Смерть ради смерти - Александра Маринина

Она сама не заметила, как давно уже перешла на крик. Из глубины ее души поднималась такая боль, которая заставляла вибрировать голосовые связки и наконец прорвалась наружу бурными слезами. Настя разрыдалась. Колобок немедленно вскочил с начальственного места и подкатился к ней.

– Ну что ты, девочка, ну не надо, милая, – приговаривал он, ласково гладя ее по голове. – Не надо так остро это воспринимать. У нас с тобой есть работа, и мы должны ее хорошо делать, вот и все наше мировоззрение. И убийство тележурналиста – это такое же убийство, как и все остальные, и раскрывать его тоже надо. Мы же с тобой не можем отказаться его раскрывать только лишь потому, что наше государство ведет себя по-свински, правда? Да, власти поступают неправильно, но наша работа все равно остается, и делать ее все равно надо, даже если мы с властями не согласны. И убитый тележурналист не виноват в том, что вокруг его гибели устроили карнавал животных. И его близкие имеют право рассчитывать на то, что убийца будет пойман и наказан. Поэтому вытри слезы, деточка, успокойся, и давай подумаем, как нам лучше поступить. Сколько времени тебе нужно для работы с Институтом?

– Три дня, – всхлипнула Настя, вытирая глаза огромным голубым носовым платком, который протянул ей Гордеев. – Если у меня опять не получится, то за три дня это станет очевидным. А больше я все равно ничего не могу придумать.

– Хорошо, – кивнул Виктор Алексеевич. – Я на три дня дам им троих ребят. На понедельник, вторник и среду. И пообещаю, что с четверга вместо них начнешь работать ты. Годится?

– А вдруг я за три дня придумаю, как раскрыть убийство Галактионова? Тогда вы меня не отдадите? – с робкой надеждой спросила она, заглядывая в глаза начальнику.

– Не торгуйся, не на базаре, – проворчал Колобок. – Работай, как договорились. Получится – молодец. Не получится – жаль, но упрекать тебя не буду, и так сделано все, что в человеческих силах. И в том, и в другом случае с четверга начнешь работать в бригаде. А если к этому времени что-то изменится, вот тогда и будем решать, как поступать. Трудности надо преодолевать по мере их возникновения, а не заранее. Ты с Доценко все согласовала?

– Да, он должен начать сегодня прямо с утра. Уже приступил, наверное. Хорошо, что Шитова – нормальная живая женщина. Наш Мишаня ей, по-моему, жутко нравится, поэтому она охотно согласилась на то, чтобы попробовать поработать с памятью еще разочек. Бедный Миша, он на таких углубленных сеансах килограмма два в весе теряет.

– Неужели? – Полковник снял очки и сунул дужку в рот, что означало сосредоточенность и готовность к обдумыванию новой информации. – А за счет чего, интересно? Может, мне попробовать? Скоро я в это кресло уже не влезу.

– Да бросьте вы, Виктор Алексеевич, – улыбнулась Настя, взяв себя в руки и почти успокоившись. – Мы вас и толстого будем любить и слушаться.

2

Надежда Андреевна Шитова послушно выполняла все указания Миши Доценко. Она надела тот же костюм, в котором ходила на работу 22 декабря, в день, когда попала в больницу, а на вешалку в прихожей повесила недавно убранные в специальные пакеты зимние вещи – теплую куртку, короткую светлую дубленку, дорогую норковую шубу, легкое шелковое пальто на меху. Сверху, на деревянную полочку, Миша попросил положить зимние шапки, теплые шарфы и платки – одним словом, все то, что лежало там 22 декабря.

Потом они занялись спальней. Шитова долго думала, потом принесла откуда-то несколько предметов, явно раньше принадлежавших убитому Галактионову: будильник с гравировкой «Папочке от Катюши», массивную пепельницу и настольную зажигалку, небольшой изящный магнитофон и стопку кассет – Александр Владимирович любил слушать музыку, лежа в постели. Разместив вещи так, как они стояли при жизни Саши, она отошла в сторону и критически осмотрела результаты своего труда. Потом подошла ближе, сделала несколько неуловимых движений и удовлетворенно улыбнулась.

– Теперь все так, как было.

– Вы на кухню заходили? – спросил Доценко.

– Нет. Мне было очень плохо, я сразу из прихожей прошла в спальню, переоделась и легла. Потом мне стало вроде полегче, и я решила выпить чаю. Вот как раз в тот момент, когда я поднялась с кровати, у меня и произошел разрыв трубы и началось внутреннее кровотечение. Так что до кухни я не дошла.

– Очень хорошо, значит, кухню не трогаем. Вы готовы?

– А что мы будем делать? – поинтересовалась Шитова. Ей было жаль, что симпатичный черноглазый оперативник заставил ее надеть строгий деловой костюм, в котором она ходила на работу. Надежда предпочла бы беседовать с ним, облаченная во что-нибудь более интересное, например, в комбинезон с расстегнутыми сверху пуговицами, или в длинную домашнюю юбку с четырьмя разрезами. Впрочем, Михаил просил приготовить халат, в который она тогда переодевалась, так что еще очень может быть…

– Мы с вами займемся чем-то вроде гипноза, – серьезно пояснил Доценко. – Сначала я помогу вам расслабиться, отключиться полностью от всего, что произошло за последние недели. Потом мы проделаем с самого начала, шаг за шагом, весь путь от момента вашего возвращения домой в тот день до момента, когда вы открыли глаза и увидели гостя, который был у Александра Владимировича и который советовал ему немедленно вызвать «Скорую помощь». А потом я снова покажу вам фотографии. Вы не думайте, что это просто. Это потребует от вас огромных усилий и сосредоточенности.

Миша усадил Шитову в гостиной и начал работать. Сегодня работа шла намного легче, чем обычно, потому что Надежда действительно старалась. Ей, видно, очень хотелось понравиться Мише Доценко, а для этого нужно было ему помочь. В конце концов, он ведь не просто так ее терзает, он хочет раскрыть убийство ее любовника, ее друга. К моменту, когда Миша решил, что можно начинать, по его спине градом стекал пот, а усталость была такая, будто он только что разгрузил вагон с углем.

Он попросил Шитову не открывать глаза, вывел ее в прихожую, помог надеть норковую шубу, щелкнул замком, открывая входную дверь.

– Ну, Надежда Андреевна, начали. Вы пришли домой… Не забудьте, пожалуйста, мы договорились, что вы будете думать вслух.

– Да, я открыла дверь, вошла, зажгла свет, посмотрела на вешалку и сразу увидела Сашину куртку, а рядом чье-то чужое пальто и подумала, что это не Гоша Саркисов и не Стасик…

Шитова медленно раздевалась, снимала зимние сапоги, разговаривала с Галактионовым, который объяснял, что у него важная встреча, и просил к ним не заходить и не беспокоить. Она думала о том, что Саша, наверное, не собирается вместе с ней отпраздновать день ее рождения, а также о том, что чувствует себя очень плохо, и если завтра не станет лучше, то придется вызвать врача. Переодеваясь в красивый теплый халат, она думала о стирке, которую запланировала на завтрашний вечер, но которую, видимо, придется отложить, если ее самочувствие не улучшится. Она испытывала такую страшную слабость, что даже испугалась, и, укладываясь в прохладную свежую постель, подумала о том, что уже давно перестала быть юной девочкой, но никогда раньше не думала, что болезни и недомогания начинаются так рано. Если окажется, что с ней что-то серьезное, не бросит ли ее Саша? И если бросит, грозит ли ей это какими-нибудь существенными переменами в жизни или пройдет достаточно безболезненно? Она сквозь дрему прикидывала, какие блага и удобства привнес в ее жизнь Александр Галактионов и обязательно ли она лишится их, если так случится, что Саша с ней расстанется. Мысль о разрыве пришла ей в голову в первый раз, и она удивилась про себя собственной самоуверенности: нужно было заболеть, чтобы об этом подумать.

Миша стоял возле кровати и внимательно слушал лежащую в постели женщину. Кажется, она старается изо всех сил, и он был ей за это благодарен. Такие эксперименты Доценко ставил уже не в первый раз, но обычно ему приходилось долго мучиться со свидетелями. Молодые девушки глупо хихикали и никак не могли настроиться на работу. Женщины постарше смущались и пытались сами решать, что имеет значение, а что нет, внезапно выходя из образа и не терпящим возражений голосом произнося:

– Ну, это мы пропустим, здесь ничего интересного не было.

Мише в таких случаях стоило больших усилий сдержаться и не накричать на них. Он всегда старался быть спокойным и корректным, чтобы не «спугнуть» свидетеля, не сбить его память с нужной колеи. Но он очень хорошо помнил случай, когда свидетельница вот так же авторитетно заявила, что «это мы пропустим», потому что не видела ничего достойного внимания в том, что вышла из подъезда и шла до метро, напевая песенку. Миша сначала разозлился на ее безапелляционный тон, но потом спохватился и спросил, что за песенку она напевала. Оказалось, это было «Если бы не было тебя, то зачем было бы жить мне?» из репертуара Джо Дассена. Почему именно эта песенка? Ведь певец давно умер, пик его популярности прошел много лет назад, сегодня его совсем не слышно ни по радио, ни по телевидению, и далеко не в каждом доме сохранились его пластинки и записи на кассетах. Миша клещами впился в несчастную свидетельницу, в результате чего выяснилось, что, выходя из лифта, она столкнулась с человеком, очень похожим на певца: копна мелко вьющихся светло-каштановых волос, семитский тип лица с крупным носом и чувственными, четко очерченными губами. Данный ею словесный портрет позволил тогда точно выделить одного человека из огромного круга потенциальных подозреваемых. После этого случая Доценко сказал себе, что в работе с памятью важно каждое мгновение, ибо уместившаяся в это мгновение мысль может оказаться ключевой.