Дети смерча - Иар Эльтеррус

– Все разрешимо, – рассмеялся Фатунг. – О количестве бесполых можете не беспокоиться, их всегда будет столько, сколько нужно.

– Хорошо, а второе?

– Тут вообще нет проблем – я, в честь будущего сотрудничества, уступаю вам Орихат и еще двух непокорных за триста даралов.

– Двух непокорных? – с недоумением переспросила Ларна, никак не ожидавшая такого.

– Да, обнаглевшие твари – как ни наказывай, отказываются подчиняться, – вздохнул Фатунг. – Вам ведь понравилась та шатенка, которую вы ощупывали?

– Хороша, ничего не скажешь, – согласно кивнула девушка. – С ней стоило бы поработать не спеша, со вкусом. А что она отказалась делать?

– Не желает обучаться искусству причинять боль. Да и в постели ведет себя вызывающе, смеет быть безучастной, да еще и отвращение показывать.

– Любопытно… Думаю, что смогу ее выдрессировать как следует. Но это работа не на один день, таких нужно ломать медленно и очень жестоко.

– Кроме нее, есть еще одна строптивица. И до чего же наглая! Тоже отказывается от того, что ей не по вкусу. С самого детства такая, довольно редкий характер для аллиорноинки. Я уж совсем было решил ее на кол посадить, остальным в назидание, но вы, как мне кажется, сможете наказать ее сильнее.

Ларна открыла было рот, чтобы отказаться от сомнительного удовольствия, но Нарин придвинулась к ней и почти неслышно прошипела: "Соглашайся! Двух хороших девчонок от рабства избавим!" Девушка некоторое время подумала, прикидывая, как быть, и ей стало жаль рабынь, которых могут казнить.

– Только прикажите привести вторую, я должна взглянуть на нее.

Работорговец подозвал кого-то из слуг, что-то шепнул ему, и тот мгновенно исчез. Затем он жестом подозвал к себе давешнюю шатенку. Девушка, не слышавшая разговора, ласточкой подлетела к господину и упала на колени.

– Ты продана этой госпоже, – с насмешливой ухмылкой на губах сообщил он.

Ужас перекосил симпатичное личико рабыни, и она взмолилась:

– Господин мой! Не продавайте меня ей, прошу вас, я все что угодно сделаю! Только не ей, умоляю…

Девушка захлебнулась отчаянным плачем. Фатунг некоторое время с презрением наблюдал за ней, затем процедил сквозь зубы:

– Повторяю, ты продана. Иди к своей госпоже!

Рабыня сжалась от его слов, побелела, но не осмелилась больше просить, поднялась на ноги и поплелась к своей новой хозяйке. Ужас колотился в душе девушки, ведь жестокость и фантазия харнгиратской стервы не имеют предела – не зря Фатунг продал ей беглую Орихат, видимо, и палач не сделает того, на что способна эта страшная женщина. А ведь ею госпожа будет заниматься не спеша, чтобы получить максимум удовольствия. Рабыня еще сильнее сжалась, изо всех сил сдерживая рвущийся из горла отчаянный плач, и решила при первой же возможности покончить с собой – все лучше, чем в руках чудовища оставаться.

– Как ее хоть зовут? – спросила Ларна у работорговца, оглянувшись на свое трясущееся приобретение.

– Сириин, – ответил тот. – Кстати, вы не будете против, если со второй я на прощание разыграю маленькую сценку? Хочу глянуть, как она среагирует.

– Да ради бога!

Говоря так, Ларна не знала, что это за сценка. А если бы знала, никогда не согласилась бы. Много раз она корила себя за то, что не поинтересовалась, что задумал работорговец. Фатунг, тем временем, что-то приказал, и вскоре в центре зала установили толстый, длиной в полтора человеческих роста, кол из красного дерева. Возле него поставили стремянку. Ларна зло выругалась про себя. "Решил, значит, на прощание попугать девочку…" – с ненавистью подумала она и пожалела бедняжку, которую ждет такой ужас. Она представила себя на месте рабыни, представила, как сама перепугалась бы, и вздрогнула.

В этот момент в зал вошел какой-то слуга, ведущий за собой на веревке обнаженную черноволосую девушку со связанными за спиной руками. Она была очень хороша собой, настолько хороша, что Ларна задохнулась. Ярко-зеленые глаза рабыни вызывающе и с презрением смотрели вперед, хотя, если присмотреться, видно было, что она едва сдерживает слезы. Прямой, с тонкими крыльями, нос морщился, но девушка держала себя в руках. Она шла нарочито медленно, не обращая внимания на рывки сдавливающей шею веревки, явно выказывая этим презрение к хозяину и неприятие своего рабства. Тут к ней подбежал хихикающий карлик и помазал сзади вымоченной в каком-то жире щеткой. Рабыня отпрыгнула и попыталась лягнуть его, но промахнулась.

– Бессовестная ты, все-таки, девка, – повернувшись к ней, глубокомысленно сказал слуга. – Ей, дуре, добра хотят, задницу смазывают, шоб ей же легше было, а она воно – лягаться! Ну нет совести совсем!

– Зачем?! – вскинулась рабыня. – Зачем смазывать?!

– Ну как, зачем? – сделал удивленное лицо слуга. – Шоб кол легше входил, вот зачем! Без жиру-то оно долго будет, а так скользнет туды – и усе!

– К-о-о-о-о-л?! – в ужасе вскрикнула девушка.

– Угу, вона он.

При виде ожидающего ее кола глаза рабыни сперва расширились, затем она крепко зажмурилась, и из-под век потоком хлынули слезы. Каждая жилка в теле затряслась, и девушке нестерпимо захотелось жить… Каждый глоток воздуха вдруг стал казаться приговоренной последним, желанным, как любовь. А ведь смерть не будет быстрой и легкой, это рабыня понимала, помнила сколько умирала на колу ее подруга. Ноги подгибались, девушка едва удерживалась, чтобы не упасть.

"Ну, что? – горько спросила она саму себя. – Допрыгалась? Допротестовалась? Надеялась, что они поймут, что так нельзя даже с рабами? Какая же я дура… А теперь – все…"

Она протестовала против самых отвратительных вещей, надеясь, что господа поймут, что так нельзя. До этого момента девушка еще верила, что может быть иначе, что люди лучше и добрее, чем на самом деле. Верила, что чудеса иногда случаются. Увы, не случаются. Проситься и молить о пощаде бессмысленно, этим она только доставит палачам дополнительное удовольствие. Но все равно едва сдерживала себя, чтобы не рухнуть на колени и не начать умолять о пощаде. Нет, не дождутся! Она умрет достойно, не унижаясь, не скуля, как подзаборная собачонка! Девушка сглотнула комок в горле, открыла глаза, вытерла слезы об плечо и плюнула в сторону работорговца. С явно видимым презрением плюнула. А затем сама пошла в сторону кола с решимостью отчаяния в глазах.

– Ого-о-о… – восторженно протянула Ларна, мужество и отчаянное чувство собственного достоинства рабыни поразили ее. Она спрашивала себя: а сама смогла бы вот так гордо пойти навстречу страшной смерти? И не знала, что ответить.

– Вот это да!… – вторила ей Нарин.