Гремящий перевал - Константин Павлов

Осунувшееся, повзрослевшее лицо. Седые пряди в рыжих волосах. Она изменилась — но что-то в ней осталось прежним, узнаваемым…

Услышать бы теперь, как она смеется.

— Аймус?

Ведро с могильным звоном упало на булыжники мостовой. Ее лицо исказилось от ужаса, худая ладонь закрыла исказившийся в истерике рот. Я слишком поздно понял, что мой воротник сбился при ходьбе и уже не прикрывал лицо. Развернувшись, она бросилась бежать.

Я остался стоять на коленях посреди заплеванной мостовой. Оглушенный. Раздавленный. В ту секунду мне смертельно захотелось выпить самому тот яд, что я должен был вылить в колодец…

О чем я думал? Что она бросится мне на шею?

Но она же вспомнила меня! Узнала…

И что с того? Люди меняются. В детстве мы готовы погладить бешеную собаку. Или считать смешным уродливого большеротого орка…

Я поднялся с колен. Сознание было абсолютно ясным, силы вернулись ко мне.

Да, она изменилась. А я, к сожалению, остался прежним…

Я шел к колодцу. Быстрым пружинистым шагом.

Не думать. Не сомневаться.

Я — оружие. Без прошлого, без эмоций. У меня есть цель… И я не предам своего Императора. Несколько шагов до колодца — и воля Демосфена будет исполнена.

Я просто чуть-чуть сбавлю шаг. Совсем немного. Спешка в нашем деле — смертельно опасная вещь. Зачем бежать? Шаг за шагом… Не спеша — вот так. Я не пытаюсь уклониться от своей цели, просто позволю себе слегка помедлить… Немного.

Один шаг до колодца. Или два маленьких. С остановками…

Да где же этот чертов патруль?! Я тут плетусь, как пьяный гном, — ни от кого не прячась! Я иду к своей цели. Медленно — но иду…

— Стой!

Стражники — двое. Мне нужны доли секунды, чтобы вылить яд в колодец. Но вместо этого я поворачиваюсь к ним — и улыбаюсь. Вдох ужаса, их лица испуганы… Ах да, я же так и не поправил воротник! Покорнейше прошу простить… Один, что помоложе, нервно вскидывает арбалет, нажимает на спусковой крючок.

От удара в грудь меня отбрасывает к колодцу. Я опускаю глаза — но вместо арбалетного болта вижу торчащую из груди гоблинскую стрелу…

Странно… Ведь маленький уродец промахнулся!

Или нет?

Опять эта чертова усталость… Мысли путаются, темнеет в глазах…

Что я здесь делаю? Чью волю исполняю?!

Стражники не решались приблизиться ко мне — первый торопился натянуть арбалет снова, второй обнажил меч… Не до них. Я коснулся рукой лица — и отшатнулся от собственной ладони. От ладони гниющего мертвеца.

Ужас озарения обжег мое тело.

Я почувствовал Ее взгляд — Той, что вела меня эти дни. Ласковый шепот: «Не думай». Ее шепот. Полный тоскливой нежности вздох: «Не сомневайся». От Ее взгляда хотелось рвать свою плоть и визжать… Ей невозможно было сопротивляться…

Мое разлагающееся тело нависло над колодцем. В воде колыхалось отражение — покрытое струпьями лицо мертвеца. Я должен был отравить колодец. Я и был отравой…

Нет. Твоя власть надо мной слабеет… Арбалет стражника ускорил разложение. Еще немного, и Твои нити перестанут держать меня. Твой жуткий взгляд бледнеет, его закрывает пелена сладкого забытья…

Второй толчок. Нет! Только не сейчас… Меня едва не сбросило в колодец. Арбалетный болт пробил плечо насквозь. Мне удалось удержаться, но капли моей гниющей отравленной крови сорвались вниз… Я пытался остановить их, поймать своими непослушными пальцами — яд переполнял мои ладони и стекал в коло…

Губы Мортис скривились в усмешке. Погибший в стычке с гоблинами шпион Демосфена был ценным подарком судьбы. Часть души еще теплилась в уже мертвом теле, когда Мортис обратила на него свой взор. Слишком мало, чтобы сопротивляться темным чарам, но достаточно, чтобы после обращения не превратиться в тупой ходячий кусок плоти. Его навыки пришлись как никогда кстати… Неприступная ханнерия была серьезной преградой на Ее пути. Пока Мортис не направила против Демосфена его же собственного раба!

Вот только все чуть было не сорвалось — из-за какой-то человеческой женщины… Жалкие, ничтожные смертные, они не понимают, насколько кощунственна сама мысль о том, что они могут любить! Этим тварям не знакомо истинное чувство…

Галлеан, мое счастливое безумие, моя тоска, моя боль, моя единственная страсть… Только нам с тобой дано познать это…

Как невыносимо ждать Тебя!!

Мортис содрогнулась от приступа ярости — мерзкие порождения Бетрезена задерживают Ее, оттягивают момент встречи с Любимым!

Еще несколько дней — ослабевшие защитники ханнерии не смогут долго держать оборону. Ее войска ворвутся в отравленный город, и на смертных обрушится вся ненависть Мортис!

Будет сделан еще один шаг к Ее цели… Еще один шаг к Нему…

Иван Ситников

ЖИТИЕ АРХАНГЕЛА

Рыцарь Мениджер откровенно скучал. Нет, в принципе, все в окружающем мире его устраивало; даже возможные козни Бетрезена, коими так любили пугать жителей Империи высокомерные священники, казались Мениджеру не более чем хорошим поводом показать свою удаль и бесстрашие. Ничем другим, к своему огромному сожалению, он не обладал. Состояние рыцаря таяло на глазах; замок опустел, доспехи поизносились, а тугой кошель, в добрые времена доверху наполненный золотом, изрядно прохудился и уже не так приятно оттягивал ремень, как ранее, а уныло болтался на поясе, более всего напоминая полупустой кисет с табаком зеленокожего гоблина. И, тем не менее, в жилах Мениджера текла благородная кровь. Потомок славного рода, корнями уходившего к предкам нынешнего правителя Империи, он всегда мог рассчитывать на теплый прием при дворе, а его популярность среди хорошеньких простолюдинок превышала все мыслимые пределы, чем сэр Мениджер пользовался охотно и неоднократно.

— Так вот, Акулинио, — рыцарь слегка натянул узду. — Вон та деревенька и является целью нашего путешествия, ибо только в ней живут самые прекрасные селянки мира, а в частности милая Зимиральда, с коей сегодня ночью я собираюсь вдоволь натешиться. Вкусить, так сказать, услад плотских и душевных.

— Что сказал, господин? — Оруженосец Акулинио, никак не мог привыкнуть к манере сэра Мениджера изъясняться пространно и витиевато.

— Девка здесь живет, — рыцарь, нахмурившись, перешел на нормальный язык. — Ты, Акулинио, уже второй год при мне, а благородство речи никак перенять не можешь.

Оруженосец лишь пожал плечами:

— Какое, к дьяволу, благородство. Вот как двинет на Империю свои Легионы проклятых Бетрезен, тут уж ни до какого благородства дела не будет. Я намедни слыхал, как старейшие говорили: «Вернется падший ангел на пылающем скакуне, предаст проклятию земли, и отравленная почва породит тварей и демонов».