Извилистый путь - Виталий Вильчинский

— Могу сдать оружие, как доказательство наших мирных намерений!

— Закрой вафельницу! — прогудел один из воинов, доспех которого был дороже, чем у остальных. — И слушай приказы.

— Есть, слушать приказы! Ноги на ширине плеч, руки за голову! Ой, простите, это у меня нервное! Вооон тот мальчик меня убить может, у него руки дрожат! А вдруг нажмет на спусковой крючок! А у меня труселя белые, нехорошо получится! Я же парламентер! Я их и вправду недавно стира….

Закрой рот, человечишка! — взревел командир охраны ворот.

— Угу, только мне страшно, боюсь воон того мальца… Вот и говорю много… — тихонько прошептал я.

— Ррррааа! — заревел командир. — Ноги в стороны, р…

— Руки за голову. Я же сам предлагал так сделать….

— Пххххх! — с шумом выдохнул воздух начальник, и так же шумно его вдохнул, и дрожащим от бешенства голосом продолжил: — Нет, руки в стороны. Трое, разоружить, и связать!

Ко мне подошло три гнома, я покорно развел руки в стороны, позволяя себя раздеть, в моих глазах не было и тени страха.

— Вяжите ему руки за спиной, — скомандовал командир стражи, когда я остался в одних штанах и рубахе. Благо, на улице тепло, был полдень. Когда мои руки надежно и больно были связаны за спиной, командир подошел ко мне, заглянул мне в глаза (для этого ему пришлось задрать голову), немного в них посмотрел, а потом ударил кулаком в солнечное сплетение.

Воздух враз покинул мои легкие, в глазах потемнело. Прежде, чем я перегнулся пополам, успел заметить удивленные глаза сзади стоящих.

— За непокорство и прекословие начальству, — злым голосом сказал он, стаскивая шлем. — А это, чтобы закрепить в твоих мозгах, — и ударил меня кулаком в стальной перчатке. В моих глазах снова стало темно, только к темноте добавились звездочки.» Я дарю все эти звезды тебе», — сказал мальчик девочке, и ударил тазиком по голове.», — промелькнуло у меня в голове но, как только в глазах чуть прояснилось, я разогнулся, и изо всей силы ударил коленом гнома в челюсть. Голова его дернулась назад, а я добавил пяткой в грудь, придавая ему ускорение в падении.

— Первое было, — чтобы не нападал на графа, а второе, — чтобы запомнил это, — теперь презрительно произнес я. Тут гномы, наконец, опомнились, пришли в себя, и мой бок обожгло жгучим огнем, а стоявшие сзади сбили меня с ног и начали пинать своими коваными сапогами.

— Все же убили, гады! — прошамкал я разбитыми губами. — Но хоть солнце увидел!

Не знаю, последнее я сказал, или только подумал, но это было действительно последним, что я запомнил, погружаясь в темную пучину, спасающую от боли.

— Мммммм, — стон вырвался с моей груди, так как сдержать его не представлялось возможным. Я прислушался к себе и понял, что, как минимум, два ребра были сломаны. К ним прибавлялась рука, была отбита спина и разбита в сплошной синяк нога. Правый глаз заплыл, левый с трудом, но видел. Зубы во рту были целыми, что не могло не радовать. Сгустков крови и корки на лице не было, значит, меня немного помыли. Прислушиваясь к себе дальше, я понял, что сломанная конечность — в лубках, ребра спеленала тугая повязка. Подняв относительно целую руку, я поморщился от боли и оглядел ее. Синяки были всех возможных цветов радуги, но по краям уже начали желтеть.

«Хоть что-то радует», — вздохнул я и снова поморщился от боли в ребрах. Живой, и это главное, а остальное — зарастет, как на собаке.

Послышался скрип открываемой двери, я опустил руку на кровать и прикрыл глаза.

— Блин, челюсть болит! — прогудел знакомый голос.

— А ты не разговаривай, меньше болеть будет! — поддел его другой.

— Да иди ты! Аййй! — зашипел первый. — Очнется, я ему вломлю.

— Смотри, чтоб я тебе не вломил потом (ага, а это уже Кардарол).

Первый промолчал, и шаги приблизились к моей постели. Вошедших было трое, и они закрыли свет, падающий с окна.

— А может он так и подохнет? — презрительно сказал все тот же славноизвестный начальник стражи. — Дней пять уже так лежит.

— Не дождешься, ссыкун! — опережая все возражения, заявил я. — Ты только тогда, когда солдаты противника держат руками, махать горазд. А на поверку — сопля, — зло сказал я. — А, ну еще и на больных можешь бросаться, это я тоже вижу! Я бы в тебя еще плюнул, но слюну жалко!

Гном взревел, бешено выпучив глаза, а Оштарнор и еще какой-то гном удержали его за руки. Я отвернулся к стене, не обращая внимания на яростно вопящего гнома.

— Эй, солдаты, заберите этого невменяемого! — крикнул незнакомый гном, и в комнате враз появились четыре воина, и выволокли того вон. Когда за ними захлопнулась дверь, незнакомец вздохнул, и обратился к Оштарнору:

— Как он меня достал! Поперек горла стоит, вечно у него какие-то инциденты происходят. Солдаты давно уже жалуются, а еще и это происшествие. Что думаете, почтенный Оштарнор?

— Совет будет думать, да и трибунал будет разбираться со всеми теми случаями. А пока, давайте поинтересуемся самочувствием моего подопечного.

— Эрландо, как ты себя чувствуешь? (а это уже ко мне.)

— Препакостно, но могло быть хуже… Жить буду, скорее всего.

— Вот и отлично, а хуже могло быть однозначно. Солдаты тебя только с ног сбили, да приласкали несколько раз, а месить начал именно Горенро, когда поднялся. Вовремя я солдатам приказал его успокоить.

— Спасибо вам огромное, дедушка Ош, — улыбнулся я разбитыми губами. Стражник удивленно повернулся к Оштарнору, но тот доверительно махнул рукой:

— Все нормально, Соренро. Он — отличный малый, мы с ним давно на ты.

— А, — понимающе кивнул Соренро.

— Эрл, это мой друг Соренро, он — начальник третьего корпуса подгорных войск.

— Как вы уже знаете, меня зовут Эрландо Эрнст.

— Да, мой друг меня уже просветил. И много чего интересного рассказал! Ты довольно занимательный малый!

— Не исключено, — вяло улыбнулся я.

— Пока ты здесь отлеживался после руко… Нет, ногоприкладства небезызвестно тебе отвечающего начальника за дозор у восточного входа, уже состоялся малый совет старейшин, на котором рассматривались твои дальнейшие перспективы.

— Простите, что перебью, но я хотел бы поделиться парочкой своих соображений. А. — Убивать меня не будут, по крайней мере, сейчас, захотели бы, сразу же прикончили. Б. — Есть вероятность, что меня скормят какому-то ритуальному чудищу, наподобие эльфийского Дуба. Ну, и не очень веселый пунктик для меня — В. На мне будут ставить различные опыты, в начале под жесточайшими пытками выведав у меня все, что может взбрести в голову, а потом проверят, без каких частей тела я могу жить. Брр, аж жуть взяла!