Невозвращенец - Алексей Иванович Полянский

другое время Квятковский был бы счастлив, что его пригласили в столь высокопоставленное общество. Но к бочке меда была подмешана изрядная ложка дегтя. На завтраке был и его шеф доктор Барлах. После кофе Барлах отозвал Квятковского к окну, угостил длинной тонкой сигарой, дал огня от золотого «ронсона», а потом, ведя разговор в предельно вежливом и даже любезном тоне, устроил ему хорошую взбучку. Со стороны никто, конечно, ничего не заметил. Шеф выразил свое неудовольствие третьим вариантом статьи Егорова о нарушении Советским Союзом своих обязательств по сокращению вооружений. Квятковский готовил ее с помощью двух экспертов из военного ведомства, прекрасных специалистов и больших эрудитов. Но Барлах, старая лиса, моментально понял, что статье не хватает достоверных данных, полученных именно от самого Егорова. Иначе, по словам шефа, материал не стоит и выеденного яйца.

Квятковский пытался возражать, ссылался на то, что использовал при подготовке материала подлинные советские секретные данные. Шеф его только высмеял: четыре года назад такой аргумент прошел бы. А сейчас – кукиш. В России набирает обороты политика гласности. Открыто говорят и пишут о том, что пять лет назад считалось секретом государственной важности. Приглашают иностранных наблюдателей на свои ядерные полигоны. Если русских по-настоящему заденет «статья Егорова», они могут пойти на публикацию подлинных данных, чтобы разоблачить фальшивку. Попутно они вычислят источники информации, чьи данные использовал Квятковский, как якобы выданные Егоровым.

Барлах не случайно прочитал ему нотацию не в своем кабинете, а в «люксе», в котором остановился Штуцмайер. Здесь собрался узкий круг лиц, которые могли в той или иной степени иметь касательство к «делу Егорова». В частности, предполагалось, что именно депутат Штуцмайер сразу после опубликования статьи сделает в парламенте «запрос» правительству, смысл которого сводился к требованию не доверять русским. Фактически, «запрос» должен был стать сигналом к массированной политической кампании, направленной на срыв предстоящей поездки премьер-министра в Москву и крупных торговых сделок с Советским Союзом, условия которых уже несколько месяцев обсуждались в столицах обоих государств. И, само собой, в конечном итоге кампания должна была привести к торпедированию приближающейся международной конференции по разоружению.

И вот теперь весь этот блистательный план оказался под угрозой. Он, Квятковский, обеспечил успех главного звена – похищение Егорова, а вместо благодарности его же хотят сделать козлом отпущения! Было от чего впасть в уныние. На Егорова он уже не надеется. Может быть, тот действительно ничего не знает о фактах нарушения своим правительством взятых ранее обязательств? Или таких фактов вообще не существует в природе? Скорее всего, так оно и есть. Но попробуй сказать об этом шефу! Такое устроит… Ведь по его, Квятковского, данным, Егоров является авторитетным экспертом в советской комиссии по сокращению вооружений. Именно поэтому было принято рискованное, можно сказать, отчаянное решение похитить ученого, инсценировав отказ от возвращения на Родину.

Если не удастся состряпать эту проклятую статью, разразится грандиозный скандал. В прошлом у Квятковского случались проколы, попадался он и на мелком жульничестве с подотчетными суммами. Проносило, вернее, его прощали за достаточно высокую эффективность работы в целом. Но такого не простят. Как минимум выгонят из «фирмы». Ну а максимум – об этом даже подумать страшно…

Его размышления прервал звонок домофона. Он взглянул на часы: ровно семнадцать. Петер Рейке, как всегда, пунктуален. Он знал его лет двадцать. Рейке имел диплом врача, в контрразведке работал с незапамятных времен. Сейчас он занимался обработкой Егорова.

Высокий и тучный, похожий на отошедшего от дел профессионального борца-тяжеловеса, Петер, сопя и отдуваясь, ввалился в кабинет. Отер платком пот со лба и протянул Квятковскому огромную, поросшую волосами руку.

– Что нового, Петер?

– Все на том же уровне. Вчера вечером шеф сам приезжал на виллу. Два часа говорил с ним без толку. Вот, посмотришь сам…

Он вытащил из необъятного кармана пиджака и кинул на стол видеокассету.

Квятковский опустил голову. Он понял окончательно, почему столь категоричен был шеф сегодня на завтраке. Понял и другое – наверное, это был последний разговор с Егоровым. Уже без надежды, только для окончательного подтверждения своим грустным мыслям, спросил:

– Петер, только честно, что шеф сказал обо мне?

Рейке закурил, поколебался, потом нехотя ответил:

– Что ты втянул его в дерьмо. Он не верит, что Егоров располагает нужными нам сведениями. Более того, он полагает, что Егоров вообще не связан с военными исследованиями.

– Но Егоров сам…

– Брось, Майк, – с досадой оборвал его Рейке. – Ты хоть мне не городи эту чушь. Я не один день наблюдал русского. Нормальный человек, с какой стати он будет представляться секретоносителем, тем более перед иностранцем?

Квятковский все еще продолжал цепляться за ускользающую ниточку призрачной надежды.

– Ты читал, что я подготовил? Мне помогали лучшие специалисты. А шеф забраковал все варианты.

– И правильно сделал. Этому бреду не поверит и самый тупой обыватель, а мы хотим возмутить им парламент и наших союзников. Ты что, думаешь, что у них нет собственной информации по этому вопросу?

– Но полагаю, ЦРУ подыграет нам немного.

– Если администрация задумается над нашей информацией и чмокнет губами. А пока она вызывает только смех.

– Шеф зол на меня?

– Еще бы! Ему самому попало, как я понял, по первое число. Вспомнил, как в семьдесят девятом ты подсунул ему сверхсекретного чеха, а тот оказался администратором цирка, чокнувшимся на почве пассивного гомосексуализма. В общем, исходи из того, что операция на грани провала.

– Шеф, как всегда, сгущает краски…

– А ты, тоже как всегда, занимаешься самообманом. Вдумайся, что произошло. Тюфяк, какой-то «яйцеголовый» провел тебя, опытного профессионала. Стареешь, брат, утерял чутье. А в твоем деле это главное. Пора на отдых. Доложи шефу прямо, пусть лучше выгонит за старческий маразм, чем… А, ты знаешь за что!

Крайне раздраженный собственной тирадой, Рейке только махнул досадливо ручищей. Да, деликатностью этот медведь не страдал никогда. Квятковский не имел права обижаться. Рейке был единственным человеком, который еще мог в какой-то степени ему помочь. Потому возражать не стал, попросил почти униженно:

– Выручай, Петер. Вспомни, что я тоже вытаскивал тебя не раз из дерьма.

Рейке уже успокоился. Пробурчал примирительно:

– Если бы я это забыл, не сидел бы сейчас у тебя. У тебя остался последний шанс.

– Какой?

– Уговори шефа, чтобы он разрешил тебе лично поработать с Егоровым. Мол, если ты убедишь русского передать нам хоть каплю подлинной информации, вы вдвоем что-нибудь сотворите. Шефу ведь тоже надо докладывать высшему начальству.

Квятковский задумался. Петер прав. Пожалуй, шеф даст санкцию, хуже все равно не будет. Но как отреагирует на него Егоров? Спросил:

– А если