Ад в тихой обители - Дэвид Дикинсон

«Христос, хранитель мой, обереги от яда, от огня, от воды топкой, стрелы острой, от горя и беды, от всякой злой напасти.

Христос со мной,

Христос передо мной,

Христос у меня за спиной».

Внизу, однако, Христа не было. Там плескалась и продолжала подниматься глубокая толща воды. Леди Люси перебралась на девятую ступеньку. Чем этого убийцу разъярили певчие? А чем она сама так рассердила хормейстера, грозившего удалить ее, запретившего отвлекать разговорами юных хористов? Кроме «Мессии», сказал он, им надо к юбилею разучить много новых хоральных произведений. Каких же это «новых»? Католических? Не исполняемых на англиканских службах? Возможно, он боялся, что мальчики расскажут ей об этом. Похоже, что так. Возможно, хормейстер и есть убийца. Надо обязательно обсудить все с Фрэнсисом. Фрэнсис!.. Душу пронзила острая печаль, из глаз полились слезы, добавив в угрожающий потоп капельку соли. Наверно, ей уже не суждено увидеть Фрэнсиса. И никогда он не узнает, как она любила его; как полюбила с той самой встречи, когда они разговорились в Национальной галерее перед холстом Тернера «Последний рейс корабля “Отважный”». Слезы текли и текли. Никогда, никогда Фрэнсис не узнает всей глубины ее чувства к нему! Вода снова придвинулась, и леди Люси снова пересела. Эта ступенька была десятой. Оставалось только пять.

Пауэрскорт притормозил лошадь на углу церковного двора. Сердце его кипело холодной яростью.

— Джонни, — сказал он, — сможешь добыть в Декан-хаусе ключи от собора? Я обойду жилой корпус Певческих палат. Жду тебя через пять минут возле западного портала.

Хор продолжал репетиции в своем общежитии. Уже ярдов за двадцать от старинного здания георгианской эпохи слышались нежные дисканты певчих и реплики хормейстера, раздраженно требующего повторить пропетые такты. В пении ощущалось нечто необычное, непривычное, но сейчас было не до этого. Пауэрскорт надавил кнопку звонка, ожидая в подобном доме перезвона, ласкающего слух, как мелодии Гайдна или Моцарта. Однако диссонансом к доносящимся из зала ангельским голосам, прозвучало резкое, хриплое дребезжание.

Дверь отворил незнакомый крупный мужчина лет под сорок, с густой черной бородой.

— Простите, что потревожил, — сказал Пауэрскорт. — Пропала моя жена. Она участвует в хоровом исполнении «Мессии». Не видели ли вы ее сегодня вечером?

— Нам очень хорошо известна леди Пауэрскорт, — угрюмо бросил мужчина. — Твердо могу вам сказать, что сегодня мы вашу жену не видели. До свидания, сэр.

Дверь резко захлопнулась. Пауэрскорт мельком отметил явный иностранный акцент в речи крайне нелюбезного субъекта, но мысли его занимало совсем иное. Он поспешил вернуться к собору. На часах было двадцать пять минут девятого.

Добравшись уже до двенадцатой ступеньки, леди Люси изо всех сил крикнула о помощи. Ее пронизывала дрожь, от холодной воды сводило щиколотки. С детства она верила в небеса; что ж, видимо, ей предстоит увидеть их раньше, чем ожидалось. Надежда выбраться из склепа ее почти оставила. И вероятно, она явится на небеса мокрой и грязной. И в прачечной Господней какие-нибудь святые старушки помогут отмыться, отстирать одежду и принять божеский вид. Только туда, наверно, очередь наподобие той, что обычно стоит возле ближайшей от их дома прачечной на углу Слоун-сквер. Ну, скоро выяснится.

Наверху надо будет дать отчет в своих грехах. Быть может, ей, до нитки вымокшей, окажут снисхождение. Другие-то ведь прибывают совсем сухими. Грехи? Она не всегда была добра к маме (ох, в небесном суде наверняка знают об этом). Она порой бывала чересчур строга с детьми и суховата с другими близкими. Снова прихлынула вода. Готовясь к завершению смертного пути, леди Люси перебралась на следующую ступеньку — тринадцатую. Несчастливое число.

Джонни Фицджеральд притащил огромную связку ключей.

— Лакей куда-то отлучился. Пришлось ворваться на важное совещание в кабинете хозяина. Декан был зол как черт.

Джонни возился у замка, подбирая ключ к дверям западного, ближнего к алтарной части входа в собор. Пауэрскорт изо всех сил старался скрыть досаду и нетерпение.

— Вот этот вроде, — сказал Джонни, вставляя в скважину огромный ключ. — Проклятье! Застрял, что ли? Прости, потерпи, Фрэнсис.

Не подошел и второй ключ, и третий. Пауэрскорт уже пришел в отчаяние, но четвертый из ключей щелкнул в замке. Джонни вручил другу фонарь, и, войдя в алтарную часть храма, они двинулись вдоль угрюмо темневших молельных капелл с гробницами дарителей. Многолетний совместный опыт научил их держаться вместе: хотя вообще идти поодиночке быстрее, но гораздо больше риска быть убитым. Шагам вторило гулкое эхо. Переговаривались друзья шепотом. У главного алтаря Пауэрскорт облегченно вздохнул — пусто. Ему все время мерещилось, что помраченное сознание убийцы измыслит возложение бездыханного тела Люси на жертвенник. Были ли исторические примеры казни женщин в эпоху Реформации? Припомнилась лишь одна дама из списка сожженных на костре непокорных католиков. Проходя мимо капеллы Богоматери, Пауэрскорт вздрогнул под пылающими взорами изображенных на средневековом витраже праведников и грешников. Но нигде ни следа леди Люси.

До конца лестничного марша — до конца земной жизни — ей оставалась лишь одна ступенька. Слезы неудержимо лились при мысли о детях, которым суждено расти, взрослеть без матери. Никогда уже не обнять Томаса и Оливию, никогда не увидеть их свадьбы, не подержать на руках маленьких внуков. Томас, наверное, станет военным, как отец, и будет так же великолепен на лошади, в прекрасном воинском мундире, и непременно уедет куда-нибудь далеко-далеко сражаться за свою страну. Холод от все прибывающей воды пронизывал насквозь. Но что это? Издалека, глухо, какие-то звуки. На дне крипты, под ее сводами неимоверной толщины ничего не услышать, но здесь, вблизи от двери снаружи доносился слабый неясный шум. Леди Люси решила сделать последнюю попытку в борьбе за жизнь. «На помощь! — закричала она. — Фрэнсис!» Мелькнула мысль, что если и погибнуть, так с именем любимого на устах. В ответ тишина, только монотонное журчание коварно подступающей, заливающей воды. «Сюда, на помощь! Фрэнсис! Фрэнсис!»

Более чутким оказалось ухо Джонни. Он вдруг замер и жестом поманил Пауэрскорта.

— Тихо, Фрэнсис. Мне показалось, что-то слышится со стороны хоров.

Они ринулись вперед. Ярдов за сто от крипты оба услышали далекий глухой стон. Дружный крик «Люси! Люси!» разнесся по южной галерее, громом отозвавшись в нише с гробницей герцога Уильяма Херфордского, мимо которой они мчались к хорам. Здесь, прислушавшись, друзья уже яснее различили зов: «Фрэнсис! Фрэнсис!» Леди Люси из глубины тоже услышала что-то похожее на стук быстрых шагов.

— Склеп, Фрэнсис! В углу вход в их соборную крипту. Только какой из чертовых ключей для этой двери? Дьявол! Навешали, словно для камер в огромной кутузке.

Пауэрскорт загрохотал кулаком в дверь, окликая Люси. Наконец Джонни подобрал нужный ключ. Кинувшись вниз по узкому проходу, через двадцать ступеней они оказались перед второй, окованной железом, дверью. Под башмаками хлюпала вода. Глянув на замок, Джонни достал из мешка увесистый ломик.

— Черт с ними, с этими ключами, Фрэнсис. Господь не одобрит порчу имущества в своем доме, но я возьму грех на душу.

Двумя ударами он расшатал засов, затем другим орудием взломщика ловко его вывернул.

Дверь распахнулась, обнаружив мокрую от воды и слез леди Люси. Подхватив жену на руки, Пауэрскорт понес ее к выходу.

— Это все я! Я сама виновата, Фрэнсис. Я тебя не послушалась, а малыши хористы…

— Не плачь, любовь моя, — целовал он Люси, ускоряя шаг. — Все хорошо. Ты нам потом расскажешь, что с тобой случилось. Сейчас я тебя отнесу к Энн Герберт, ты примешь ванну и переоденешься в сухое платье.

Джонни Фицджеральд тщательно запаковал инструментарий взломщика, закинул мешок за спину. Пауэрскорту внезапно вспомнилась прогулка в аркадах со старшим инспектором Йейтсом, когда тот увлеченно рассказывал про отведенный ручей и шлюзовые люки внутри собора.

Детектив стиснул зубы. Значит, палач не угомонился? Джон Юстас, Артур Рад, Эдвард Гиллеспи, потом сам Пауэрскорт под едва не прикончившим его обвалом каменных плит. А нынче, по всей видимости, была попытка убить Люси. Что ж, подождем до Пасхи; ждать недолго. Тогда уж, надо полагать, всему этому настанет конец.

Спустя два дня Пауэрскорт шагал по мощенной булыжником улочке позади собора к Певческим палатам. Два ряда старинных церковных жилищ с палисадниками взбегали по холму от здания соборного храма. На этот раз не Комптонского, а расположенного всего в паре часов езды на поезде собора в городке Вэллс. Последние двое суток, не уставая ругать себя за то, что слишком быстро перевез Люси из коттеджа Энн Герберт в Ферфилд-парк, Пауэрскорт провел у постели жены. Несколько часов заточения в холодном, полном воды склепе обернулись сильнейшей простудой. Постоянно навещавший больную доктор Блэкстаф прописал микстуру и полный покой. Пылая в лихорадке, леди Люси умоляла Фрэнсиса выяснить насчет нового задания хористам. Она была уверена, что юных англиканских певчих принуждают разучивать католические хоралы и запуганным мальчикам запрещено сообщать что-либо своим родителям. Лишь в это утро — утро Вербного воскресенья, когда прихожане с весенними веточками обходят церковь, — муж внял ее мольбам.