Надушенный рукав - Лора Роулэнд

Изящные черты лица Агэмаки застыли от потрясения. Рука дернулась ко рту.

— Похоже, племянник властителя Мацудайры, Даемон, нанял Кохэйдзи убить вашего мужа. — Сано показал Агэмаки записку, объяснил, что она, по его мнению, значит, и упомянул свидетеля, который видел, как Даемон платил актеру. Агэмаки стояла напряженная и безмолвная. Хирата, сыщики, Ибэ, Отани и солдаты наблюдали за ней в тишине. Снаружи донесся скрип шагов, кто-то шел по коридору. — Вы хотите что-нибудь сказать? — подтолкнул Сано.

— Благодарю за то, что нашли убийцу моего мужа.

Ровный голос скрывал ее мысли. Но Сано чувствовал, что

Агэмаки размышляет, можно ли ей успокоиться, раз доказана вина другого, или еще остались причины для страха.

— Теперь его дух может почить в мире.

— Не совсем, — возразил Сано. — Вначале надо свершить правосудие над людьми, ответственными за его смерть.

Агэмаки промолчала, и Сано добавил:

— Я надеялся, что вы мне поможете.

Она взглянула на него искоса, не отнимая руку ото рта. Сано видел, как она гадает, чего от нее ждут.

— Свидетель слышал ваш разговор с Кохэйдзи. Вы обещали друг другу не рассказывать о чем-то, связанном со смертью мужа. — Сано уловил, как Агэмаки с легким всхлипом затаила дыхание. — То есть вы имели отношение к убийству, за которое Даемон платил Кохэйдзи. Если он виновен, значит, виновны и вы — как его сообщница.

Сано заметил, как нахмурились сторожевые псы, пытаясь угадать, откуда и как он раздобыл свидетеля, которого пропустили они. Агэмаки уронила руку, раскрыла рот и в полнейшем смятении уставилась на Сано:

— Служанка, сбежавшая ночью… она шпионила за мной. Она работала на вас. — В голосе Агэмаки зазвучала паника. — Но я никогда не замышляла убить мужа, я не сообщница. Я не имею никакого отношения к его смерти. Мы с Кохэйдзи говорили вовсе не об этом.

— А о чем же?

Агэмаки сжала губы.

— Теперь от вашего пакта с Кохэйдзи нет никакого толка, — заявил Сано, настраивая вдову против актера в надежде, что та подтвердит вину Кохэйдзи. — Нет смысла его защищать. Думаете, он будет защищать вас, если я скажу ему, что знаю, кто убийца? — В голосе Сано звучало жалостливое презрение. — Конечно, нет. Он расскажет все, что угодно, только бы спастись. Возложит всю вину за убийство на вас. Вы пойдете на казнь, а он в это время будет тратить деньги Даемона.

Агэмаки содрогнулась, почуяв угрозу смерти.

— Зачем страдать ради Кохэйдзи? — продолжал Сано. — Скажите мне правду, и я постараюсь отнестись к вам не слишком строго.

Она глубоко, судорожно вздохнула, уступая. Страх и недоверие плескались в ее глазах, но Агэмаки кивнула. Сано объ-легченно перевел дух: наконец-то он сломал ее защиту, даже не прибегнув к насилию. Сердце забилось быстрее от мысли, что преступление почти раскрыто.

— В тот вечер я приняла снотворное, — заговорила Агэмаки. — Я всегда так делала, чтобы не мешали звуки.

Она помедлила, и Сано спросил:

— Какие звуки?

— Которые издавали Кохэйдзи и Окицу, играя в сексуальные игры с моим мужем. — Агэмаки скривилась от отвращения. — Обычно снотворное помогало уснуть, как бы громко они ни стонали. Но тогда я проснулась. И услышала их. Услышала, как хихикает эта шлюха, Окицу, как грязно и непристойно выражается Кохэйдзи, как стонет мой муж.

Актер и наложница лгали, что не видели Макино той ночью, подумал Сано. Пальцы Агэмаки скрючились. Горькое выражение ее лица подтверждало не только слова Рэйко, что вдова бешено ревновала мужа к наложнице, но и ненависть Агэмаки к Макино за его неверность и бесстыдные развлечения.

— Мне даже думать не хотелось, чем они там занимаются, но я должна была знать наверняка. Я не совладала с собой. — Голос Агэмаки дрожал. — Я встала и прокралась по коридору. Заглянула в спальню мужа через щелку. — Она со свистом выдохнула. — Увидела эту троицу. Муж и Кохэйдзи голые. На Окицу расшитое шелковое кимоно цвета слоновой кости, что купил ей мой муж. Она на четвереньках. Муж на коленях перед ней, дышит тяжело, как пес, она сосет его член, а Кохэйдзи входит в нее сзади.

В глазах Агэмаки сверкнул гнев.

— Меня так и подмывало ворваться в комнату, закричать на мужа, Кохэйдзи и их шлюху, чтобы они прекратили. Оторвать их друг от друга. Но я знала, что тогда муж будет в ярости. Поэтому я вернулась в комнату. Снова приняла снотворное и легла в постель. Я задремала, но проснулась до рассвета. В доме было тихо и мирно. А у меня на душе тревожно. Я лежала в кровати и думала о будущем. В последние месяцы муж со мной почти не разговаривал, только иногда бросал намеки, что устал меня содержать. «Это твое кимоно жутко дорогое!.. Неужели тебе и правда надо столько слуг?» — передразнила она. — Я знала, что он собирается развестись со мной. И еще знала, что он оставит меня без единого медяка. Мне пришлось бы вернуться в храм Асакуса Дзиндза. Я бы не унаследовала деньги, которые он мне обещал, когда мы поженились. Я бы лишилась всего. Я бы стала никем.

Она вновь вспыхнула от гнева. Сано почти видел, как пламя пожирает маску безмятежности и спокойствия.

— В ту ночь я решила, что не дам мужу запросто унижать меня и не позволю забрать назад свое обещание. Я решила, что если меня ждет крах, то главный старейшина его разделит. Я встала и зажгла лампу. Принесла со стола нож для разрезания бумаги. Захватив лампу, прокралась в спальню мужа. Я собиралась перерезать ему горло во сне. Но кровать оказалась пуста. Я заметила, как что-то блестит в углу. Это был рукав Окицу. Наверное, оторвался от ее кимоно. Мужа не было. Я пошла его искать. И нашла в кабинете.

Она испуганно уставилась в пол, заново переживая тот момент. Сано представил, как она стоит в кабинете Макино с зажженной лампой в одной руке и ножом в другой.

— Он лежал на полу, — рассказывала Агэмаки. — У него была кровь на голове, на лице, на одежде. Глаза и рот открыты. Он выглядел так, словно его удар хватил. — Ее взгляд заметался по запечатленной в памяти картине. — Рядом на полу лежала окровавленная палка. Повсюду валялись бумаги. Ледяной ветер дул в открытое окно. Я нагнулась к мужу и тронула его за лицо. Он был холодный. Не дышал. Я поняла, что он мертв.

Сано предположил, что Кохэйдзи обставил убийство Макино как нападение взломщика, пытаясь скрыть свою вину. Но каким образом главный старейшина оказался в постели, где лежал так, словно умер во сне от старости? Отложив вопросы, Сано позволил Агэмаки продолжить.

— Вначале я обрадовалась, — призналась Агэмаки. — Кто-то проник в дом, убил моего мужа и избавил меня от лишних хлопот. Главный старейшина не разведется со мной. Я получу наследство. — Ее глаза на миг заблестели от счастья, но тут же помрачнели. — Но я все еще злилась на него. Он слишком мало мучился. А я упустила шанс отомстить. Тогда-то я и решила унизить его, как смогу. Я убрала перегородку, которая отделяет спальню мужа от кабинета. Перетащила его в спальню.

Это хотя бы объясняет, как он там очутился, подумал Сано.

— Сняла с мужа одежду и перекатила его на живот. Потом принесла нефритовый фаллос из его коллекции. Вогнала фаллос ему в задницу. Я хотела, чтобы все решили, будто он умер во время своих грязных игр. Хотела, чтобы все, кто к нему подлизывался, увидели, какой он отвратительный мерзавец. И еще хотела, чтобы в его смерти обвинили Окицу. Так бы я ей отомстила за то, что она украла у меня мужа. Я принесла ее оторванный рукав. Он пах ее выделениями и благовониями. Я бросила его рядом с телом мужа.

Агэмаки мимолетно улыбнулась своей сообразительности.

— Но я боялась, что кто-нибудь догадается про взломщика. Поэтому пошла обратно в кабинет и закрыла окно, только запереть его не удалось. Защелка была сломана. — И она не заметила помятые кусты снаружи, добавил про себя Сано. — Тут мне показалось, что кто-то идет. Я не хотела, чтобы меня поймали, поэтому затушила лампу. Палку я унесла в свою комнату и, подождав, пока в доме все утихнет, выскользнула на улицу и выбросила ее в воду.

Агэмаки махнула в сторону пруда у часовни.

— Я вернулась в кровать и сразу же заснула. Потом в мою комнату вошел Тамура. Он сказал, что ночью умер мой муж. Я притворилась удивленной. Но когда Тамура привел меня к главному старейшине, я и в самом деле удивилась.

Агэмаки изумленно хохотнула.

— Он лежал на кровати, одетый в чистую ночную рубашку, — сама безмятежность. Я не могла понять, что произошло.

Хирата объяснил:

— Тамура о нем позаботился.

Сано кивнул. Тамура поддался на обман, поверил, что Макино умер во время сексуальной игры, и решил сохранить достоинство господина. Наверное, он вынул фаллос, одел Макино и уложил его в кровать, попутно сломав главному старейшине кости. Он не заметил рукав и следы, оставленные взломщиком в кабинете, и не сумел скрыть раны Макино. Однако если бы не письмо, преступника так бы и не вычислили. Как и изменения, которые претерпело место убийства.