Забытая сестра, или Письмо на чужое имя - Диана Чемберлен

Я сняла крышку и увидела, что коробка битком набита папками. Опять же эти папки были подписаны рукой мамы, и от этого мое сердце сжалось. Я нашла файл с отчетами об академической успеваемости. Наши с Дэнни отчеты были обычными, напечатанными на компьютере, а форма отчета Лизы была заполнена маминым почерком, подобные формы, должно быть, использовались при домашнем обучении. Судя по моему отчету начальной школы, я была образцовой ученицей. А у Дэнни дела шли намного хуже. Теперь я видела его детство совсем в ином свете, и как школьный психолог могла сказать, что ему пришлось очень нелегко из-за того, что ему постоянно лгали родители и еще манипулировали им. Вред бывает разный, сказал он мне как-то.

Я прочитала комментарии его преподавателей. «Дэнни хочет быть хорошим, но ему не хватает самоконтроля, что приводит к дракам с другими учениками и плохому поведению в классе». Я прочитала отчеты только за два года, после чего засунула их обратно в коробку. Я не могла без горечи думать о брате – каково ему было знать, что сестра убила человека, притом что взрослые утверждали, что у него извращенное воображение. В коробке также лежала толстая белая папка, посвященная Лизе. Награды, которые она выиграла. Почетные сертификаты. Я просматривала содержимое этого файла и заметила заголовок следующей папки «Свидетельства о рождении». Я вспомнила, как в интернет-статье советовали посмотреть свидетельство о рождении, чтобы понять, усыновили тебя или нет. Я читала об этом несколько недель назад, а казалось, прошло уже несколько месяцев. «Проверьте свое место рождения», говорилось в статье. Из папки я достала три свидетельства о рождения. Лиза и Дэнни родились в больнице Маунт-Вернон в Александрии, штат Виргиния, но в моем свидетельстве было написано другое – «Больница Мишн, Эшвилл, штат Северная Каролина».

Я с недоумением смотрела на документ – и вспомнила про то, как увидела его в первый раз. Мне было около десяти, и я тогда спросила маму, почему я родилась в Эшвилле. «Когда ты родилась, мы с папой были в гостях у миссис Лайонс», сказала она мне. Тогда это объяснение показалось мне достаточно логичным, но сейчас выглядело странным. Я весила 3 килограмма 800 грамм при рождении. Вряд ли я была недоношенной. Мои родители тогда жили в северной Виргинии. Зачем им навещать кого-то в шести часах езды от дома, если они знали, что у мамы подходит срок? «Они нашли девочку на удочерение здесь, в Северной Каролине», – сказала Вернис.

Меня охватил ужас. Я вспомнила, как впервые встретила Кристин и как она, схватив меня за руки, воскликнула: «Ты такая красивая, правда же, мам!»

– Только не это, – прошептала я, неожиданно вдруг вспомнив, что у Кристин были такие же темные кудрявые волосы, как и у меня.

Некоторое время я продолжала изучать свое свидетельство о рождении, рассматривая вписанные в него имена моих родителей. Как бы мне хотелось, чтобы именно они были моими биологическими родителями! Но все же мне кое-что следовало выяснить… Сделать это было просто необходимо. И тогда я взяла телефон.

Когда я позвонила Дженни, та занималась составлением договора по продаже дома, но, услышав, что мой голос дрожит, пообещала, что приедет сразу, как только закончит. Весь следующий час я измельчала старые отцовские коммунальные и медицинские счета и была очень рада, что работа не требовала умственных усилий. Дело шло очень медленно, и поэтому к тому моменту, как Дженни припарковала свою машину на подъездной дороге, я избавилась лишь от бумаг из одного мусорного пакета.

Открыв дверь, я босиком вышла на крыльцо и стала ждать, пока Дженни покинет машину. Она захлопнула дверцу и направилась по тротуару ко мне навстречу, при этом ее белая блузка словно светилась в темноте.

– Что случилось? – спросила она, прикрываясь рукой от света фонаря на крыльце. – По телефону мне показалось, ты чем-то расстроена?

Я молча села на верхнюю ступеньку, и Дженни, поднявшись на крыльцо, последовала моему примеру.

– Что-то не так? – спросила она.

– Я нашла копию своего свидетельства о рождении, – сказала я, взглянув ей прямо в глаза. – Только говорите правду, Дженни. Кристин – моя мать? Вы моя бабушка?

Она широко раскрыла глаза.

– Нет! – воскликнула она. – Конечно же нет! С чего тебе взбрело это в голову?

– Не надо мне лгать! – отрезала я. – Я не перенесу… еще больше лжи и обмана.

– О чем ты?

– Я родилась в Эшвилле, – повторила я. – Я об этом совсем забыла, но сейчас нашла копию своего свидетельства о рождении. Вернис сказала, что мои родители нашли ребенка на удочерение в Северной Каролине. Как вы объясните тот факт, что я родилась в Эшвилле, в то время как моя семья жила в Виргинии?

Направив взгляд в темный двор, Дженни заговорила не сразу.

– Кристин покинула дом, когда ей было семнадцать, – наконец промолвила она. – Когда ты родилась, она жила в Амстердаме и скорее всего была настолько обкуренной, что не помнила собственного имени. Она всего несколько лет не употребляет наркотики. Поэтому ей так важна ее работа с распродажей. Она хочет сделать на этом карьеру. Ей это нужно.

– О, – тихо сказала я, понимая, что Дженни поделилась со мной чем-то таким, о чем ей было нелегко говорить. Но я была слишком поглощена своими мыслями, чтобы развивать эту тему. – Тогда почему в моем свидетельстве о рождении указан Эшвилл? – спросила я. В какой-то момент я даже было подумала, что, может, сама Дженни моя мать?

Она опять посмотрела куда-то в сторону и глубоко и расстроенно вздохнула.

– Лиза никогда никуда не уезжала, чтобы продолжать учиться играть на скрипке, – сказала она. – Она жила со мной в Эшвилле, потому что ждала ребенка. – Дженни повернулась ко мне, в свете фонаря ее лицо казалось мертвенно-бледным. – Тебя.

Потребовалось некоторое время, чтобы до меня дошел смысл ее слов. Было такое ощущение, что земля ушла из-под ног. Я даже схватилась за край ступеньки, на которой сидела.

– Нет, – прошептала я.

Через минуту я встала и сошла с крыльца на темный газон. Непривычно было идти по прохладной траве босиком. Я сделала несколько шагов в направлении к улице, после чего повернулась, чтобы еще раз взглянуть на дом, в котором выросла. Из окон гостиной лился золотистый свет, а резная отделка крыльца и облупившаяся желтая краска светились в темноте. Все словно плыло перед глазами. За этими стенами я прожила свою липовую жизнь.

Дженни смотрела на меня, продолжая сидеть на ступеньке, и весь вид ее говорил, что она готова в любой момент подскочить ко мне, если вдруг я начну падать. Она что-то еще говорила, но ее слова звучали так далеко, словно из соседнего города. Голова у меня гудела, и я совсем не слышала ее слов.

Опустившись на траву, я даже не сразу осознала, что ко мне подбежала Дженни. Как могли мои родители всю жизнь скрывать от меня такое? Мне лгали. Обо мне шептались. Они так и не рассказали мне всю правду.

А потом я подумала о Лизе, которая никогда даже не жила в этом доме. Сколько страха и боли она пережила. Сколько стыда и унижения. А ее карьера… Неудивительно, что качество ее игры так пострадало. Не было никакого таинственного учителя. Только таинственный ребенок. Я.

Дженни, тяжело дыша, села в своем новехоньком риелторском костюме на траву рядом со мной и положила руку мне на плечо.

– Ну как ты?

Я молча смотрела на небо. Луна и звезды затерялись в тумане.

– Никто не хотел, чтобы ты знала, – мягко промолвила она.

Я закрыла глаза и не двигалась, говорить было очень трудно.

– Что произошло? – наконец спросила я, посмотрев на нее. – Они отослали ее и сказали всем, что она занимается с неким преподавателем?

– Именно так, – кивнула Дженни. – Дэб позвонила мне в слезах и спросила, может ли Лиза остаться у меня, пока не родит. Она была так знаменита в музыкальных кругах, что Дэб и Фрэнк боялись, что на это отреагируют негативно и она погубит свою карьеру. Когда Лиза рассказала родителям, она была уже на четвертом месяце. Поначалу она была намерена отдать ребенка на усыновление, но, по мере того как приближался срок родов, она поняла, что не сможет этого сделать. Поэтому твои родители решили усыновить ребенка – тебя – сразу, как ты родилась. – Она смахнула с моей щеки прилипшую прядь. Ее прикосновение было нежным. – Лиза осталась у меня еще на пару месяцев после твоего рождения, чтобы то, что ты была ее ребенком, не казалось столь очевидным. А Стивену и всем остальным твои родители сказали, что она решила заниматься с кем-то другим.

Надо ли говорить, что я чувствовала в эти минуты, когда мне открылась вся правда? Я не могла вымолвить ни слова в ответ.

– Прости своих родителей, – негромко сказала Дженни. – Они хотели рассказать тебе правду, когда ты подрастешь, но из-за всего, что случилось с Лизой – обвинение и ее самоубийство, – они решили, что лучше тебе ничего не знать.