Золотой Мост (ЛП) - Ева Феллер

Хм, все это было странно. К началу бала оно бы вернулось. Но кто была та таинственная женщина и кто такой Д’Артаньян? И какую роль играла я во всей этой истории? Я интенсивно ломала над этим голову, но только до того момента, пока не начался второй раунд.

-О, моя любимая! – стонал Джордж. – Как ты прекрасна! На этот раз я продержусь больше времени, это я тебе обещаю!

Теперь еще и это! С покрасневшими ушами я на шаг отступила от стены. Все равно звуки были слишком громкими. Я не могла бы оставаться здесь до самого конца и слушать, поэтому и решила пойти вниз и принести себе что-нибудь поесть. Я тихо выскользнула в коридор и прислушалась. Даже здесь были слышны стоны, хоть и приглушенные.

Внезапно зачесался затылок.

- Что ты там делаешь? - спросил кто-то у лестницы. Я съежилась. Это был дедушка Генри! Зуд был четким предупреждением, что он не должен был подойти ближе, иначе он услышал бы звуки, из-за чего тайна раскрылась бы и королева оказалась бы в серьезной опасности! Не то, чтобы он умышленно раскрыл ее, так как он был милым стариком, но я чувствовала, что он уже слегка беспомощен и наивен. Могло получиться так, что он проболтался бы случайно, а также при неправильных людях.

Я побежала к галерее, чтобы отвлечь его.

- Ах, Вы снова вернулись домой! Мари говорила, что Вы останетесь на всю ночь у Вашего военного друга.

- Да, так было запланировано, - ответил он. В свете свечей его лицо выглядело свежим и розоваты, казалось, он находился в приподнятом настроении и пах, как будто уже выпил некоторое количество вина. - Я как раз снова хотел вернуться туда, так как мой сослуживец сцедил еще одну превосходную бутылку вина, критского, с первоклассным букетом. Но перед этим мне нужно забрать еще кое-то, что я забыл

- Правда? Что же это? Могу ли я быть чем-то полезна Вам?

Он посмотрел на лестницу и пол.

- Это лепестки роз?

- Ах... Да. Мэри и я хотели... Кое-что попробовать. Э-э... Будет ли в доме лучше пахнуть, если в доме рассыпать лепестки цветов.

Дедушка Генри сморщил нос принюхиваясь.

- Я ничего не чувствую.

- Да, это мы тоже заметили.

Он растеряно почесал голову. Его белые, взъерошенные волосы торчали во все стороны.

- Что же я хотел сделать?

- Вернуться назад к своему другу.

- Но почему тогда я вообще здесь?

- Потому что хотел забрать еще одну бутылочку вина, - ответила я с чистой совестью. Это было нечестно с моей стороны, использовать его слабую кратковременную память, но, если я не хотела, чтобы у королевы были проблемы, мне не оставалось ничего другого.

- Ах, так, - сказал он. В замешательстве он посмотрел на меня. - Но вино внизу, в подвале.

- Точно. Я иду вниз вместе с Вами, тогда мы сможем отыскать одну.

И мы сделали это. Вооруженные фонарем, мы спустились по ступеням в винный подвал, где мне пришлось убирать в сторону паутину, и я вздрагивала от каждого шелеста в темных углах. Я знала этот шорох, его производят мыши. Все равно я стояла насмерть и ждала, пока дедушка Генри, тихо бормоча, просматривал вина в наличии. Наконец, он вытащил пыльную, с красной, восковой печатью нужную бутылку.

– То, что нужно. Красное, критское, первоклассный букет.

После того, как это выяснилось, мы вернулись назад в зал, где дедушка Генри внезапно остановился.

- Теперь я снова вспомнил! – сказал он. – Я хотел взять саблю. Ту, с которой я воевал раньше.

- Ту, из салона?

Он кивнул.

- Подождите здесь, я быстро принесу.

Я уже двигалась вверх по лестнице. Сабля висела на видном месте на стене, прямо рядом с картиной, на которой был своего рода бой или сражение. До этого я никогда не присматривалась к картине, так как находила ее пугающе жестокой. На ней людей проткнули мечами или копьями, многие болтались на виселице – на каждом свободном месте кого-нибудь убивали. Вся сцена была залита кровью. Я не представляла, какая кровавая бойня была представлена на ней, но очевидно для дедушки Генри происходящее на картине имело исключительное значение, также как и сабля. Я взяла оружие со стены и почтительно держала его на расстоянии от себя. Неожиданно оно оказалось тяжелой и выглядело очень острым. Дрожь пробежала через меня, так как непроизвольно я подумала, сколько людей нашли свою смерть при его помощи. Осторожно и с вытянутыми руками, я несла его перед собой. Из галереи я прислушалась в коридоре к спальням - и как оказалось, второй акт был все еще в процессе. Спеша, я побежала вниз по лестнице.

- Большое спасибо, - сказал дедушка Генри, когда внизу в зале я передала ему саблю. Он принес платок из подсобного помещения и завернул в него клинок. – Раньше у меня были подходящие ножны. Но в Варфоломеевскую ночь они пропали. Потом я не смог собраться с силами, чтобы приобрести новые, так как больше никогда не хотел использовать саблю снова.

- Варфоломеевская ночь? – спросила я. Это прозвучало так, как будто каждый знал, что это значило. И на самом деле я смутно помнила это название, что указывало на то, что мы когда-то должно быть проходили это по истории, и по окончанию, как и приблизительно девяносто пять процентов занятий, эти знания были вытеснены из головы.

- Ночь большой смерти, - объяснил Генри. – Её так же называют «Парижское, кровавое бракосочетание», - его голос звучал угнетенно, в глазах застыла грусть и неизлечимая боль. – Резня была более пятидесяти лет назад, но я все еще помню каждую мелочь. Убийства длились всю ночь. Вокруг лежали тела в своей крови, не было ни одного переулка в городе, который не был бы заполнен кучей трупов. Они наполняли воду, покрывали площади и мосты. Дети, женщины, старики – убийцы не знали сострадания. Как следствие по всей Франции начались следующие бойни, тысячи, много тысяч потеряли жизнь.

- Почему люди сделали это? – спросила я в ужасе.

- Потому что они были гугенотами. Немногие выжили в ту ночь. Я был одним из них. В этой битве меня тяжело ранили, меня приняли за мертвого и оставили лежать среди других трупов. На следующий день я пришел в себя, но моей семьи больше не было в живых.

Теперь я снова задумалась. Гугеноты были французскими протестантами, и их преследовали в так называемой войне за веру, почти как в Германии. Только во Франции их со временем совсем лишили прав и изгнали. Или также убивали, как в упомянутой Варфоломеевской ночи.

К сожалению, это звучало пророчески, и я вспомнила, что на самом деле произошло бы. Людовик XIV, последующий король, издал указ, запрещающий гугенотам их веру, и тем самым окончательно изгоняя их из Франции.

Мне хотелось успокоить Генри тем, что он определенно никогда больше не пережил бы подобного, так как до этого так далеко, потребовалось бы несколько десятилетий. Но так как Запрет так или иначе не позволил бы мне сделать этого, я даже не попыталась. Вместо этого я утешающе улыбнулась ему и кивнула, когда он снова покидал дом, чтобы снова вернуться к своему сослуживцу. Обернутую саблю он зажал под рукой, также как и бутылку вина. Его темное пальто развивалось позади него на ветру, а его палка стучала по мостовой.