Размышления чемпиона. Уроки теннисной жизни - Питер Бодо

Моя игра, напротив, в гораздо большей степени строилась на том, что намерен делать я сам, и меня меньше заботило, способен соперник остановить меня или нет. На любом покрытии, кроме грунта, главный вопрос для меня стоял так: «О’кей, как мне следует поступить, чтобы разделаться с этим парнем?» Я всегда был уверен, что смогу удержать свою подачу. Андре не обладал подобным преимуществом — во всяком случае, в этом он мне уступал.

Но Андре был для меня источником стольких проблем, что я поневоле внес в свою игру несколько дополнительных элементов, в чем не слишком нуждался, встречаясь с большинством прочих соперников. Когда я играл с Андре, мне приходилось гораздо чаще выходить к сетке после второй подачи и чаще прибегать к рискованному удару слева вдоль линии вместо более надежного кросса. С другой стороны, Андре умел обнаружить в моей игре изъяны, ускользавшие от других игроков. Я знал, что если сыграю с Андре недостаточно хорошо, то потерплю поражение — здесь на блефе не выехать!

Анализируя наши матчи, можно сделать такое заключение: Андре был мастером ударов с отскока, я же показал себя мастером подачи. Если мой удар был недостаточно глубок, то он почти всегда выигрывал очко ответным мощным ударом.

Принять подачу Андре тоже было нелегко. Хотя она и не была особенно мощной, но всегда — хитрой и неожиданной. Часто он вдруг подавал первую подачу как вторую, посылая не сильный, но очень закрученный мяч глубоко под мою левую руку. Застигнутый врасплох, я не мог принять ее сильным ударом, и Андре тут же использовал мой слабый прием и моментально выигрывал очко.

Больше всего Андре любил располагаться в центре корта, где нет необходимости много бегать, и гонял соперника из угла в угол — обычно ударами справа.

Иногда у него проходили эйсы, но в основном ему удавались такие неудобные для приема подачи, что он часто выигрывал очко уже следующим ударом. Если мне не удавался острый прием под его левую руку, то он моментально смещался влево и наносил хлесткий удар справа так, что мне оставалось только присесть и зашнуровать туфли.

Если же мне удавалось сразу атаковать Андре, то ситуация для меня складывалась благоприятнее. Но это легче сказать, чем сделать, потому что он почти всегда играл, войдя в корт, а мячи после его плоских ударов летели так быстро, что у меня часто не хватало времени, чтобы подготовиться и нанести хороший ответный удар.

Даже когда игра у меня шла хорошо, я все равно старался менять вид и направление подачи и часто, вопреки здравому смыслу, нарочно направлял мяч под убойный правый удар Андре.

Многие игроки старались избегать коронного удара Агасси. Я же, напротив, часто использовал его, чтобы заставить Андре двигаться. Если мне удавалось сыграть слева мощно и глубоко по линии под его правую руку, то я ставил его в нелегкое положение, потому что по логике игры ему приходилось отвечать справа кроссом. А в этом случае он давал мне возможность использовать один из моих лучших ударов — справа сходу. Это уже создавало проблемы для Андре, поскольку я мог гонять его из угла в угол ударами справа, а он был не особенно подвижен.

Мне нравилось обмениваться с Андре сильными ударами справа — своего рода состязание в атлетизме, где я, на мой взгляд, обладал некоторым превосходством.

В геймах на своей подаче мне нравилось менять направление полета мяча, особенно при подаче во второй квадрат. Я любил неожиданно подать ему сильно по линии — под его коронный удар справа. Но Андре настолько хорошо владел приемом, что я мог сразу утратить все свое преимущество в случае, если бы он заранее угадал направление моей подачи. Вообще из-за его уверенного приема мне приходилось постоянно варьировать подачу — то посылать очень косую вторую подачу в первый квадрат под его правую руку, то придавать мячу дополнительные вращения.

На позднем этапе нашего соперничества я стал чаще выходить к сетке после второй подачи. Играя против Андре, атаковать со второй подачи было нелегко, но мне приходилось это делать. Притом я допускал непривычно много двойных ошибок, потому что он вынуждал меня рисковать и играть на пределе моей зоны комфорта.

Однако, играя против Андре с лета, я чувствовал, что мне нужно только дотянуться до мяча ракеткой — и все будет в порядке. Обычно я выигрывал очки у сетки, посылая мяч длинно в угол или используя укороченные удары. Защита Андре никогда не казалась мне непробиваемой. Если я загонял его в один угол, а потом играл в другой, то сразу чувствовал — я его сделал! Самым опасным было нарваться на низкий сильный удар Андре после приема второй подачи, вынуждающий к защитному удару с лета. И вообще не стоило шутить с обводящими ударами Андре.

В принципе, если мне удавалось перевести игру в некое соревнование по атлетизму и движению, то она шла по моему сценарию — в быстроте мускульной реакции я имел преимущество. Зато Андре обладал потрясающей зрительно-моторной координацией и не знал себе равных в выполнении ударов с отскока.

В матчах с Андре у меня была одна задача — не стать марионеткой у него на веревочке, изо всех сил стараться избежать обмена ударами, когда я безуспешно пытаюсь послать мяч под левую руку Андре, но он успевает переместиться и гоняет меня по корту.

Наш четвертьфинальный матч на «Флашинг Медоуз» привлек несметное число зрителей. Молва о том, что игра обещает стать шедевром тенниса, облетела, наверное, всю Уолл-стрит, Верхний Ист-Сайд и авеню Сентрал-Парк-Уэст, ибо присутствовали всевозможные промоутеры, менеджеры, а также знаменитости. Самое приятное состояло в том, что атмосферу стадиона пронизывали уважение и благодарное внимание к теннису. Зрители нисколько не напоминали традиционную нью-йоркскую аудиторию — шумную и слегка рассеянную. Все, казалось, были предельно сосредоточены, и порой воцарялась такая тишина, что на ее фоне слышался малейший шорох.

Андре и я показали зрелище, стоившее потраченных денег. Это было сражение, в котором сошлись первый виртуоз атаки и лучший мастер обороны. Игра отличалась от нашего финала 1995 г. тем, что я атаковал гораздо чаще — точнее, я атаковал непрерывно! Думаю, что я бегал к сетке после каждой подачи более трех часов подряд.

Такое не проходит даром. Постоянное чередование остановок и ускорений, прыжков и рывков, внезапные смены направления и наклоны страшно изматывают.

На этот раз мы с Андре показали одинаково хорошую игру в течение самого длительного по времени матча из всех, которые мы между собой сыграли. Мы оба допустили, конечно, несколько проколов, но ни один не проиграл свою подачу на протяжении трех с лишним часов. У меня был шанс взять подачу Андре в первом сете, но я его упустил. Я проиграл первый тай-брейк, но сумел выиграть три следующих. Это была бескомпромиссная и временами жесткая борьба, исход которой определили не стратегия или соотношение ударов, а мастерство исполнения и внутренняя концентрация.

В каком-то смысле эта кульминационная битва явилась воплощением всего нашего десятилетнего соперничества. Я вел с общим преимуществом в шесть побед (20:14), и если бы не затяжные спады и перерывы в игре Агасси, мы смогли бы встретиться, наверное, раз пятьдесят.

В турнирах «Большого шлема» я выглядел лучше — 6:3. Андре выиграл все наши матчи на Открытых чемпионатах Австралии и Франции, а я — все матчи на Уимблдоне и Открытом чемпионате США. Мы встречались в пяти финалах «Большого шлема», и я выиграл все, кроме Открытого чемпионата Австралии 1995 г.

Мы провели не одну героическую баталию, но, как выяснилось, я оказывался чуточку лучше в те судьбоносные моменты — так же как и в этот душный нью-йоркский вечер, когда мы сыграли наш потрясающий матч.

Глава 10

Еще один титул - под занавес

2001-2002

В отличие от моего первого финала, когда я был очень молод (ведь только в юные годы отсутствие времени для размышлений может являться позитивным фактором!), теперь мне требовался какой-то срок, чтобы прочувствовать победу, осознать ее и настроить себя на следующий матч. Это особенно важно на завершающих этапах крупных турниров, а тем более на поздней стадии карьеры, когда восстановление идет гораздо медленнее. В финале Открытого чемпионата США 2001 г. мне предстояла встреча с Лейтоном Хьюиттом — непредсказуемым, подвижным, великолепно подготовленным австралийцем.

Для меня пошла вторая изнурительная неделя турнира. После победы над Рафтером и эпической четырехсетовой битвы с Андре я довольно легко расправился с Маратом Сафиным. Он не показал присущей ему свободной и непринужденной игры, выглядел каким-то заторможенным, и я обыграл его в трех сетах. Наверное, он испытывал те же психологические проблемы, что и я, когда завоевал первый турнир «Большого шлема».