Бремя живых - Василий Звягинцев

Татьяна поняла, подала и бутылку, и черненую серебряную стопку.

— Спасибо, Таня. Присядь со мной. Разговор есть.

И тут же она напряглась, Вадим это даже не увидел, а почувствовал.

Ничего не сказал, только улыбнулся как можно дружелюбнее.

Девушка подошла и села. Очень грамотно, кстати. В полном соответствии с психологической теорией, гласящей, что для доверительного разговора люди должны находиться рядом, но через угол стола. Причем собеседник, считающий себя ниже, садится слева от доминирующего, пусть и правое место свободно.

Так все и получилось.

После того утреннего разговора на израильской погранзаставе другого случая пообщаться наедине у них не представилось. Все время на людях, и в основном по делу, только за общим столом иногда обменивались шутками или не очень много значащими фразами. Это неявное отчуждение началось, безусловно, после случая с умиравшим чеченцем, когда Татьяна подала Ляхову неизвестно откуда взявшуюся ампулу со слишком концентрированным адреналином. В полевых комплектах общего назначения Ляхов никогда не встречал 1 %-ный адреналин. Конечно, можно допустить, что неизвестный врач или военфельдшер «той» армии положил в сумку коробку с ампулами в каких-то собственных целях, но очень маловероятно, чтобы именно эта сумка подвернулась под руку в столь критический, можно сказать, судьбоносный момент.

А что тут судьбоносного, если задуматься? Ну, прожил бы Гериев на полчаса дольше, что бы он такого уж важного сказал? Насчет покойников успел предостеречь, пусть и не слишком понятно. Но насторожиться заставил, отчего они и не попались врасплох при ночном нападении. Спасибо ему…

И не мог Вадим всерьез предположить у обычной девушки такой силы предвидения, такой быстрой реакции, чтобы в считаные секунды оценить обстановку, принять единственно верное решение, исходя из имевшихся возможностей.

Разве только — никаких решений она самостоятельно не принимала, действовала в качестве чьего-то нерассуждающего инструмента.

Ляхов и ей налил до края приличного объема рюмку.

— Пора ведь побеседовать, как ты считаешь? — отпил глоток ликера, посмаковал, размазывая языком по нёбу. Ощутил, как жгучая сладость проникает в глубь слизистой, вонзается во вкусовые сосочки.

— О чем? — Татьяна вертела ножку рюмки в пальцах, но к губам не подносила.

— Да мало ли. Я, понимаешь ты, стихийный психолог, да еще человек с богатым от природы воображением, наблюдаю за тобой с самого начала, присматриваюсь. Как только Сергей нас познакомил, вашу чертовски романтическую историю изложил. С детства трогательные мелодрамы обожаю. И ты мне сразу понравилась. Красивая женщина, умная, да еще и малознакомый мне типаж, я северянин, с кубанскими казачками вблизи не сталкивался…

Татьяна слушала его внимательно, не пытаясь перебивать, с нейтральным выражением лица, которое Вадим отметил еще при первой встрече, на веранде в коттедже Тарханова. Ему тогда же и показалось, что в глубине души ей глубоко безразличны люди, с которыми приходится общаться.

Вдруг неожиданно ярко вспомнилось ее обнаженное тело, случайно увиденное через щель в занавеске. Майины прелести по сравнению с ней выглядели попроще. Интересно, а в постели с Сергеем или с кем-нибудь еще она тоже ухитряется сохранять эту ленивую невозмутимость? Или превращается в вулкан страстей?

Давным-давно он понял, что сам по себе процесс вызывает у него гораздо меньше интереса, чем поведение партнерши во время этого процесса. Отчего ему так по душе пришлась непредсказуемая и раскованная Майя. Но таких подруг, как Татьяна, у него пока еще не было.

По проблеску в ее серо-зеленых глазах Ляхов понял, что девушка на гормональном уровне уловила этот посыл.

Пожалуй, пожелай он проявить активность, больших возражений со стороны Татьяны не последовало бы. С чисто научной точки зрения — интересно. Но не здесь же и не сейчас.

— И сразу у меня возникла целая цепочка вопросов. Дурацких, по преимуществу, поскольку сам великолепно знаю, что случайности совершенно не рационализируемы и даже серия невероятных совпадений отнюдь не повышает их общую невероятность… Как, например, двадцать выпадений подряд одной и той же цифры в рулетке…

— Ты собираешься излагать мне теорию вероятностей или все же сказать нечто конкретное? — слегка улыбнулась Татьяна. Похоже, она начала успокаиваться, да и мысль о том, что она сумела вызвать у Ляхова вожделение, способствовала подъему настроения.

— Скажу, не торопись. А ликерчик все же попробуй, зря, что ли, монахи старались? Так вот. Несмотря на вышесказанное, ваша история не давала мне покоя. Потому что еще до нее мы с Сергеем проигрывали варианты касающихся нас с ним невероятностей. А тут вдруг — ты!

— А что — я? Согласна, выйти в Цветник поздним вечером и встретить там господина Тарханова-Неверова через целых десять лет — удивительно. Но и только. Мы ведь любили друг друга когда-то, пусть не настолько, чтобы пожениться, но тем не менее. Он — подходящий мне типаж мужчины, я — девушка его мечты, образца 1995 года. Не буду жеманничать, тогда у нас все получалось великолепно. Соответственно и на этот раз нас потянуло… У меня были сложные жизненные обстоятельства, и, увидев Сергея (Арсения), я подумала, что встреча со столь похожим на старого друга человеком… Нет, даже если не судьба, то некий знак… Грубо говоря…

Катер вдруг резко рыскнул на курсе, волна гулко ударила в правую скулу, стрелка креномера метнулась к двадцати градусам. Кофе выплеснулся на стол, Вадим едва успел поймать чашку, вознамерившуюся изобразить из себя хоккейную шайбу.

Татьяна вскрикнула, Ляхов, не сдержавшись, матернулся.

Сдернул со стены трубку прямой связи.

— На вахте, за компасом следить!

Репетир показывал, что «Сердитый» уклонился от рекомендованного курса на целых двенадцать градусов к зюйду и, естественно, поймал волну лагом.

— Есть, командир! Зевнул, виноват. — Тарханов не стал оправдываться и ссылаться на неправильную волну и ветер. Это хорошо.

А волнение и вправду резко усилилось. Баллов до пяти.

Тут и сам Ляхов виноват, не предупредил вахту, что остров Кипр перестал заслонять их от ветров, стекающих к морю с вершин хребта Тавр. В лоции, кстати, об этом упоминалось.

— Бывает. Возьми сразу двадцать к норду, на волну посматривай. Вразрез иди. Если ветер будет крепчать — поднимусь на мостик.

— Есть, командир!

— Надо было тебе в морское училище поступать, — без тени лести сказала Татьяна, когда катер выровнялся на курсе и даже слегка прибавил ход.

— Упаси бог. Для развлечения — хорошо, а всю жизнь так — увольте.

Он допил то, что уцелело в кружке, трубку набивать не стал, взял сигарету из коробки в центре стола.

— И мне тоже… — на памяти Ляхова Татьяна закуривала четвертый или пятый раз. Но видно было, что раньше курила много, это легко определить по манере держать сигарету, затягиваться, выпускать дым.

— Так о чем мы? Ну да, я решила, что если этот человек проявит хоть малейшую настойчивость, я соглашусь. Пусть «курортный роман», на неделю, две — все равно. Мне это было очень нужно тогда. Видишь, я сейчас с тобой скорее как с врачом говорю, чем с другом моего «мужа»…

— И правильно. Я примерно это и имел в виду. Продолжай, да.

— Получилось несколько иначе. Налет бандитов, бой в гостинице, признание Сергея, предложение поехать с ним… Это ведь сумасшествие, согласись, бросить все, работу, дом, очертя голову, не зная куда, зачем…

— Или — не сумасшествие. А расчет. Причем — не твой. Посмотри, как интересно складывается. Сергей ушел в отпуск, он не обязан был вообще ехать в Пятигорск, но поехал. Поучаствовал в деле, которое не хуже сделали бы и без него. Зато успел вообразить, что в городе юности его ждет некое романтическое приключение. И тем вечером отправился на поиски именно его. Допускаю, что, не встретив тебя, он снял бы любую симпатичную девушку, которых полно отирается возле дорогих ресторанов и интуровских гостиниц. Однако он тебя встретил.

Ляхов не обратил внимания на протестующий жест руки с зажатой между пальцами сигаретой.

— Он тебя встретил. Уехал со своей командой, потом вернулся. К тебе… За тобой ли — пока неизвестно. Потом — налет бандитов и бой. Как там было и что — тебе виднее, я не присутствовал. Но! Если бы не факт знакомства с тобой, он бы в город не вернулся. Некому было бы освободить «Бристоль» и тебя. Нам бы в руки наверняка не попал Фарид. Не случилось бы то, что случилось в Москве со мной и Майей. Мы не поехали бы с вами на рыбалку, с которой нас выдернул Чекменев для своего с Маштаковым эксперимента. Мы не оказались бы здесь. Не встретили бы чеченца Гериева, который предупредил нас о покойниках. И ты не помогла бы ему раньше времени уйти в мир иной. Возникает вопрос — зачем?