Время Анны Комниной - Андрей Юрьевич Митрофанов

в вендельскую эпоху (VI–VIII века), под влиянием тактики позднеримского легиона, описанной Вегецием, и применявшейся франками в эпоху Меровингов.

Влияние римского военного искусства на военное искусство северных германцев в поздней Античности представляет собой доказанный факт. Примером такого влияния служит эволюция германских шлемов вендельской эпохи, восходящих к шлемам позднеримской армии. Почему же «скъяльборг» не мог дожить до 1080-х годов? Если вернуться в XI век и вспомнить Ковер из Байе, то можно предположить, что в битве при Диррахии пешие варяги отбили атаку норманнов, построившись в «скъяльборг». Затем они нарушили строй и пошли в атаку, поддавшись притворному отступлению конных норманнских рыцарей, подобно англосаксам Гарольда в битве при Гастингсе, после чего были контратакованы конными рыцарями и разбиты. Однако подобное литературное представление о битве при Диррахии, навеянное любовью к викингам и скандинавским сагам – и, вроде бы, подтвержденное рассказом Анны Комниной и созерцанием Ковра из Байе, – в действительности не выдерживает никакой критики.

Во-первых, хорошо известно, что норманны и франки к 1081 году воевали на конях достаточно давно. Боевой конь, по существу, был главным видом оружия норманнских и французских рыцарей, которые после 1066 года распространили передовую для своего времени тактику конного боя на своих новых вассалов в Англии. Лангобарды – итальянские подданные Роберта, были хорошо знакомы с традициями верховой езды благодаря длительному кочеванию их предков вместе с гуннами по степям Паннонии, при этом они обладали первоклассной кавалерией со времен Албоина и завоевания Италии (568 год). Разбить конных норманнов и лангобардов из отряда Амико, преследовать их, загнать часть из них в море, спровоцировать отчаянную доблесть Гаиты, а потом вклиниться в боевые порядки главных сил Роберта пешие варяги никак не могли в силу неизбежных физических ограничений маневра, которые испытывает тяжелая пехота в плотном строю. Подобные маневры варягов были возможны лишь тогда, когда варяги, как и их враги норманны и лангобарды, вели конный бой.

Общеизвестным фактом является то, что в конном бою сшибка и рубка – явления достаточно редкие. Чаще всего при сближении двух атакующих отрядов конницы одна из сторон теряет строй и поворачивает назад в решающий момент, не дожидаясь сшибки. Это связано в первую очередь с тем, что лошадь – животное стадное. Стоит какой-то из лошадей заволноваться, испугаться, шарахнуться в сторону, столкнуться с соседом – и строй нарушается. В такой момент важнейшим условием сохранения кавалерийского подразделения является быстрое отступление, быстрый отрыв от неприятеля, дабы затем перестроиться, собрать распылившуюся конницу и атаковать вновь. В силу данного обстоятельства любое кавалерийское подразделение несет наибольшие потери вовсе не в ходе сшибки и рубки, подобно пехоте, а в результате преследования конными массами противника. Нечто подобное, вероятно, и произошло в тот момент, когда варяги контратаковали норманнов и лангобардов Амико, потому что варяги на самом деле атаковали неприятеля на конях с большими щитами и копьями. Нет ничего удивительного в том, что варяги применили против норманнов и лангобардов новейшую тактику атаки в конном строю, опрокинули врага и пустились в преследование. Заимствование военных новинок в Средние века происходило очень быстро, если эти военные новинки были по-настоящему эффективны. Варяги заимствовали у норманнов конную тактику точно так же, как норманны заимствовали до этого осадную тактику у византийцев в южной Италии.

Часть отступающих норманнов действительно оказалась прижата к морю конными варягами, а часть откатилась к главным силам Роберта. Тактика притворного отступления, характерная для степных кочевников – сельджуков, печенегов и половцев, – была известна норманнским рыцарям и успешно ими применялась. Однако поведение Гаиты свидетельствует о том, что отступление отряда Амико было настоящим бегством.

Во-вторых, «скъяльборг» – тактический прием скандинавской и англосаксонской пехоты, господствовавший в Британии в эпоху викингов – уже продемонстрировал свою полную неэффективность и несоответствие времени в битве при Гастингсе в 1066 году. Об этом знали не только ветераны Вильгельма Завоевателя и Гарольда, но и широкое общественное мнение в Нормандии и Англии, в том числе благодаря созданию Ковра из Байе. Трудно представить себе, что варяги из гвардии византийского императора, имевшие опыт длительных войн с конными кочевниками, знавшие не понаслышке о причинах поражения Гарольда при Гастингсе, почему-то вдруг в битве при Диррахии слепо воспроизвели устаревшую уже к 1066 году тактику ополчения англосаксонских хускарлов.

Пассаж Анны Комниной о спешивании варягов – как, вероятно, и ее рассказ об участии в битве пехоты вообще – скорее всего можно объяснить влиянием античных литературных штампов. Анна Комнина прекрасно знала Гомера и волей-неволей пыталась о современных сражениях рассказывать языком Гомера[322] и используя его образы, или, в лучшем случае, вспоминая парады пеших скутатов по площадям Константинополя, в которых действительно могли принимать участия спешившиеся подразделения варяжской гвардии. Для исследователя, знакомого с реальным военным делом в Европе и на Востоке XI–XII веков, очевидно, что всякий раз, когда литературные источники того времени сообщают о пехоте, под пехотой подразумеваются либо нестроевые хозяйственные части, не принимающие участия в бою, либо конница. Именно так и обстоит дело с реальным участием варяжской гвардии в битве при Диррахии. Анна Комнина, рассказывая о конной битве при Диррахии, употребляет античный термин «фаланга», который также не должен вводить читателя в заблуждение, вызывая ненужные ассоциации с македонскими гоплитами времен сражений при Киноскефалах и при Пидне. Анна под фалангой всегда подразумевает построение латной конницы, готовой к бою.

Роберт бросил всех своих рыцарей в атаку сомкнутым строем и прорвал фронт византийской армии, разрезав ее на части. В схватке пал Константий Дука, брат бывшего императора Михаила VII Парапинака. Погибли также Никифор Синадин, Никифор Палеолог, отец Георгия, стратига Диррахия, упоминавшийся еще Никифором Вриеннием, и многие знатные воины. По свидетельству Лупа Протоспафария, Алексей Комнин потерял в этот день до шести тысяч человек. Сам император Алексей был атакован тремя рыцарями – Амико, Петром Алифой и еще одним неназванным норманном. Под одним из нападающих конь отпрянул в сторону, и копье прошло мимо императора. У другого нападающего Алексей мечем выбил копье и отсек ему руку, наконец, третий нападающий промчался мимо. Алексей откинулся назад, на круп коня, и меч норманнского рыцаря лишь только сбил шлем с головы императора, но не причинил ему никакого вреда. Как повествует Анна Комнина, отряд сельджуков, служивших в войске Алексея, был к этому моменту совершенно разбит, а сербский князь Константин Бодин, струсив, бежал со своим отрядом с поля боя, даже не вступив в схватку с противником. В руки Роберта попала палатка императора, располагавшаяся возле церкви святого Николая. Роберт остался возле палатки, чтобы не допустить расхищения ее содержимого, отправив самых доблестных рыцарей в преследование и приказав им