Песнь ветра - Константин Гуляев

поймали. Два… Святая Мария, три дня назад. Ваше преосвященство, я совсем забыл, я не придал значения… но ему грозит аутодафе!

– В чем его обвиняют?

– Колдовство, – комендант истерически прыснул. – В колдовстве обвиняют, машину сатанинскую выдумал, да я подумал, что брешет инквизитор, прошу прощения… Святая Мария! Я немедленно иду к нему.

– Нет. Вместе пойдем. Помогите-ка, святой отец…

Лещинский редко спускался в подвалы замка. Пахло тут не очень, сырость пробирала до костей, да и многочисленные спиральные ступени могли свести с ума кого угодно. Того, что сейчас подвалы облюбовала инквизиция, никто не знал, у борцов с ересью хватало собственных резиденций: Ниса, Познань, Дорухов… Туда и свозили ведьм для казни. До севера страны у отцов-инквизиторов долго не доходили руки, вот он и согласился по просьбе кардинала приютить святых карателей. И, похоже, напрасно. И без того только недавно военный замок перестроили под епископскую резиденцию, а службы проводятся только для избранных, так теперь еще и в подвалах основалась святая инквизиция. Не-ет, буду просить его высокопреосвященство о лишении нас такой чести. Епископская резиденция не занимается инквизицией, у нее и без ведьм дел хватает…

Войдя в пыточную, Лещинский брезгливо окинул взглядом немногочисленных пленников: одну ведьму горизонтально растянули на веревках, ее поясницу высоко вздымал подвижный механизм, выгибая тело дугой. В рот ей лили воду, ведьма вяло булькала. Другая, подвешенная на вывернутых руках, не шевелилась. Видимо, их периодически меняли местами, чтоб кровь не застаивалась. И третьим, растянутым на дыбе, похоже, был тот самый колдун. Они слышали недавно его отдаленные крики, но сейчас он лишь тихо стонал.

К вошедшим приблизился отец-инквизитор, сухонький невзрачный аббат с рыбьими глазами и обожженным лицом. Низко поклонившись, он озабоченно поджал тонкие

губы:

– Ваше преосвященство… виноват… вам помешали крики? Я распоряжусь…

Отец-комендант прервал его жестом.

– Нет, брат. Расскажи его преосвященству про колдуна.

– Про колдуна! – облегчение, разлившееся по лицу инквизитора, покоробило епископа, но он промолчал.

– Сейчас… – аббат метнулся к столу и принялся рыться в свитках. – Вот. Иржи Корбут, при содействии жены-ведьмы и при Божьем попущении, призвал демонов, после чего при их помощи создал машину для порчи скота во всем княжестве. Удои упали на треть, пока мы не нашли злоумышленников. Но жена, демоны и машина исчезли, теперь мы пытаем его для того, чтоб он выдал нам их местоположение. После чего колдун будет придан вашему высокому суду. Наша просьба: отлучение от церкви и аутодафе в силу невиданного масштаба порчи.

Голос инквизитора вначале дрожал от рьяной поспешности, но к концу свитка окреп и стал даже несколько торжественным.

Епископ, дотоле не сводивший глаз с инквизитора, посмотрел на колдуна. Так. Удои, значит. Лето в этом году выдалось поганым, засушливым. Видимо, этого колдун и добивался. За такое и четвертовать мало…

– А что он говорит в свое оправдание?

– Ересь! – взвизгнул инквизитор и в порыве взмаха рук чуть не выронил свиток. – Ересь, ваше преосвященство, я не смею…

– Следствию нужны любые сведения, какими бы бредовыми они ни были, вы понимаете?

Инквизитор засопел. Титаническая внутренняя борьба с сомнениями отразилась на его лице.

– Оправдания, – зло процедил он. – Если бы мы принимали во внимание оправдания еретиков, святую инквизицию следовало бы упразднить. Они ведь все невинны, как ангелы небесные. Этот клянется, что машину принесли с собой демоны, и что его жена перемещалась с ее помощью в прошлое и будущее. Странно, что не на луну! Бред! Это противоречит устройству мира!

Епископ, несмотря на мрачную обстановку, позволил себе улыбнуться:

– Забавные у него оправдания… Спасибо, святой отец. Продолжайте и сообщите нам, когда ведьма будет обнаружена. Именно она меня интересует, вы поняли?

Инквизитор упал на колени и принялся уверять, что все понял превосходно. Его клятвенные заверения продолжились и после того, как массивная, тяжелая дверь подвала закрылась за ушедшими. Громкость торжествующего голоса была соизмерима с недавними криками колдуна.

Прошло два дня. У замковых ворот каждое утро появлялся очередной ящик с некой частью двойника епископа. Левую руку Лещинский проигнорировал, а на голову сходил посмотреть. Голову, похоже, отделили от тела иным способом, нежели конечности – шея ее, судя по следам, была перетерта веревкой, либо чем-то похожим: тупым, гибким и жестким. Само лицо сердобольные служители прикрыли полотном, но широко раскрытый рот читался весьма явственно. Остальное дополнило буйное воображение епископа. До кровати он снова добирался с помощью отца-настоятеля.

Однако через час произошло радостное событие: дверь зала раскрылась, и в епископские покои вошел долгожданный пан Ружек, лекарь замка. На его лице странно уживались и искренняя радость от встречи, и озабоченность состоянием епископа. В руках он держал небольшой сверток. Небрежно бросив его на прикроватный столик, лекарь, попутно рассказывая, с какими приключениями он добирался до резиденции, осмотрел пациента.

– Упадок сил, ваше преосвященство, полнейший упадок. Срочно отдыхать! В Бад-Фильбеле, под Франкфуртом, превосходные лечебные источники, искренне рекомендую. А это вам, – расплывшись в улыбке, лекарь пододвинул сверток поближе к кровати. – Я ведь к вам сразу с дороги, мне не терпелось увидеть, как вы воспримете мой скромный подарок.

Лещинский подозревал, что скрывало оберточное полотно, поэтому руки его дрожали. Лекарские ботинки, оказавшиеся внутри свертка, тоже были неотличимы от тех, что он видел раннее. Отшвырнув их так, что они отлетели к дальней стене, епископ откинулся на подушки и прикрыл глаза. Так. Двойник, значит…

Лекарь, судя по звукам, собрал раскиданные ботинки и молча исчез из комнаты: то ли обидевшись, то ли сообразив, что подарил явно что-то не то. Лещинский был безмерно благодарен ему за безмолвие. Треклятая лекарская обувка, рука с перстнем и распахнутый в пароксизме боли рот стояли перед его глазами, как распятие. Какой еще, в преисподнюю, двойник?! Нет никакого двойника. Это его руки и ноги! Его собственные. С какими там демонами спелась жена колдуна, что у них за машина – неважно, но они вскоре его поймают, как ни запирайся в самом глухом подвале замка, и начнут кромсать колуном епископские конечности. Будут без малейших сомнений, так как он видел их собственными глазами, трогал и даже резал ножом. Если он казнит еретика, призвавшего демонов, то демоны казнят его, именно на это указывают ящики с их содержимым.

Божье попущение, говорил инквизитор. Это когда Господь знает, что человек нагрешит, но все равно ничего не делает. Потому что свобода воли человека выше Его власти. А есть ли свобода воли у него, приговоренного к немыслимому четвертованию? А если заглянуть дальше? Не выше ли епископская власть Божьей, если Всевышний не в силах наказать еретика, а он,