Шпион из Калькутты. Амалия и Белое видение - Мастер Чэнь

– Но слушайте дальше. Он уехал в Лиссабон. Как в таких случаях и бывает, родилась я. Он написал маме письмо о том, что уже все равно что женился на ней. Но смог выбраться сюда только через восемь лет. И ведь женился. И снова уехал, приехал… А потом я отправилась в Англию учиться, а он понесся сюда, потому что это был девятнадцатый год. Вы помните, что было в девятнадцатом году?

– Кончилась война. И начались болезни.

– Вот именно, болезни. В Европе – испанка. У нас тут – оспа, малярия, даже чума. В Пенанге люди умирали сотнями. А он хотел увезти отсюда маму хоть в Китай, хоть в Бразилию. Уже в Рангуне, совсем рядом, получил телеграмму – не приезжай, я чем-то заразилась. Приехал все-таки, заразился сам. И вот я узнаю, сидя в Лондоне, что домик со стеклянным шаром на крыше теперь – целиком мой. Я до сих пор иногда думаю, что они просто куда-то ухали вдвоем. И только сейчас понимаю, как мне повезло. Рядом со мной, в моем доме, была самая настоящая история любви, а я тогда даже не думала, что бывает по-другому. Для многих любовь бывает только в говорилках, этом вот дурацком синематографе.

– Мне просто нечего сказать.

– Есть, мы же хотели отправиться в путешествие. Итак, Макао. Это португальская территория, и там уже англичанину предстоит чувствовать себя не самым первосортным человеком. Макао… всего-навсего такой маленький городок на холмах, с множеством португальских домиков. Там можно просто ничего не делать, а еще есть шанс отлично поесть, потом снова поесть и вообще раскормиться, как два поросенка. Хотя говорят, что лучший в этой части света ужин – в Нидерландской Индии, где-нибудь в Батавии, с ее ристафелем, подающимся в громадной супнице. А вот на коктейли лучше всего ехать, как ни странно, сюда, в Малайю.

– Плантаторский бар в Негри-Сембилане – второй по длине в мире. А первый в Шанхае. Все, Элистер, мы едем в Шанхай.

– Бедный Корки, откуда у него столько денег? Но он стерпит и найдет, потому что он умный.

– Пустяки, Элистер, мы займем денег в банке, купим в Макао отель, в котором остановимся, а когда будем уезжать – продадим его с прибылью. Корки все отдадим, и мне, кстати, он тоже очень нравится, как бы с ним пообщаться сегодня вечером. Итак, Шанхай. Это совсем не Макао. Все-таки четвертый город мира, после Лондона, Нью-Йорка и Токио. И вот там… Там белый человек отдыхает всерьез, опиум входит в стоимость гостиничного номера. И еще какой-то белый порошок из опиума, дрянь жуткая. Жить лучше не в международном сеттльменте, а во французской концессии, там чуть спокойнее. И можно познакомиться с экзотическими девушками известной профессии, каждая из которых сообщит вам, что она – русская княжна. А некоторые при этом и вправду ими окажутся.

– Амалия, зачем мне княжна, если у меня есть принцесса?

– Одну княжну один раз – можно, я постараюсь не ревновать. Все, расплачиваемся с княжной. Смотрим город. Набережная реки Бунд, знаменитая Нанкин-роуд. Небоскребы, почти как в Нью-Йорке. И идем в самый великий клуб мира. Потому что он так и называется – Great World, на перекрестке Тильбет-роуд и Авеню Эдварда Седьмого. Заходим – и начинается. Первый этаж – игровые столы, поющие девушки, фокусники, слот-машины, птицы в клетках, веера, курения, акробаты. Девушки в чеонгзамах с разрезом от бедра. На втором – рестораны, сверчки в клетках, парикмахеры, сутенеры, прочищатели ушей. На третьем – жонглеры, лекари, мороженое, фотографы, девушки с разрезом выше пояса. Четвертый – столы, рулетка, массаж и несколько оркестров в одной зале. Пятый этаж – девушки с разрезом от подмышек, воздушные шарики, маски, зеркальный лабиринт, храм.

– Выходим на улицу – а там миллион китайцев, и все с палочками для еды. Нет уж, в Индию, Амалия, скорее в Индию. Купите и продайте этот шанхайский клуб, и вы увидите страну, которой просто не может быть.

– Калькутта? Вы хотите показать мне свой город?

– А знаете ли, не очень и хочется. Здесь у вас бесконечно очаровательный городок, чистый, потому что у вас везде много воды и зелень растет где угодно. Но это маленький город. Калькутта – это то же самое, только увеличенное, огромное. Такие же английские колоннады и ротонды, такой же газон в центре города – но громадный, целый парк. Мост – жуткий мост, гигантский, появляется непонятно откуда и идет в никуда. Сотни тысяч людей. Нет, Амалия, сначала мы напугаем родителей в Дарджилинге и через сутки будем совсем в другом месте. В городе, которого еще нет. У дворцов, которые еще как бы не совсем реальны. И вот тут, Амалия, вот тут…

Элистер закидывает голову к небу, мокрые волосы ложатся сзади на плечи. Глаза его блестят.

– Что за город, которого нет, Элистер?

– Дели, моя дорогая. Дели. Это наша будущая столица.

– Будущая? Я слышала, что она уже лет двадцать как действующая?

– О, что вы, Амалия. В 1911 году лишь объявили о переносе столицы из Калькутты. Но ведь потом была война. И всерьез строят ее только сейчас. Ведь в одиннадцатом году Дели – это была одна очень колоритная древняя улица, начинающаяся от ворот Красного форта. И еще несколько поселений, и куча старых развалившихся крепостей. И вот нашелся человек, который в середине всего этого прорезал громадную аллею, обсаженную деревьями. От древнего холма Райзина до самого горизонта.

– Что за человек? Лорд Керзон?

– Да какой там Керзон. Мелкий архитектор Эдвин Лютиенс. Всю жизнь строил домики под Лондоном для богатых заказчиков. Затем как-то втерся в делийский плановый совет. У нас в Калькутте все шутят, что это потому, что его жена приходилась кем-то жене кого-то из вице-королей. Но, Амалия, Лютиенс оказался гением. Никто из архитекторов мира с такой дерзостью и щедростью не использовал несколько миль пустоты. И само небо – оно у него тоже часть ансамбля. Лютиенс создал Раджпатх – Путь царей. Вот эту аллею строго с запада на восток. От холма Райзина до горизонта. А на холме – о, что он там сделал, Амалия! Я не видел весь мир, конечно. Но мне – страшно сказать – кажется, в Дели будет самый грандиозный ансамбль на земле. О чем вы там думаете?

– О всяких пустяках. О том, как хорошо устроен этот мир. Зачем, вроде бы, делать так, чтобы на берегу моря лежал такой большой человек, как ты? А оказывается, затем, чтобы маленький человек вот так вот улегся на нем, носом в его плечо, как в подушку. И лежал бы во всю свою длину, а ноги большого человека все равно торчат далеко-далеко. А птицы, если они над нами сейчас пролетят, увидят зрелище, от которого покраснеют. Птицы краснеют или нет? То самое зрелище, что ты наблюдал, сколько хотел, в комнате на той непристойной улице. Я теперь знаю, что очень хороша сзади. Но говори, говори – ты был в Дели недавно?

– Месяц назад. Амалия, и видел то, что сделал на холме этот Лютиенс со своим другом Хербом Бейкером… Это дворец вице-короля, перед ним площадь, по ее сторонам здания секретариата. Не то чтобы купол дворца очень высокий – но ведь он на холме, на который ты идешь постепенно, идешь, и вокруг тебя вырастают стены розового песчаника и другого камня, цвета сливок. Колонны, ротонды, киоски. А впереди выплывает из дымки – вся эта делийская пыль – грандиозный купол дворца. Центр мира.

– Индии, все же?

– А вот не знаю. Наши называют это «имперский сон в камне». Ведь все с нуля, город на ровном месте. Лютиенс с Бейкером сделали не одну площадь. А целый город-парк. Аллеи среди зелени, небольшие белые домики с колонами за оградами – это там называется «дома клерков». Автомобили, неспешно катящие по этим улицам-аллеям. К черту Калькутту с ее толпами, к черту этот жуткий Лондон – вот где будет теперь настоящая жизнь.

– Ага, как это интересно. Элистер, ты хочешь жить там, в Дели, в белом домике? Может, нам его купить?

– Да у меня уже есть домик в Калькутте, и тоже белый, или был белым. Немножко с прозеленью. Нет, просто хочется посмотреть все, побывать везде…

– Побываешь, если будешь оставаться злым и терпеливым! Но продолжай – ты сказал, центр мира?

– И какой! Тут была одна любопытная история. Лютиенс делал дворец вице-короля, Бейкер – здания секретариата. Оба не выносят индийскую архитектуру, но им нравятся ее элементы, Лютиенс, например, сделал свой купол в виде буддийской ступы… И тут вскрылось, что допущена одна ошибка. Холм, на него всходит дорога – и она оказалась слегка горбатой. В какой-то момент получается, что для того, кто всходит на холм, этот горб заслоняет купол дворца в вышине. Что тут началось, Амалия! Лютиенс потребовал углубить дорогу – но тогда чиновники по обе ее стороны не смогут бегать с бумагами из одного здания в другое… Он начал писать в Лондон доносы на друга, Бейкера, которого сам же сманил сюда из южноафриканского доминиона… А зря. Я даже думаю, что это самая великая ошибка в истории архитектуры.

– Расскажи, расскажи. Значит, я иду на гору…

– И купол дворца, этот символ власти и величия, кажется недоступным и далеким. Но вдруг он начинает скрываться за холмом, торчит только его верхушка, зато здания секретариата справа и слева становятся грандиозными. Но ты идешь все выше, и вдруг этот купол возникает снова – надвигается на тебя среди розовой дымки, весь, сразу, громадный, плывущий в высоте.