Исландия эпохи викингов - Джесси Байок

Споры между соседями о доступе к жизненно важным ресурсам тоже велись по правилам, учитывавшим баланс затрат и выгод. Институт частной собственности на землю был краеугольным камнем исландской системы права, и незаконный захват земли или ее использование без согласия законного владельца (например, выпас скота на соседском лугу или сбор там сена) означал агрессию. Границы участков были всем известны, хотя и не обозначались, и поэтому незаконный их переход рассматривался как посягательство и служил основанием для начала боевых действий. При этом не следует забывать, что исландцы смотрели на такие посягательства с точки зрения права, а не эмоций, и любой акт посягательства, даже после серии убийств, можно было разрешить миром в суде. В главах 80–84 «Саги об Эгиле» рассказывается о конфликте между Торстейном с хутора Городище, сыном Эгиля сына Грима Лысого, и его соседом, Стейнаром с хутора Откос Ани, который разгорелся из-за выпаса, располагавшегося между хуторами и принадлежавшего Торстейну. Показателен следующий диалог между протагонистами (гл. 81 саги):

— Не ты ли убил Транда, моего раба? — говорит Стейнар.

— Еще бы не я, — говорит Торстейн, — ни к чему тебе искать других виновников.

— Вижу я, ты себя мнишь недюжинным храбрецом и защитником своей земли, раз ты убил двух моих рабов. А мне-то кажется, не такой уж это большой подвиг. И уж коли ты такой вояка и хочешь и дальше оборонять свою землю с оружием в руках, то я предоставлю тебе при случае возможность помериться силами с человеком, который подостойнее будет тех, что ты убил раньше, и никому другому не поручу больше смотреть за моим стадом. И знай, мой скот днем и ночью будет пастись на твоей земле.

— Я тебе скажу, как обстоят наши дела, — говорит Торстейн. — Прошлым летом я убил раба, которому ты велел гонять скот на мою землю, а потом дал вам волю пасти скот, где хотите, до самой зимы. Сегодня я убил другого твоего раба и вменил ему в вину то же, что тому, которого убил раньше. И сейчас я снова даю тебе пасти там скот все лето, раз уж тебе так хочется, и так до наступления следующего. Ежели ты и тогда отправишь свой скот пастись на моей земле или наймешь людей, чтобы они гоняли его сюда, то я перебью их всех до единого, как только застану их со скотом, а коли со скотом окажешься ты сам, то и тебя тоже. И так я буду делать каждое лето, пока ты будешь держаться за это свое новое обыкновение выпасать скот таким вот порядком.

У этой распри длинная история. Дед Стейнара, Ани, был верным соратником деда Торстейна, Грима Лысого, и тот выделил Ани из своих земель хутор Откос Ани. Но прошло немного времени, и к концу X века отношения между семьями испортились. Конфликт между внуками первопоселенцев показан в саге как попытка Торстейна отстоять то, что осталось от поубавившегося богатства и могущества его отца и деда.

Одно из ключевых положений исландского права: посягнувший на чужую землю лишался защиты закона (делался óhelgr, т. е. «не-неприкосновенным») и мог быть безнаказанно убит, если его застигли на этой земле. Торстейн показан в саге как человек умеренный, и он смотрит на ситуацию не с точки зрения оправданности благородного гнева за нанесенное ему оскорбление, а с точки зрения своих прав как собственника земельного участка. Его акты насилия целиком и полностью легальны и, более того, совершаются с точным расчетом, чтобы оставить открытым путь к мировой. Выбор — мир или война — Торстейн предоставляет Стейнару. В самом деле, чтобы прекратить конфликт Стейнару надо лишь отказаться от посягательств на луга Торстейна. Но штука в том, что путь, который выбирает Торстейн не вполне безопасен, — он ведет себя весьма умеренно, но все же рискует расстаться с жизнью прежде, чем его сосед образумится и они достигнут компромисса. В сагах люди, оказавшиеся в сходной ситуации, зачастую гибнут, если только не отличаются, как Торстейн, уверенностью в собственных силах и им не сопутствует, как Торстейну, удача. Поэтому-то конфликтующим сторонам так нужны союзники и представители — но в данном случае, после разговора с Торстейном, они оказываются нужны Стейнару, так как его попытка взять соседа на испуг провалилась. Поэтому (гл. 81 саги):

Стейнар поехал прочь, домой на Откос, а чуть позднее направился на Столбовой холм. Там жил тогда Эйнар сын Тейта, он был годи. Стейнар просил у него поддержки и предложил вдобавок денег. Эйнар говорит:

— От моей помощи тебе будет мало проку, если только к этому делу не присоединятся и другие уважаемые люди.

Стейнару удается собрать, а точнее, нанять за плату команду представителей, но в итоге дело проваливается, когда становится ясно, что Торстейн не уступит. Получив поддержку своего боевитого отца, Эгиля, прибывшего на местный тинг с большим вооруженным отрядом, Торстейн выступает решительно и не боится сражаться, поэтому о компромиссе не может быть и речи. Нанятые Стейнаром годи вроде бы тоже не против стоять до конца, но Стейнар пугается и, несмотря на совет своих союзников, передает иск своему отцу, а тот предоставляет Эгилю право единолично решить дело (дисл. sjálfdœ́mi). Узнав об этом, союзники Стейнара умывают руки и расторгают союз, а Эгиль выносит унизительное для Стейнара решение. Распря между Стейнаром и Торстейном на этом не заканчивается, но по итогам данного эпизода оба остаются в живых.

Браки, союзы и конфликты интересов

Устройство исландского брака также влияло на тип возможной распри. В каждой семье каждый ее член — будь то муж, жена или ребенок — учитывал родство по обеим линиям, то есть принадлежал одновременно и к роду отца, и к роду матери. Поэтому женщина, выданная замуж, не покидала род, в котором выросла, и к нему же относились и ее дети, одновременно относясь и к роду своего отца. Браки между людьми из разных округ были совершенно обычным делом, притом округи зачастую были расположены в разных концах страны — таким образом расширялась сеть союзов, и свойством оказывались связаны тинговые разных годи и из разных четвертей. Подобная практика сводила на нет шансы возникновения высокосплоченных племенных или локальных групп и лишь увеличивала сложность и запутанность сети связей между политическими союзниками, родичами и так далее.

Степень сложности этой сети зачастую противонаправленных связей объясняет, в частности, почему ни одна социальная группа в Исландии не могла претендовать на исключительную лояльность своих членов, как мужчин, так и женщин, — каждый человек принадлежал на равных основаниях нескольким группам (ср. выше с положением вещей у бедуинов). Свойственники запросто заключали союзы и действовали против кровных родичей в судах и распрях, а если дело доходило до убийств, то люди старались по возможности избежать участия в них. Из источников следует, что настоящие распри с кровной местью начинались тогда, когда нарушался запрет на убийства собственных кровных родичей, как, например, это происходит в «Саге о людях из Оружейникова фьорда».[346]

В обычной же ситуации мы видим, как члены семьи регулярно прилагают все усилия, чтобы избежать нанесения ущерба даже самым далеким родичам. Поэтому причиной распри между семьями или между разными годи служил именно конфликт интересов, когда человек находился на пересечении двух враждующих групп, принадлежа одновременно к обеим. Простейший пример: человек А, ближайший друг и лучший союзник человека Б, является одновременно злейшим врагом человека В, который приходится Б двоюродным братом. Ни в законе, ни в традиции не было ясных указаний на то, кого в какой ситуации полагается поддерживать, и исландцы постоянно оказывались в непростом положении — какой ответ дать посланникам противных сторон, каждая из которых требует поддержки на основании родства, свойства, политического союзничества и так далее. Как раз такое весьма непростое решение приходится принимать в «Саге о людях из долины Лососьей реки» (глава 61, см. также главу 6 настоящей книги) исландцу по имени Торстейн Черный, когда его пытаются вынудить принять участие в убийстве Хельги сына Хардбейна, мужа его сестры Сольвейг. В ответ на уговоры он заявляет:

— Не пристало мне быть с теми, кто замышляет недоброе против Хельги, моего зятя. Я куда охотнее откуплюсь деньгами, дабы вы оставили меня в покое, и предложу столько, что всякому это покажется большой честью.

Двусторонняя система учета родства не только связывала родичей мужа и жены в единую, хотя и хрупкую, сеть взаимопомощи, но и, комбинируясь с другими факторами исландской общественной жизни, помогала ограничить и более или менее держать в узде взаимную ненависть между группами. Исландская культура и общество одобряли одновременный охват людей разными сетями социальных связей, основанных на разных же принципах — семейном, политическом, «дружеском» (vinfengi), — и тем самым в значительной мере устраняли вероятность возникновения клановой или региональной солидарности, то есть условия, без которого невозможна обычная племенная распря, какую мы знаем по другим социумам. Выдавая замуж дочь, исландский глава семьи — а это зачастую была женщина, а не мужчина — инвестировал долю семейного капитала (подчас весьма скудного) в новую социальную связь, в новый социополитический союз; каждый конкретный глава семьи строил собственные планы, независимые от мнения его или ее родичей, в то время как в других обществах это определялось клановой политикой. Если пара оставалась бездетной, брак можно было расторгнуть. В таких ситуациях родичам нужно было вернуть не только саму женщину, но и ее приданое, heimanfylgja, т. е. буквально «[имущество], последовавшее [за ней] из дому».[347] Аналогичным образом брак можно было расторгнуть и тогда, когда «инвестиция» не приносила прибыли, то есть когда род невесты в результате не повышал свой социальный статус, не упрочивал свою безопасность или попросту не делался богаче. Многие исландские женщины выходили замуж неоднократно (так, Гудрун дочь Освивра из «Саги о людях из долины Лососьей реки» выходит замуж четырежды, и всякий раз — за очень богатых или влиятельных людей), и ни возраст, ни утрата девственности не являлись ни в малейшей степени к этому препятствием. Особенно серьезной была ситуация, когда бывший муж отказывался вернуть приданое (см., например, историю Хрута и Унн в гл. 1 и историю Халлы и Хельги Кошки в гл. 13 настоящей книги), — у сторон сразу появлялся ощутимый материальный повод для спора, который мог перерасти и в распрю.