Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей - Коллектив авторов

Отношение общественного мнения к юбилею достаточно определенно проявлялось в номинациях юбиляра и перечне его заслуг перед подданными. В хвалебных отзывах о 25-летнем царствовании императора консервативная пресса именовала его «хозяином Русской земли», «державным преобразователем», «обновителем народной и государственной жизни»{622}. Консерваторы подчеркивали высоконравственный облик императора, которому были присущи «истинно русские черты»: милосердие, «долготерпие», самоотвержение и смирение перед Богом. С точки зрения сотрудников М.Н. Каткова, Александр II как поборник справедливости и гуманности встал на путь преобразований не в угоду собственным интересам, а по велению Божьего промысла. Главным его подвигом было снятие многовекового гнета с крепостных крестьян. Именно отмена крепостного права стала началом других преобразований, среди которых консерваторы выделяли судебную реформу, образование земских учреждений, реорганизацию армии, глубокое и существенное преобразование школы. Консервативные публицисты, с одной стороны, возвеличивали деяния императора, обозначая их как «великие дела», а с другой стороны, называли их «тяжким бременем» царской власти{623}. По их мнению, после преобразований Александра II в обществе активизировались революционные идеи и дух отрицания, начались брожение и крамола{624}. Только благодаря самодержавной власти и народной любви к монарху Россия смогла остаться единым и сильным государством.

В консервативной прессе, исторических очерках, брошюрах, посвященных Александру II и его преобразованиям, выделяется несколько сюжетных линий, в рамках которых формировался и трансформировался образ монарха на протяжении всей второй половины XIX в. — от образа «царя-освободителя» к образу «царя-мученика», «реформатора-мученика»{625}.

На протяжении всего изучаемого периода Александр II описывался как самодержавный царь, «венчанный вождь», «державный покровитель», «преобразователь», «защитник», «владыка русского народа», «отец Отчизны»{626}. Консерваторы делали акцент на преимуществах единовластного правления, на непоколебимости основ русской монархии. Усиление образа сильной царской власти достигалось с помощью притяжательных местоимений — «наш отец», «твой народ»; прилагательных и причастий — «державный», «венценосный», «венчанный», «властвующий» и др. Наиболее ярко деятельность и заслуги монарха иллюстрируют следующие слова-маркеры: «перерождение России»{627}, «великое слово освобождения»{628}, «преобразование в самых коренных основаниях»{629}, «новый плодовитый строй», «память благородного потомства», «славная эпоха великих реформ», «дела в духе гуманности и свободы»{630}, «славные твои дни царствования», «снял оковы рабства»{631}, «муж-зиждель нравственного порядка», «гений нашей будущности и гений настоящего»{632}.

Впечатляет обилие указаний на величие, историческую значимость реформ, обширность сердечного милосердия и человечности царя{633}. Прилагательные «великий», «гуманный» употребляются как при описании реформ Александра II, так и при характеристике самой личности монарха. Использование словосочетаний, указывающих на человеческие качества царя, в том числе любовь к ближнему, неистощимая благость, мудрость, свидетельствуют о стойкости стереотипа «светлый царь-освободитель».

Однако если в 1850–1860-е гг. образ монарха и его деяния рассматривались консервативными политиками и интеллектуалами как новые «надежды»{634}, «зиждительная сила», плодотворная жизнь{635}, то с 1870–1880-х гг. основной акцент делается на бренность, мученичество, «жертвоприношение», «жертву искупления»{636}.

После трагической гибели Александра II среди публицистических клише, употребляемых авторами журналов и брошюр, встречаются такие, которые подразумевают вину русского народа в смерти царя, упоминают о необходимости покаяния{637}. В конце 1880 — начале 1890-х гг. основной обсуждаемой консерваторами темой становится вопрос о последствиях реформ, наследстве 1860-х гг. Таким образом, в отзывах консервативной прессы не столько давалась положительная оценка реформам Александра II, сколько возвышалось самоотверженное служение императора своему Отечеству, его жертвенность во благо народа.

Либеральная часть общества считала 25-летие царствования поводом для актуализации идеи дальнейшего реформирования страны, ожидала декларации власти о конституционных намерениях. Особые надежды возлагались либералами на М.Т. Лорис-Меликова. Не случайно некоторые из них время деятельности Верховной распорядительной комиссии сравнивали с весной политической жизни{638}. Саратовский юрист И.Я. Славин в своих воспоминаниях указывает на то, что в связи с предстоящим юбилеем среди провинциальной интеллигенции распространялись слухи о «великих и богатых милостях сверху, о каких-то “конституциях”, чувствовались ласковые и доверчивые жесты со стороны власти по адресу общественности, самоуправления»{639}.

Стремлением показать бесперспективность и безнравственность террористических актов и обосновать целесообразность либерализации государственной жизни проникнуто «Внутреннее обозрение» «Вестника Европы», посвященное юбилею царствования Александра II. Призывая извлечь уроки из истории покушений на жизнь монархов, правителей и государственных людей, обозреватель настаивает на том, что террористические акты обостряют взаимную вражду, угрожают бесконечными репрессиями, сеют страх, равнодушие к чужому горю, лишают надежды на лучшее, колеблют уважение к человеческой жизни — первому и высшему условию правильного развития{640}.

Либеральный журнал акцентировал внимание на том, что у России есть возможность другого пути, — пути мирного, правильного развития, открытого реформами Александра II. Подчеркивая выдающееся историческое значение отмены крепостного права, судебной, земской, военной и других реформ, обозреватель «Вестника Европы» рассматривал их как закономерный результат общественного развития страны начиная с петровских преобразований. С его точки зрения, основным следствием реформ стало уменьшение общественной пассивности, вовлечение в общественную жизнь широких масс народа, появление земского самоуправления, бессословного суда, расширение гласности, распространение грамотности среди непривилегированных слоев населения. При этом основной пафос либеральной оценки значения реформ сводился к необходимости дальнейшей совместной преобразовательной работы власти и общества, направленной на сохранение законности в сфере суда, продолжение реформы уголовного законодательства, справедливое распределение налогового бремени, устранение неполноправного статуса имперских окраин, отмену уголовной ссылки в Сибирь, пересмотр пенсионного устава, расширение числа средних и высших учебных заведений{641}.

Таким образом, власть и общество использовали 25-летний юбилей правления императора Александра II для достижения своих целей. Власть при помощи юбилейных церемоний репрезентировала незыблемость монархии, одним из оснований которой являлась народная поддержка императора и его политического курса. Общественное мнение обращалось к юбилейной дате как к поводу предложить свою интерпретацию значения и последствий реформ и показать свои версии перспектив развития страны.

Как известно, 20-летие, 25-летие, 30-летие крестьянской и других либеральных реформ были проигнорированы правительством Александра III. Для презентации мифа об «истинно народном царе» и «отце Отечества» с соответствующим ему сценарием власти, подразумевавшим разрушение петровского образа монарха как воплощения западной монархической культуры в России, напоминания об александровских преобразованиях были не актуальны. Официальный перечень юбилеев напоминал главным образом о религиозных событиях: 500-летии Тихвинской иконы Божьей Матери, 100-летии со дня смерти Тихона Задонского, 1000-летии Кирилла и Мефодия, 900-летии крещения Руси, 500-летии со дня смерти Сергия Радонежского{642}. В 1885 г. широко отмечался 100-летний юбилей Жалованной грамоты дворянству, наглядно демонстрируя новые идеологические и сословные приоритеты правления Александра III.

По представлению министра народного просвещения И.Д. Делянова, утверждавшего, что публичное празднование отмены крепостного права может «возбудить народные страсти и неприязненные чувства к дворянству», товарищ министра внутренних дел И.Н. Дурново 20 сентября 1885 г. разослал специальный циркуляр о запрете особого празднования любых 25-летних юбилеев{643}.