Нить неизбежности - Сергей Юрьев

— Я своё дело знай, — гордо заявил Свен. — Самборг никогда не ошибаться.

— Главное, чтобы старуха ничего не заподозрила раньше времени. Эх, я бы сам с ней побеседовал, но ни по-альбийски, ни по-ромейски — ни в зуб ногой, а она по-нашему — как рыба об лёд.

Свен почесал затылок, соображая, кого это его сообщник собирается бить по-ромейски в зуб ногой и при чём здесь мороженая рыба, но переспросить не решился.

— Всё, шевели ходулями. — Харитон вручил Свену маленький, закупоренный воском узкогорлый фарфоровый сосуд. — Так и скажешь: хуннский бальзам, чудо народной медицины — мёртвого подымет. Требуй за него побольше и торгуйся до упора, а то она может и не поверить.

— Свен — не дурак, Свен — соображать, — заверил Самборг и не спеша направился к тростниковой хижине, стоящей на скальном уступе рядом с водопадом.

Минут через пятнадцать показалась аккуратно постриженная живая изгородь, запахло свежим пудингом и утренним кофе — старуха жила строго по расписанию и ни в чём себе не отказывала — иногда даже гостям кое-что перепадало.

Ломиться сквозь заросли, одновременно стараясь не раздавить драгоценный сосуд с драгоценной жидкостью, было непросто, и поэтому Свен не слишком торопился. Сначала он выбрался на тропу, ведущую к Чаше, и обнаружил вечно пьяного придурка Рано Портека, который то ли не смог дойти до старушкиного жилища, то ли уже приложился к свежедобытым напиткам. Две бутылки дорогущего арманьяка стояли рядом с телом, отложенные на продолжение банкета. Увидев такое дело, Свен как старый солдат, знающий толк в армейском юморе, недолго думая зашвырнул обе бутылки подальше в заросли, представив себе, как Рано, проснувшись, будет мучительно вспоминать, когда и где он опорожнил свою заначку. Дальше можно было идти не таясь, насвистывая на ходу бодрый мотивчик «Солдат удачи — больше, чем солдат». Главное — чтобы этим утром больше никого не принесло к старухе раньше времени, пока не сработает хитроумный замысел Харитона, суть которого хозяин единственного на острове особняка не изложил даже непосредственному исполнителю, ссылаясь на соображения секретности.

— Добрый утро, фру Боолди! — крикнул Свен, прежде чем отворить плетёную из лозы калитку. — Фру Боолди, гость приходить! Можно входить?

Молчание — знак согласия… Старушка вообще немногословна, но если она занята, то роль караульного у ворот выполняет её петух — взлетает на изгородь, начинает истошно кудахтать и угрожающе размахивать крыльями. Петуха не видно, значит, можно и войти.

— Добрый утро, фру Боолди. — Свен обнаружил старушку сидящей возле раскрытой настежь двери, ведущей в хижину, в плетёном кресле за плетёным столом, на котором стоял полный стеклянный кофейник и гостевая чашка — она как будто чуяла, что сегодняшнее утро не обойдётся без визитёров.

— Ты кто? — поинтересовалась Мария, даже не глядя в сторону гостя. Свен был у неё уже трижды, но она, видимо, не взяла на себя труда его запомнить — и это было кстати.

— Я есть Свен Самборг.

— Что ж — Свен так Свен… Чего ты хочешь, Свен? — Но заметив, что гость уже открыл рот, чтобы излагать свои проблемы, она вдруг махнула рукой. — Нет, не сейчас. Позже.

На мгновение Свену стало страшно. Харитон не посвятил его в подробности своего плана — он лишь пообещал, что в итоге, если всё произойдёт как надо, между ними и Тлаа не останется никаких серьёзных препятствий. Но Свен-то соображает, что главное препятствие для всех, кто стремится овладеть Чашей, — старушка Боолди, а значит, в сосуде, который поручено ей вручить, — вовсе не то… Нет, лучше не позволять себе лишних мыслей — вдруг она заглянет ему в глаза и всё поймёт.

— Пей кофе, Свен.

— Благодарю, фру. — Свен, почтительно склонившись над столом, наполнил свою чашку, и тут же рядом с ним возникло ещё одно плетёное кресло — точно такое же, как у Марии.

Он осторожно сел на краешек кресла, ещё не вполне веря в его реальность, поставил на стол сосуд, который до этого бережно сжимал левой рукой, и так же осторожно взял чашку — тот же хуннский фарфор, тоже, видимо, подарок гере Стругача… Рыбу тоже прикармливают, прежде чем забросить сеть.

Старуха, кстати, вовсе не выглядела умирающей — довольно румяное лицо, живые серые глаза, а что лицо изъедено морщинами — так попробуй доживи до таких лет, не сморщившись. Халат на ней тоже был хуннский, расшитый спящими драконами, и сама она была похожа на гадалку, которая ненавязчиво присматривалась к клиенту, прикидывая возможные размеры своего гонорара.

— Фру Боолди. — Если старуха молчит, нужно самому поддерживать беседу. — Я хотель передавать вам сувенир. — Свен слегка пододвинул фарфоровый флакон к центру стола.

— Хорошо, я потом посмотрю, — без энтузиазма отреагировала Мария.

— Это есть бальзам из Хунну, я его сам находить в гробница императора. — Свен изобразил подобие добродушной улыбки.

— Значит, ты где-то гробницу ограбил…

— Это не есть ограбить! Это есть для вас, — поспешил заметить Свен. Он и в самом деле участвовал в подавлении мятежа в хуннской провинции Шао-Лю — три тысячи фунтов в неделю, не считая двух сотен за каждого убитого мятежника и права брать всё, что понравится.

— Какая разница, для кого… — Мария уже потянулась к флакону, который вмещал в себя лишь несколько напёрстков драгоценной жидкости. — Говорят, это продлевает жизнь.

— Да, фру Боолди. Один сволочь мне двадцать тысяч предлагать.

— Я ничего не предложу, — тут же отреагировала Мария. — Я даже не знаю, нужно ли мне это.

— Все хотят жить.

— Я не хочу. Давно уже не хочу. Мне нужно туда, где Крис. — Мария на несколько секунд задумалась, потирая сморщенный подбородок дряблой рукой. — Но и оставлять здесь Тлаа, когда вокруг бродит столько отребья… Итак, что ты хочешь?

— Я хотель стать знаменитый! — Свен неожиданно для себя самого нарушил инструкции гере Стругача. Если старуха всё-таки готова заплатить, то пусть лучше что-то достанется славному солдату, кровь которого впиталась в землю трёх континентов, чем какому-то психу из Гардарики, которому нужен мир в виде вазы. — Я хотель слава и уважение. Чтобы все читать мой книги. Вот — это… — Он извлёк из нагрудного кармана «Пьяную Марусю с пулемётом» в потрёпанном мягком переплёте и протянул её Марии.

— Достойная цель. — Старушка едва заметно усмехнулась, взяла книжку, раскрыла её и положила на стол. — Если я проживу достаточно долго, я попробую тебе помочь.

— Мне не надо попробовать. Мне надо сделать!

— Ты не понимаешь… — Она вздохнула, с тоской глянув на собеседника. — Чтобы достичь славы, мало просто этого хотеть, надо обладать некоторыми достоинствами, надо быть кем-то.

— Я есть не кем-то.

— Я могу попробовать устроить славу, но только ту, которую ты заслужил. Согласен?

— Gut, я есть готов! — немедленно согласился Свен, даже не пытаясь объяснить себе, с чего это он вдруг вот так запросто поверил старухе. — Я всегда, фру.

— Тогда попробуем твой бальзам — и к делу. — Она легко сковырнула восковую нашлёпку на горлышке флакона и плеснула по капле снадобья в кофе себе и Свену. — Тебе тоже понадобится долгая жизнь.

Свен почувствовал, как его спина покрывается холодным потом, а мелкая дрожь предательски овладевает кончиками пальцев. Кто знает, чего в самом деле налил в этот флакон проклятый колдун… Если это даже не яд, то уж точно — и не бальзам, продлевающий жизнь. Но если отказаться выпить это, то сразу же откроется обман, и тогда лучше не думать о том, чем дело кончится. Самое большее, на что у него хватило воображения, — представить себя на вертеле над раскалёнными углями. Старушка, пока жива, может всё, и лучше с ней не ссориться.

Свен поднёс чашку к губам, сделал осторожный глоток, а потом, чтобы не мучиться, влил в себя остальное. Как ни странно, ничего не произошло, только старушка теперь смотрела на него с неподдельным любопытством и некоторой растерянностью, не торопясь отхлебнуть из своей чашки. Потянулись медленные секунды, даже ветер, казалось, совсем обленился, едва заметно колыхая цветы, обступившие посыпанную мелким гравием дорожку от калитки к хижине. Какое-то время Свен пытался побороть внезапно возникшее желание погрузиться в этот океан цветов, который теперь занимал всё пространство от горизонта до горизонта. Исчезла хижина, исчезла двугорбая вершина, исчезло прошлое и будущее — лишь Мария, загадочно улыбаясь, продолжала сидеть в своём кресле, и ему вдруг захотелось во всём признаться, покаяться перед этой славной, доброй и отзывчивой старушкой, сделать для неё что-нибудь хорошее. Оставалось лишь сожалеть о том, что ей ничего не надо, кроме невозможного. Он вдруг почувствовал, что его тело, ставшее совершенно невесомым, поднимается над океаном цветов. Ощущение немыслимой свободы и безграничной радости заполнило всё его существо. Под ногами была сморщенная ладонь Марии, и складки кожи казались глубокими канавами, а потом он скатился в пропасть между средним и указательным пальцами. «Marusja», — прочёл Свен огромную, серым по жёлтому, надпись, которая сначала смирно лежала в горизонтали, а потом начала вздыматься, как волна, накрывая его с головой…