Тяжесть венца - Симона Вилар

Теперь в Мидлхеме всегда было шумно, к герцогу постоянно прибывали люди, в большом зале всегда толклось множество народу, от посыльных с королевским гербом до нищенствующих братьев-миноритов, собирающих подаяние для приютов и богаделен. Анна, бывая здесь, невольно наблюдала за мужем. Несмотря на всю неприязнь к нему, она не могла не отметить, как прекрасно он справляется с делами: одних принимал в большом зале, других – в своем кабинете, а кое с кем беседовал, прогуливаясь по аллеям сада. И всегда он был собран, внимателен, точен и скор в решениях. С людьми держался непринужденно, иногда чуть насмешливо, но так, чтобы не задеть достоинства собеседника. Он редко отказывал кому-то в аудиенции, будь это рыцарь в золоченом поясе, духовное лицо или депутат от городской гильдии. Никто не мог сказать, что герцог не принял его или, не выслушав, отправил к своим секретарям. Для наместника Севера эта повседневная рутина была таким же любимым занятием, как и фехтование по утрам или охота с соколом на Йоркширских пустошах. Именно поэтому люди предпочитали иметь дело с герцогом Глостером и не признавали королевских эмиссаров, по сути остававшихся не у дел.

Порой к Ричарду являлись посетители, с которыми он надолго запирался в своем кабинете, отменяя все дела. К таким визитерам относились Роберт Рэтклиф, при появлении которого Анна обычно удалялась в собственные покои, и Джеймс Тирелл, которого когда-то, поддавшись наваждению, она приняла за Филипа. Тирелл учтиво кланялся ей, и она отвечала ему милостивым кивком, хотя лицо ее всегда оставалось холодным. В том, что она согласилась стать супругой Ричарда Глостера, Анна усматривала отчасти и его вину.

С мужем у Анны сложились холодно-учтивые и ровные отношения. Он не лишал жену известной свободы – и это было все, что требовалось Анне. К тому же ей беспрепятственно разрешалось проводить сколько угодно времени с Кэтрин. При этом ей приходилось уделять внимание и Джону Глостеру. Этот бастард Ричарда по-детски тянулся к Анне, порой бывал даже надоедлив, но она мирилась с этим.

Однажды Ричард, прогуливаясь в саду замка, увидел, как Анна перевязывает Джону палец и негромко отчитывает его. Потом она притянула мальчика к себе и поцеловала. Джон застыл, прижавшись к ней, и Анна не противилась этому, что-то приговаривая и поглаживая его по голове. Взявшись за руки, они направились в дальний конец сада, откуда долетал лай Пендрагона и сквозь смех фрейлин слышался громкий голос Кэтрин. Ричард какое-то время стоял за деревьями, задумчиво глядя им вслед.

Той ночью, когда они после соития, как обычно, заняли свои места по разные стороны кровати, Ричард сказал:

– Я ваш должник за Джона, Анна. Благодарю вас, и, если у вас есть просьба, я не откажу вам.

Анна приподнялась на локтях, глядя на мужа. Да, у нее давно созрела такая просьба.

– Я бы просила позволить нам с Кэтрин посетить Нейуорт.

Ричард помолчал.

– Хорошо. Однако…

– О, не чините препятствий своему великодушию, Ричард!

Она села, сжав руки. При свете ночника Ричард видел ее миндалевидные глаза, каштановые рассыпающиеся волосы, сползшую с плеча кружевную оборку сорочки. И хотя Ричард только что обладал Анной, он вновь испытал желание, но сдержал себя. Он старался избегать излишеств во всем. Он еще помнил, как бесстыдно она вела себя с ним, когда он овладел ею, сонной, в их брачную ночь. Словно солдатская шлюха на сеновале. Стонала и извивалась. Похоже, что этот Майсгрейв развратил ее вконец.

– Я не сказал, что не позволю вам. Вы поедете в Нейуорт. Однако не тогда, когда вы в положении и долгий переезд может пагубно сказаться на плоде.

Когда он уснул, Анна еще долго ворочалась с боку на бок. При мысли о поездке в Нейуорт ее охватывало радостное волнение. Она так соскучилась по Гнезду Орла, по всем его обитателям! О, ей необходимо попасть туда, помолиться над могилами мужа и сына, пройти по старым куртинам замка, взглянуть, все ли в порядке в родовом гнезде Майсгрейвов. Пусть Кэтрин и получила новое имя, но Гнездо Орла – ее наследственное владение, и хорошо бы им вдвоем снова вдохнуть сырого, прохладного воздуха Мидл Марчеза с площадки донжона Гнезда Орла.

И хотя впереди Анну ждало рождение наследника Глостера, она буквально со следующего дня стала готовиться к поездке в Нейуорт. Торговцев, привозивших в Мидлхем товары, она нагружала заказами, прикинув, что и кому из обитателей Гнезда Орла хотела бы подарить. Своей милой Молли она привезет несколько штук добротных тканей и чепец из самого тонкого голландского полотна, который так пойдет к ее светлым волосам. Для отца Мартина Анна заказала изданные в Лондоне «Жития святых» в богатом переплете. Для Оливера прибыли из Йорка пара толедских гнутых шпор с колесиками, чтобы не ранить бока лошади, и длинный кинжал из голубоватой шеффилдской стали с позолоченными бороздками на клинке. Готовила она подарки и для Агнес Постоялый Двор, и для ее сына, и для солдат, и для странной девочки Патриции, которая наверняка уже выросла и, насколько помнит Анна, обещала стать прехорошенькой. Об этой поездке Анна думала беспрестанно и даже в снах видела свое возвращение домой, радостные лица своих людей. Часто среди них мелькало и лицо Филипа, и она, просыпаясь, решала, что эта поездка будет также и встречей с ним, ибо она еще ни разу не преклоняла колени у его могилы. И только Дэвида она не видела никогда. Мальчик бесследно исчез, растворился навек в жутком грохоте порохового взрыва…

«Все, что было Дэвидом, стало землей Нейуорта, склоном скалы, новой стеной, охраняющей Гнездо Орла. Могу ли я не поехать туда, не прикоснуться ко всему?»

Однако вскоре пришел день, когда ей пришлось отказаться от своих планов и надежд.

В начале лета в Мидлхем прибыл с границы рыцарь. Он был в полном воинском облачении: в кольчуге, наплечниках из наложенных одна на другую пластин, с наборного пояса свешивался меч. В то время в Йоркшире царил мир, и, кроме латников герцога, в Мидлхеме никто не носил оружия, поэтому рыцарь во всеоружии привлек к себе общее внимание.

Он вступил в большой зал замка и велел доложить о себе герцогу. Было послеобеденное время, и слуги суетились, убирая со столов, изредка с интересом поглядывая на стоявшего у колонны рыцаря. Он отбросил капюшон оплечья, и на его плечи упали длинные, совершенно белые волосы. Лицо его было загорелым, худощавым, с глубокими следами от былых ран. Но больше всего их любопытство вызывал стальной крюк вместо правой руки, который рыцарь привычным движением зацепил за пояс.

В это время распахнулась дверь в центре зала и по полированным ступеням неспешно спустился начальник стражи герцогини Джон Дайтон. Завидев его, однорукий воин мгновенно преобразился. Флегматичное лицо его вспыхнуло, рот искривила недобрая гримаса, глаза сверкнули. Торопливо пройдя через зал, он загородил Дайтону дорогу.