Шаг в бездну - Константин Муравьёв

Теперь я смог выделить и однотипную экипировку у наиболее опытных и сработанных отрядов, и какую-то общую собранность и внутреннюю взаимосвязь.

Не знаю, догадывались они об этом сами или нет, но многих из них связывало некое общее ментоинформационное поле. И наиболее четко оно прослеживалось именно в тех группах, где присутствовали свои маги.

«Так они выполняют еще и некие координирующие функции», – понял я.

А также я, наконец, обратил внимание на уверенность в лицах и жестах, присущую людям, привыкшим решать силовые задачи.

«Тут что, слет наемников? – задумался я. – Или это просто их бар. Но Тро вроде ничего подобного не говорил. Где гном? Нужно у него уточнить».

Оглянувшись назад, чтобы задать этот вопрос Краву, мой взгляд снова зацепился за тот небольшой странный отряд, что привлек мое внимание наличием магов с внутренним источником ментальной энергии, сидевший практически у самой стены помещения.

Теперь мой взгляд выхватил и другую не слишком типичную в общей массе присутствующих здесь групп наемников картину. Выделялся этот отряд немного странным составом. Слишком много среди них было девушек.

И к тому же все девушки в отряде были как на подбор, правда, несколько миниатюрные, на мой взгляд, особенно на фоне окружающих их мужчин, но очень красивые, это я заметил сразу. Правда, дальше я свою мысль додумать не успел.

Сначала я почувствовал напряжение и страх, исходящие от находящегося рядом со мной гнома. Он несколько раз дернул меня за руку и что-то произнес, тихо показывая на сидящих наемников, а потом потянул меня к выходу, говоря о том, что сейчас для нас тут не место, надо бы его быстрее покинуть. Но сделать этого мы не успели.

На нас обратили внимание. И это выражалось в том, что те самые гоблины-переростки двинулись в нашу сторону.

Именно в этот момент со стороны зала, как раз оттуда, где расположился этот подозрительный отряд местных гоблинов, мне в спину, будто настоящим ветром, дохнуло смертельной опасностью, и я четко ощутил, что несколько очень непохожих на людей инопланетян странного землисто-серого цвета представляют для меня серьезную, даже больше, смертельную угрозу.

А осознав это, на меня накатила какая-то странная апатия и непонятное полусонное состояние спокойствия, будто я превратился в некий пластичный камень, бесчувственный и холодный, хотя несколько первых мгновений мое сердце билось как бешеное. Такого со мной еще не случалось.

Подобное состояние было новым и незнакомым мне. Но весь мой организм, сознание и, самое главное, ощущения и интуиция, которым я в последнее время стал доверять гораздо больше, твердили, что это наилучшее состояние организма и сознания для меня в текущей ситуации, и повредить оно мне никоим образом не может. А если я смогу им правильно распорядиться, оно принесет даже огромную пользу.

Только я ясно чувствовал, что разбираться с этим странным состоянием сознания необходимо уже сейчас, в данный конкретный момент времени, не откладывая его анализ на будущее. Иначе подобного шанса мне больше не представится.

И поэтому, несмотря на всю странность и опасность ситуации, я решил все-таки разобраться в своих возможностях и приступил к их анализу.

Как только я провалился в эту странную апатию, мысли, как мне показалось, потекли плавно и неторопливо.

И одновременно, противореча моим первым ощущениям, при этом я чуть ли не с компьютерной скоростью и машинным безразличием и точностью стал рассматривать возникшую ситуацию с различных сторон.

У меня в голове хоть и медленно, но с постепенно возрастающей скоростью начали появляться всевозможные варианты, которые мне получалось придумать и рассмотреть в этом состоянии с разных сторон развития событий и внешних параметров, их составляющих и влияющих на них.

Каждый просмотренный кадр (вариант, вероятность, линия поведения?) как бы прорисовывал или моделировал происходящую на текущий момент в зале картину и предоставлял мне различные варианты дальнейшего развития событий. Которые при этом в зависимости от малейших изменений различных параметров, задаваемых мной самостоятельно, моделировались мной и предоставляли мне на рассмотрение совершенно разные результаты и исходы событий, происходящих тут или, что более правильно, вероятно, могут произойти. И имели они разный, иногда совершенно не очевидный результат.

При этом я точно знал, что это не какая-то виртуальная модель, это один из витков моего будущего, ожидающий моего решения выбрать именно его для дальнейшего развития данного пути следования и развертывания нити моей судьбы именно в этом направлении.

И поэтому из тысяч, сотен тысяч различных путей моего будущего я должен был выбрать тот единственный, который бы мне позволил преодолеть эту узловую точку на линии моей судьбы.

Но самым странным было то, что я видел, как многие варианты, проходя дальше и преодолев эту некую веху на моем жизненном пути, то сходятся, то расходятся и исчезают где-то в неизгладимой дали моего сознания. Я четко мог осознать только ближайшие несколько минут, но эти минуты давали сотни, тысячи путей своего дальнейшего развития.

И я должен был выбрать, осознать и определиться с одним из них. Должен был выбрать тот единственный, что не обрывался именно на этой узловой точке в моей судьбе. Однако я не видел такого варианта.

Нет, были те, что давали мне возможность выжить. Но почему-то именно эти линии судьбы были выкрашены в моем сознании в такой темный и мрачный серый цвет, что я даже не мог на них сосредоточиться.

Варианты рождались и утекали куда-то вдаль, а я провожал их лишь грустным взглядом. Я не видел того, что мне нужно. Я не мог определиться.

Но хуже всего было то, что уже пропущенные мною линии, достигнув некой границы в моем сознании, исчезали, растворялись за ней.

Провожая каждый такой затертый, уходящий куда-то в неизвестность непрожитый момент моей будущей жизни, я испытывал какую-то сильнейшую грусть и боль. Ведь это была потеря какой-то части меня, меня того, о котором я никогда не смогу узнать.

Туда же уплывали какие-то рожденные в моей голове мысли, идеи, пережитые мною впечатления, мои воспоминания. Туда уплывал весь мой жизненный опыт, его затягивало в эту странную и непонятную бездну на краю сознания. И это вызывало грусть безвозвратной потери чего-то важного для меня.

Но именно эта грусть и боль заставили рожденные мною мысли, идеи, а главное, непрожитые варианты моего жизненного пути не убегать куда-то в непонятную бездну сознания, где они могли пропасть, затерявшись в пустоте, что проявлялась за какой-то странной полуэфемерной границей, а затормозить и остаться где-то на периферии моего сознания.