Алмазный башмачок - Джейн Фэйзер

Спать она не могла, как не могла заставить себя снова лечь в, эту постель. Где же Матильда? Только она может ее утешить. Так упавший ребенок инстинктивно ищет мать.

Без какого-нибудь определенного намерения она вышла из спальни, миновала салон и выскользнула в коридор. Свечи в настенных бра освещали безлюдное пространство, и, когда дверь их апартаментов закрылась за ней, она испытала громадное облегчение. Она была свободна. Вырвалась на волю из душной темноты своей тюрьмы. Куда теперь направиться и что делать — об этом не хотелось даже думать. Застонав от боли в изломанном теле, она забралась на широкий подоконник окна, выходящего во внутренний дворик, поудобнее завернулась в халат, опустила голову на согнутые колени и принялась ждать утра. Ждать Матильду.

Лео вышел из-за карточного стола, когда небо окрасилось первыми лучами солнца. Он заметно покачивался от солидной дозы коньяка. Карты и коньяк в обществе друзей были для него единственным спасением от все возрастающего беспокойства, не дающего возможности заснуть. В глубине души он не мог отделить Корделию от Эльвиры. С обеими он был связан некими узами, идентичность которых не мог до сих пор объяснить самому себе. Эльвира была его сестрой, его близнецом. Он самозабвенно любил ее. Он считал себя ответственным за ее благополучие. И теперь его постоянно мучила мысль, что он, возможно, не смог обеспечить ей это благополучие.

Что касается Корделии, чья жизнь случайно на несколько недель пересеклась с его жизнью… Он страстно желал ее, если быть искренним до конца. Но одной только плотской страстью и ответственностью за юную женщину отнюдь не исчерпывались те чувства, которые он питал к Корделии.

Эти смутные думы продолжали роиться в его отуманенной винными парами голове, когда он шел в свою тесную комнату наверху лестницы в северном крыле замка. По какому-то необъяснимому капризу он слегка отклонился от своего пути и поднялся по боковой лестнице, которая выходила в коридор, ведущий к апартаментам князей Саксонских. Чем ближе подходил он к этой двери, тем все большее беспокойство овладевало им. Словно какие-то отвратительные миазмы, исходящие оттуда, растекались по натертому мрамору коридора.

Он миновал двойные двери их апартаментов. Потом, недоуменно дернув плечом, повернулся и направился назад тем же путем, которым пришел сюда. И вдруг резко остановился. Затем сделал несколько осторожных шагов. На широком подоконнике Лео увидел скорчившуюся фигурку. Она была совершенно неподвижна, и он с первого взгляда ее даже не заметил.

Блестящая волна иссиня-черных волос струилась у нее по спине. Лицо было повернуто к окну, голова покоилась на коленях.

— Корделия, — тихо произнес он, опуская ладонь на ее плечо.

Вздрогнув, она повернула к нему голову. Глаза ее были двумя темными провалами на бледном лице, которое выделялось даже на фоне белого халата.

— Я поджидаю Матильду.

Лео нахмурился:

— В коридоре? А где она?

— Я не знаю. Михаэль выгнал ее. Но она не может меня бросить. Я знаю, она не может.

Даже в полумраке он заметил царапину на ее щеке. И осознал наконец то, что так старательно отвергал. Очень осторожно он отвернул ворот ее халата. На нежной коже темными пятнами выделялись следы пальцев. Волна ярости нахлынула на него. Он вспомнил Эльвиру, тень страха в ее глазах. А теперь перед ним сидела Корделия, потухшая, без следа прежней живости, смелости, смеха.

Нагнувшись, он поднял ее с подоконника, прижал к своей груди. Она не произнесла ни слова, когда он понес ее прочь.

Он нес ее по безмолвным коридорам, вверх по пустынным лестницам, и сердце его пылало от ярости и гнева. Она прикорнула у него на груди, обхватив шею руками. Глаза ее были закрыты, густые ресницы оттеняли смертельную бледность лица, и он было подумал, что она уснула. Она глубоко и ровно дышала, сквозь ткань халата он ощущал биение ее сердца.

Поднявшись по каменным ступеням, он открыл узкую деревянную дверь, за которой оказалась небольшая комната.

Из мебели в ней были только диван, гардероб, умывальник и два кресла, да еще круглый стол, стоявший под небольшим окном, выходившим на Мраморный дворик. Судя по спартанскому убранству комнаты, в ней явно жил холостяк.

Когда Лео осторожно уложил Корделию на диван, она открыла глаза. Сначала в них мелькнуло удивление, потом испуг, но вот мало-помалу взор ее прояснился, и Лео с облегчением понял, что, она совершенно пришла в себя — пустой поначалу взгляд стал осмысленным.

Нагнувшись над ней, он расстегнул ее бархатный халат и, осторожно подведя ей под спину руку, слегка приподнял, чтобы снять его совсем. Пока он осматривал раны, нанесенные Михаэлем, губы ее были плотно сжаты, а глаза мрачны.

Раны эти выглядели не слишком серьезными, но он понимал, что по-настоящему тяжело ранено ее сердце, ее высокий, решительный, кипучий дух.

Под его взглядом Корделия лежала не шелохнувшись, устремив на него глаза, в которых уже не было ни капли страха. Она согрелась, и ужасная дрожь, сотрясавшая ее тело, наконец-то прекратилась. Воздух комнаты, казалось, был наэлектризован яростью Лео и его болью за нее. Когда он касался тела бедняжки или переворачивал ее, мужские руки были нежнее пуха, но глаза горели негодованием.

— Не думаю, что он так же обращался с Эльвирой, — негромко произнесла Корделия. — Она очень отличалась от меня. Скорее всего умная женщина просто не давала ему повода. Я не могу себе представить, чтобы она специально провоцировала его.

Лео не удивило, что она догадалась, какие мысли блуждали сейчас в его голове. Он уже обратил внимание, как проницательна была эта юная девушка, когда дело касалось ее друзей. Он погладил ее по щеке кончиками пальцев, и она улыбнулась в ответ.

— Это из-за того, что я выиграла у него в карты, — сказала она, подняв руку и взяв Лео за кисть, чтобы задержать его ладонь на своем лице. — Он прогнал Матильду потому, что я публично выставила его на посмешище. — Она прижалась лицом к его ладони и поцеловала ее. — Пожалуйста, возьми меня.

Лео сел на диван и, притянув к себе любимую, обнял ее.

Своей хрупкостью она напомнила ему сухой осенний лист.

Ощутив пальцами нежность и теплоту ее кожи, он осторожно переместил одну руку на округлость ее груди. Она прильнула к нему и, подняв руку, начала развязывать шейный платок.

Справившись с узлом, она поцеловала пульсирующую жилку у него на шее. Все ее существо дышало жаждой любви и страстным желанием.

— Мне очень надо, чтобы ты показал мне, как это может быть, — прошептала она, нежно торопя его. — Я хочу убедиться, что любовная страсть не сводится к гнусности или унижению человека. Однажды ты приблизил меня к этому чуду. Покажи же мне теперь все, Лео. Ну пожалуйста, верни меня к жизни, — прошептала она, приподнимая голову и целуя его в губы.