Карета-призрак: Английские рассказы о привидениях - Амелия Эдвардс

После обеда мы попытали его опять, особенно насчет знаменитой мумии из Британского музея, виновницы такого страшного опустошения. Ему самому не приходилось иметь с ней дела, он читал о ней в газетах. Он, собственно говоря, ежедневно просматривает газеты в надежде наткнуться на какие-нибудь занимательные сплетни, касающиеся его профессии, но такого рода вещи случаются не столь уж часто. Он не склонен верить в эту удивительную историю. Говоря это, наш собеседник улыбался и смеялся попеременно. Но что до других, не столь замысловатых теорий спиритов, представленных на его суд, то против них он ничего не имеет, сказал он, фактов-то ни «за», ни «против» не существует.

Когда речь идет о фактах, он должен оставаться убежденным материалистом, заявил египтолог. Ему приходилось распеленывать и исследовать тела, а не души египтян, но он заинтересовался, когда мы высказали предположение, что египтяне, искусно сохранявшие на столь долгий срок тела умерших, тем самым проявляли заботу скорее о душах, чем о телах. Наша теория заключалась в том, что астральное тело, или, иначе, дух, в результате кремации полностью отделяется от физического тела. При захоронении в земле этот процесс затягивается, иной раз астральное тело высвобождается не раньше, чем обратится в прах физическое. Тем более в тех случаях, когда тело не хоронят, а прячут, например, за стенными панелями или под полом.

Самоубийцами становятся чаще всего люди, весьма привязанные к земному существованию, и, возможно, поэтому в средние века их тела пронзали колом на перекрестках. Кто-то высказал предположение, что если тело человека сжечь, то духа не остается. Астральное тело сгорает, и человек мгновенно переносится в следующий план существования. Впрочем, на этот счет твердых правил не имеется. Некоторые оккультисты настроены решительно против уничтожения астрального тела при кремации. Другие же, наоборот, приветствуют это как великое освобождение.

Египтяне впали, кажется, в другую крайность: их усложненная процедура захоронения представляет собой попытку в абсолютной тишине гробницы сохранить не только тело, но и его астральный образ. Пока не разложилось физическое тело, продолжает существовать и астральное. Должна же быть очень серьезная причина для той изумительной неподвижности, которую они предписывали своим покойникам. Ни один другой народ не сделал своим национальным символом гробницу. Что за люди! Их искусство было посвящено смерти, а их иерархия была иерархией гробовщиков!

Разумеется, наш взгляд на вещи — а сформировался он отчасти под влиянием известных событий — заключался в том, что душа не может покинуть не тронутую разложением мумию, но когда гроб открыт, благовония и покровы, предохраняющие тело, потревожены, тогда может произойти всякое. Астральные образы, пусть до предела истонченные временем, неминуемо должны отмереть. Возможно, в некоторых случаях они приспосабливаются к неблагоприятной обстановке, но трудно сказать, как долго они продолжают существовать после вскрытия гроба, где веками пребывали в неподвижности.

Это была не более чем теория, и наш мудрый опытный друг легко ее переварил. Более того, он даже проявил такт. Что ж, может, так оно и есть, как мы говорим. Сам же он поневоле должен придерживаться научных взглядов на все, что касается мумий. Он их выкапывал не моргнув глазом, так же как другие копают картошку или золото, уж кто к чему влечется душой. Он подвергал мумии осмотру, вскрывал их, снабжал ярлыками и вывозил за границу. Он упаковывал их для отправки по почте, укладывал на полки. Он читал о них лекции и при этом держал в руках и демонстрировал слушателям образцы, и все же он здесь, перед нами. Он часто приглашал фотографов делать снимки. Мы выслушали его очень кротко.

Однако, заговорив о фотографии, египтолог сделал паузу. Нам показалось, что он посерьезнел и, словно не желая окончательно подавить нас своими доводами, дал возможность хоть как-то прийти в себя.

— Я упомянул фотографию и тут же вспомнил об одном происшествии, которому так и не нашел объяснения, — добавил он.

Мы пустились в уговоры. Ему, кажется, не хотелось рассказывать, но в интересах справедливости он поведал нам о случае, вступавшем в странное противоречие с его воззрениями, согласно которым с мумиями можно обращаться не более почтительно, чем с товарами из бакалейной или аптекарской лавки.

— Да, было в моей жизни событие, так и оставшееся для меня загадкой. Я тогда собирал образчики египетских древностей для одного любителя, поручившего мне скупать все подлинные вещи, которые появятся на рынке. В один прекрасный день ко мне явился некий путешественник и спросил, интересуюсь ли я саркофагами. Я ответил, что, разумеется, интересуюсь, но только если изготовлены они не в Париже и лежат в них не тела французских нищих, обернутые в современные бинты. Путешественник сказал, что мумии у него нет, но есть доска от гроба, которую он намерен продать, и немедленно. Он спросил, нужна ли мне эта доска, расписанная иероглифами из Книги Мертвых; только одна доска, без всего остального. Он показал мне ее. Это была вещь редкая и интересная, и я спросил, сколько он за нее хочет.

— О, это ведь ценная штука, не так ли? — сказал он. — А нельзя ли узнать, сколько я выручил бы за нее на аукционе? — Я не хотел его обманывать и признался, что сам отдал бы за такую редкость две сотни фунтов.

— А что если, — проговорил мой собеседник поспешно, — я не возьму с вас ничего?

— Так это подарок? Ну что ж, буду вам весьма признателен.

Прежде чем я успел что-нибудь добавить, он выпалил:

— По рукам! Она ваша, но только при одном условии: вы заберете ее сегодня же.

Было уже довольно поздно, и я сомневался, что успею подрядить фургон. Я сказал, что явлюсь за своим приобретением завтра. Нет, сегодня до полуночи или никогда. Не упускать же было такой счастливый случай, и я вызвал своего возчика, прервав его ужин, и поручил ему эту срочную работу. В тот же вечер доска стояла у меня в кабинете, а мой благодетель со вздохом облегчения потряс мне обе руки и навсегда скрылся с моих глаз.

Ночью доска находилась в моей комнате, а я поздравлял себя с удачным приобретением. Внезапно зазвонил колокольчик, и в комнату вошло несколько весьма возбужденных джентльменов, которые заявили, что они спириты и такие же горячие приверженцы своей науки, как я — своей. Они успели очень заинтересоваться известной мне доской от египетского саркофага, и медиум уже получил поразительные результаты. К несчастью, владелец почему-то испугался, занервничал, решил, что накликает на себя беду, и продал доску. Я предпочел умолчать о том, что тот был счастлив от нее отделаться.