Мемуары генерала барона де Марбо - де Марбо Марселен

Действительно, в те времена прусские военачальники были владельцами своих рот или эскадронов. Люди, лошади, оружие, одежда — все принадлежало им. Это было нечто вроде аренды, которую они брали у правительства за определенную установленную плату. Таким образом, естественно, все потери шли за их счет, и командиры были крайне заинтересованы сохранить людей как во время походов, так и во время битв, поскольку число людей, набранное ими, было строго ограничено финансовой стороной дела. Не существовало формы набора, и они брали в армию за деньги сначала пруссаков, которые являлись сами, затем любых бродяг со всей Европы, которых специальные наборщики подбирали им в разных соседних государствах. Но и этого не хватало, и они рекрутировали пруссаков силой, и, таким образом, набранные люди, становясь солдатами против собственной воли, служили, только чтобы дослужиться до того возраста, когда их могли освободить от военной службы. Тогда им выдавали документ, в котором было написано «нищий», поскольку Пруссия не была столь богата, чтобы дать им инвалидные удостоверения или пенсии. В течение всей службы солдаты были окружены настоящими пруссаками, число которых составляло примерно половину общего состава каждой роты, для того чтобы они предупредили возможность восстания.

Для того чтобы удержать в повиновении такую армию, составленную из столь разрозненных частей, нужна была железная дисциплина, поэтому за малейшую провинность полагалось наказание палками. Очень многие унтер-офицеры, все пруссаки, всегда носили с собой палки, которыми они часто пользовались. По тогдашним временам палка выдавалась на семь человек. Дезертирство иностранного солдата всегда наказывалось смертной казнью. Вы можете себе представить положение этих иностранцев, которые записались в армию в момент объединения или были взяты туда силой. Они оказались вдали от их родины, под холодным чужим небом, обязанными быть солдатами Пруссии, то есть рабами, в течение всей своей жизни. И какой жизни! Плохо накормленные, ночующие на соломе, не имеющие ни легкой одежды, ни шинели, не получая денег на собственные нужды. И что же, они только и могли, что просить милостыню? На это еще им давали иногда разрешение, поскольку, когда они не были на глазах своих начальников, они протягивали руку, и мне приходилось не раз видеть в Потсдаме и Берлине, как гренадеры, стоящие у дворца короля, умоляли меня подать им милостыню. Все офицеры были, как правило, хорошо образованны и служили превосходно, но половина из них родилась за пределами королевства. Все они были довольно обедневшими дворянами почти изо всех стран Европы, пошедшими на службу только для того, чтобы хоть на что-то жить. У них не было чувства патриотизма, они не были преданы Пруссии. Вот почему они почти все покидали ее, как только она оказывалась в трудном положении. Наконец, продвижение по службе имело место только в связи с выслугой лет, и подавляющее большинство прусских офицеров были уже старыми, разбитыми и не в состоянии выносить трудности войны. И такую армию, разрозненную, плохо управляемую, они хотели противопоставить победителям Италии, Египта и Аустерлица! Это было чистым безумием! Но берлинский кабинет, введенный в заблуждение былыми победами Великого Фридриха, с помощью наемных войск по-прежнему надеялся, что это произойдет вновь, совершенно забыв о том, что времена теперь были совсем другими.

6 октября маршал Ожеро и 7-й корпус покинули Франкфурт и направились вместе со всей французской армией к границам Саксонии, уже занятой пруссаками. Стояла великолепная осень. Ночами слегка подмораживало, но днем солнце сияло все время. Мой небольшой экипаж был хорошо организован, я взял хорошего слугу Франсуа Вуарлана, бывшего солдата Черного легиона41. Настоящий шалопай и страшный мародер, но при этом лучшего слуги на время кампании придумать было нельзя, потому что с ним мы никогда ни в чем не испытывали недостатка. У меня были три великолепные лошади, хорошее оружие, немного денег. Я чувствовал себя прекрасно и шел очень весело впереди, навстречу будущим событиям.

Мы направлялись в Ашаффенбург, откуда должны были прийти в Вюрцбург. Там мы застали императора, который уже осматривал войска 7-го корпуса. Подъем духа у всех был очень велик. Наполеон, который помнил все полки и умел очень ловко извлекать из этого пользу, льстя самолюбию каждого солдата, сказал, глядя на 44-й линейный: «Из всех полков в вашем больше всего шевронов. Поэтому, глядя на ваши три батальона, мне кажется, что их шесть». Солдаты с восторгом ответили: «Мы вам докажем это на деле!» 7-му легкому полку’, сформированному в основном из уроженцев Нижнего Лангедока и Пиренеев, император сказал: «Вот лучшие ходоки в армии! Никогда на видел ни одного из них позади, особенно когда нужно догонять врага». А затем добавил, смеясь: «Но чтобы быть совершенно справедливым, я должен сказать, что вы самые большие крикуны и мародеры в армии». — «Это правда», — отвечали солдаты. У каждого из них в это время в мешке была либо утка, либо курица, либо гусь. Мешки и точно не были пусты. Это те издержки, которые приходилось терпеть, поскольку, как я уже говорил, армии Наполеона во время походов не получали пайков или получали их очень редко. Каждый жил как мог. Эта практика, без всякого сомнения, повлекла за собой немало серьезных неудобств, но имела и огромные преимущества, потому что позволяла нам продвигаться все время вперед, не таща за собою длинные обозы с провиантом. Это было большим преимуществом перед врагом, все продвижения которого были подчинены подвозу провианта и хлеба, а также необходимости гнать за собой целые стада быков.

Из Вюрцбурга 7-й корпус направился в Кобург, где нас в княжеском дворце уже ожидал маршал, из которого при нашем приближении бежали все его прежние обитатели, за исключением знаменитого австрийского фельдмаршала принца Кобурга. Этому старому вояке, так давно и долго сражавшемуся против французов, характер которых он очень ценил, хватило доверия к своим прежним врагам, чтобы подождать их в своем дворце. Его доверие не было обмануто, поскольку маршал Ожеро прислал ему почетную охрану и обязал всех относиться к нему с большим почтением.

Мы были не очень далеко от пруссаков, находившихся в Эрфурте. Королева сопровождала короля верхом на лошади. Она ехала посреди войск, стараясь своим присутствием вселить в них мужество и надежду. Наполеон, считая, что эта роль не присуща даме, отпустил в ее адрес в одном из бюллетеней очень оскорбительные замечания.

Французский и прусский авангарды встретились 9 октября в Шляй-це. На глазах у императора произошла короткая стычка, в которой враг был разбит. Такое начало было для них плохим предзнаменованием. В этот день принц Людвиг находился с корпусом в 10 тысяч человек в За-альфельде. Этот город расположен на берегах Заале, в середине долины, в которую можно попасть, только преодолев довольно крутые горы. Корпуса маршалов Ланна и Ожеро двигались к Заальфельду со стороны гор. Принц Людвиг хотел дождаться французов. Он должен был использовать эту сложную местность и занять узкие проходы, в которых небольшое количество войск могло остановить довольно многочисленные войска. Но он пренебрег этим преимуществом. Возможно, его подвела уверенность, в которой он постоянно пребывал, что прусские войска стоят значительно больше, чем французские. Его презрение доходило до того, что он пренебрег определенными предосторожностями и выставил часть своих войск впереди болотистой речки, которая крайне затрудняла отступление в случае неудачного поворота дел.

Старый генерал Мюллер, швейцарец на прусской службе, которого король послал к своему племяннику, чтобы тот слегка охладил его страсть, сделал последнему несколько замечаний по поводу расположения войск. Но принц Людвиг принял их очень недоброжелательно и добавил, что, для того чтобы побить французов, ему не нужны дополнительные предосторожности, достаточно просто напасть на них сразу же, как только они появятся. И они таки появились 10-го, рано утром.