Дежурный по континенту - Олег Горяйнов

На полянке убогих размеров – какие-нибудь три на три метра – разместилось всё воинство лейтенанта Канады: семь человек плюс два подошедших командира. Солдаты предчувствовали заварушку: присев на ящики с ракетами, они поглаживали короткоствольные карабины, ощупывали дополнительный боекомплект, проверяли, легко ли выходят ножи из ножен. Крайтон лично ни с кем воевать не собирался. Не царское это дело. Он сел на камень, привалился спиной к дереву и мгновенно заснул.

Через некоторое время Канада потряс его за плечо.

– Ну, что там? – бодро спросил резидент ЦРУ.

– Там три человека, сэр. Вооружены.

– Да? – удивился Крайтон. – И что им там надо?

– Похоже, то же самое, что и нам, сэр.

– Как это?

– Они ставят там наблюдательный пост, сэр.

– Н-да… Скажите лейтенант, а нельзя ли их как-нибудь… того?..

– Не хотелось бы поднимать шум прежде времени, сэр.

– А как-нибудь без шума?

– В ножи?

– Ну да. Что я вас буду учить…

– Попробовать можно.

– Так попробуйте.

– Слушаюсь, сэр.

– Лейтенант!

– Сэр?

– По возможности одного из них возьмите живьём, о’кей?

– Сделаем, – серьёзно ответил Канада.

Профессионализм – страшная сила, подумал Крайтон, глядя, как лейтенант отдаёт короткие распоряжения своим солдатам. Не удивительно, что убить человека становится год от году всё дороже…

Двое остались при ящиках, остальные во главе с лейтенантом растворились в джунглях. До рассвета оставалось чуть более часа.

Последним, что в своей дурной и несчастной жизни услышала толстуха Магдалина, был короткий и звучный треск, произошедший в результате соприкосновения наспех вырезанной из эвкалиптового чурбака дубинки и железного черепа боевого соратника Магдалины, бедового парня Побрезио. Прежде чем она успела о чём-то подумать, её правая рука метнулась к флажку на цевье, а левая развернула автомат в сторону неожиданного треска. Но было поздно. Чья-то чёрная ладонь взяла её за хлебало, и в спину чуть повыше поясницы, разрывая ткань, легко и непринуждённо вошло широкое холодное лезвие, которое тут же раскалилось до немыслимых температур, взорвалось внутри кричащего тела как вулкан, растерзало печень и упёрлось в ребро. Дыхание её прекратилось. Какие-то красные пятна на белом закружились и сфокусировались в черепичные крыши на фоне снегов. Запахло коровами и фиалками. Гномы в длинных жёлтых колпаках зафендячили на дудках “Ночную серенаду”. Прямо из джунглей выросла белая гора Юнгефрау с дурацким тоннелем, по которому бегали красные вагончики, полные кретинов с лыжами в обнимку, и мамахен протянула к непутевой дочке толстые руки. Bitte, сказала мамахен. Bitte schön. Все собрались и ждут.

Крайтон посветил фонариком в физиономию покойницы, и у него отвисла челюсть.

– Мать моя женщина! – сказал он. – Это же Магдалина. Террористка из «Съело Негро»!..

Призрак Лэнгли явственно замаячил перед ним как тень отца Гамлета.

– Я думаю, здесь получше будет место для наблюдения, сэр! – сказал лейтенант Канада. – Я дам команду поднести снаряжение сюда, о’кей?

– О’кей, о’кей, лейтенант. Тащите что хотите. Только поставьте внизу человека. Не исключено, что к ним кто-нибудь подтянется.

– Уже поставил, сэр. Двоих. Заодно они присмотрят за третьим из этой компании, который еще не очухался.

Билл Крайтон направил фонарик в лицо второго трупа. Этого типа он не знал. Молодая поросль.

Светало.

Побрезио очнулся, когда солнце над Сьерра-Мадре уже сверкало вовсю. В зарослях заливались пичуги. Калган трещал и пульсировал как престарелая шлюха в оргазме. Руки за спиной были связаны по самые локти. Рот распялила засунутая туда огромная эвкалиптовая шишка. В метре от Побрезио сидел на траве весь перемазанный маскировочной краской мужик с автоматом и, не отрываясь, глядел в его лицо.

Побрезио поднял брови и издал нечленораздельный звук, означавший: вынь, к дьяволу, из моей пасти эту грёбаную шишку. Раскрашенный мужик повернулся и квакнул что-то по-английски.

Гринго, удивился Побрезио. Откуда здесь гринго?

Он перевел взгляд дальше и в пяти метрах за спиной первого увидел второго такого же. Этот второй поднялся с травы, наставил на Побрезио свой “хеклер-и-кох” и сделал губами так:

– Пух!

Первый тихо засмеялся. В смехе его не было ни грамма веселия.

Второй перекинул автомат за спину и полез наверх. Через секунду он исчез в джунглях, только лианы некоторое время качались ему вслед.

Похоже, я влип, подумал Побрезио. Ох и влип же. А где толстуха, Хуанито? Их уже актировали? Значит, и меня актируют вслед за ними. Только спросят кое о чём. Ну, пускай спрашивают. Тут их ждет сильное разочарование. Хорошо, Аркадио с нами сюда не пошёл. Он парень молодой, ему ещё жить да жить.

Гринго по-прежнему смотрел на него не отрываясь. Жалко, так и не трахнул толстуху, вздохнул Побрезио. Какая жопа бесследно пропала для человечества. Небось, в своем лесбиянском раю уже вовсю барахтается, подлюка, с ангелицами… Хотя кто её пустит в рай…

Гринго что-то спросил у пленника на своём собачьем языке. Побрезио мучительно промычал, показывая глазами на эвкалиптовую шишку у себя во рту. Только вынь, говорили его глаза. У меня есть, что тебе сказать, козёл разукрашенный…

Съеле Негре конец, понял Побрезио. Я был последний. Маленькой Агате, судя по присутствию здесь этих перемазанных зелёным говном ребят, дожить до сегодняшнего вечера тоже не суждено. Эко нас всех – подчистую, а?.. Все началось со смерти Октября и вылилось в то, что инструктор по подрывному делу называл “цепная реакция”. Нет, всё началось с выстрела этой дуры Агаты, когда она подстрелила в центре Маньяна-сити diplomato ruso… Один маленький выстрел – и пошло-поехало… Эх, сколько же проблем из-за одной маленькой сучки!..

Гринго достал из наплечного кармана две пластинки бабл-гама. Одну предложил Побрезио. Тот, недоумевая, скосил глаза на яркую обертку. Гринго хрипло захохотал полушепотом и спрятал лишнюю пластинку обратно в карман. Свою же развернул и засунул в рот. Обертку аккуратно убрал всё в тот же карман.

Шутник, culo, без всякой злобы подумал Побрезио. Шути, паршивец, твоя взяла.

Гринго выдул изо рта пузырь, но хлопать не стал, тихонько спустил его обратно. Выдул ещё один.

Ну что ты так на меня уставился, говённый гринго? Любуешься мной как турист фреской, твою мать, Сикейроса. Не видел человека с эвкалиптовой шишкой во рту?

Гринго продолжал надувать пузыри из своей грёбаной жвачки, пока один из этих пузырей не получился почему-то грязно-розового цвета. Вот говно какое, совсем расстроился Побрезио. Что за цирк ты мне тут устраиваешь, вонючка, мысленно простонал он, увидев, что гринго зачем-то закатил глаза так, что на грязной морде остались одни белки. Cretino.

Гринго упал на спину. Его ноги в высоких шнурованных ботинках дёрнулись и вытянулись. Из травы за его спиной поднялся Аркадио и подошёл к своему боевому компаньеро.

Первым делом он, оглянувшись по сторонам, вытащил шишку изо рта большого парня. Побрезио принялся отплёвываться.

– Тихо, тихо, брат, – прошептал Аркадио, потянувшись за ножом поверженного гринго. – Быстро смываемся отсюда на хрен.

Он перерезал веревки. Побрезио пару раз взмахнул онемевшими руками, чтобы восстановить чувствительность, затем снял с убитого автомат.

– Пойдём, пойдём, брат, – сказал Аркадио. – Они сейчас вернутся. Второй побежал за командиром.

– Сейчас, – сказал Побрезио.

Он нагнулся к мёртвому американцу, расстегнул карман на плече его комбинезона, достал оттуда ту самую пластинку бабл-гама, развернул и положил себе в рот. Пристально глядя в измазанную жвачкой рожу, он попытался надуть пузырь, но у него ничего не получилось.

– Пойдём, пойдём, – торопил его Аркадио. – Они сейчас сюда вернутся.

Побрезио пожал плечами, плюнул жвачкой в американца, и они с товарищем побежали вниз по склону. Ну, насколько позволял рельеф и джунгли.

Глава 37. Последний гешефт полковника Бурлака

Сенобио Реституто, член маньянской коммунистической партии с пятьдесят второго года, тощий и морщинистый, как сушёная жопа, вошёл, помахивая холщовой сумкой, в пустой туалет рынка возле Пласа Нуэво и заперся, как ему было сказано, в третьей слева кабинке, с удовлетворением отметив, что вторая уже занята. Легонько стукнув два раза синим ногтем в фанерную перегородку, он получил в ответ три таких же еле слышных щелчка и подсунул под перегородку свою сумку. У старика Сенобио было легко на сердце, как от песни веселой: чуть не четыре сотни навару нынче прибавится к его пенсионерскому бюджету, скудному как слеза тореадора, чуть не четыре сотни за сравнительно небольшой риск, потому что разве это риск – донести до Пласа Нуэва небольшую пушечку с тремя запасными магазинами и кое-что ещё в мешочке?.. Практически никакого риска в этом не было. Даже если бы вдруг ни с того ни с сего и остановил его какой-нибудь ретивый полицейский олух, даже если бы залез к нему в сумку – что с того? Кто же посадит на казённые харчи семидесятилетнего старика? Кому это нужно в стране Маньяне? Да и вообще – кого особенно удивишь в этой стране пушкой с патронами?