня раздражают эти его китайские церемонии. Всякие там расшаркивания и целование ручек.