Маршал Рыбалко - Семен Мельников

Решили организовать на сборных пунктах, где шла подготовка к отправке их на Родину, трехразовое питание и выделить специалистов для оказания медицинской помощи. Кроме того, обеспечить газетами и начать регулярно проводить политинформации.

Большую работу в этом направлении проделал начальник тыла генерал Владислав Антонович Микуцкий. Он прибыл к нам в январе 1945 года, заменив И. К. Николаева, который был назначен начальником тыла 1-го Украинского фронта.

*

Остался в памяти торжественный парад войск. С восхищением смотрели наши гвардейцы на своего любимого командарма, принимавшего парад. Неоднократное громовое «ура!» покрыло его приветственную речь. Грудь Павла Семеновича украшали орден Ленина* и две Золотые Звезды Героя, три ордена Красного Знамени, три ордена Суворова I степени, ордена Кутузова I степени и Богдана Хмельницкого I степени. Родина высоко оценила выдающиеся заслуги своего верного сына, а Чехословакия отметила заслуги П. С. Рыбалко высшей наградой республики — орденом Белого Льва.

Спустя несколько дней к этим наградам прибавилась маршальская звезда: 1 июня 1945 года П. С. Рыбалко присвоили звание маршала бронетанковых войск.

Позднее Рыбалко был награжден еще тремя высшими орденами Чехословакии и двумя высшими польскими орденами — «Виртути милитари» и «Крестом Грюн-вальда». Теперь эти награды, вместе с орденами Советского Союза, экспонируются в Центральном музее Вооруженных Сил СССР.

Отгремели оркестры, закончился парад войск армии, а затем состоялся юбилейный обед. И наши гвардейцы, и генералы Жадов и Гордов, и чехословацкие представители, и многие другие наши гости еще долго вспоминали этот яркий праздник.

■ - ....... .1

* 25 ноября 1945 года П. С. Рыбалко в связи с 50-летием со дня рождения и за долголетнюю и безупречную службу в Вооруженных Силах СССР награжден вторым орденом Ленина. — Ред.

Недавние сражения упоминались в речах выступавших, и неизменно в их победных итогах отдавалось должное роли и заслугам П. С. Рыбалко.

Выступил и Павел Семенович — как всегда немногословно:

— Я благодарю своих соратников — солдат, сержантов, офицеров и генералов за то, что в боях против фашистских захватчиков они внесли достойный вклад в общенародное дело, были мужественны и отважны, проявили беспредельную верность нашей социалистической Отчизне...

Кто-то крикнул: «Ура нашему командующему!»—* и гром аплодисментов прервал его речь. Но Рыбалко поднял руку:

— Я склоняю голову перед священной памятью тех, кто отдал свою жизнь за Победу.

Все встали, и на нашем празднике воцарилось скорбное молчание.

...После праздников, как известно, наступают будни. В частях развернулась боевая учеба, что потребовало в эти дни особого напряжения от командного состава. С одной стороны — будоражащая умы и души воинов одержанная победа, с другой — расставание с боевыми друзьями, увольняющимися в запас.

Рыбалко однажды уже пережил это,— когда окончилась гражданская война,— и теперь много времени проводил в частях, одним своим присутствием помогая командирам и политработникам поддерживать в войсках должную дисциплину.

Как-то мы с Павлом Семеновичем возвращались в штаб армии из 22-й мотострелковой бригады полковника X. С. Богданова, где проводили строевой смотр. С нами ехал начальник оперативного отдела полковник А. П. Еременко. Мы с ним делились впечатлениями об окружающей природе, которая в эти последние дни мая щедро украсила сочной зеленью леса, поля, сады. Сквозь кроны могучих дубов, стоявших стеной на обочине дороги, светило яркое солнце. А Рыбалко сидел, опустив голову, лишь изредка взглядывая на могильные холмики, часто возникавшие на нашем пути.

— Что так невесел, Павел Семенович? — спросил я.— Для плохого настроения вроде бы нет причин. Войну мы закончили победителями, дисциплина в частях улучшилась, вот и у Богданова...

— Да, мы победили,— прервал он,— но какой ценой завоевана наша победа? Сколько отцов, матерей, жен, детей не дождутся с этой проклятой человечеством войны своих сыновей, мужей, отцов?

Голос его дрогнул, страдальчески изогнулись брови и тоскливый взгляд устремился вдаль, на несущуюся под колеса машины дорогу. Перед нами был отец, потерявший на войне единственного сына... Как он должен переживать за каждую нашу потерю! Да где найти слова утешения?

— Вот вы любуетесь красотами природы,— усилием воли подавив в себе тяжелые думы, продолжал Павел Семенович,— а вдоль всей дороги — могилы наших павших воинов. Они похоронены на том месте, где их настигла фашистская пуля или осколок фашистской бомбы. Не могу я спокойно смотреть на эти могилы: сердце кровью обливается!..

Помолчав, он снова собрался с мыслями:

— Конечно, счастливы те, кто остался в живых. Но мы в долгу перед павшими. И обязаны сделать все, чтобы увековечить их память.

— Как это сделать? — спросил я, догадываясь, что у него уже созрело решение.

— Нужно перезахоронить останки погибших воинов в братские могилы со всеми воинскими почестями... Вот приедем в штаб, и ты, Еременко, сразу подготовишь указание командирам соединений, чтобы они создали специальные комиссии из командиров и политработников танковых и мотострелковых бригад, включив и представителей медико-санитарной службы, подобрали команды солдат, обеспечили их спецодеждой, автотранспортом...

— Это еще, пожалуй, не все...— заметил я.

— Да, конечно,— согласился Рыбалко.— Еще надо дать' задание Каменчуку организовать во всех саперных частях изготовление гробов, привлечь к этому местные мастерские... А тебя, Семен Иванович, попрошу вместе с Капником взять организацию перезахоронения под свой контроль и руководство...

Мы осуществили замысел Рыбалко, хоть и непросто было это сделать: тысячи солдатских могил разбросала война по разным уголкам Германии, Австрии, Чехословакии. Но все, кто занимался этим святым делом, не щадили своих сил.

Торжественные похороны, воинские почести, траурные мелодии оркестров произвели сильнейшее впечатление на местное население. Люди шли и шли к могилам павших за их освобождение и со слезами возлагали венки...

Пройдет немного времени и на этих местах воздвигнут величественные обелиски, посадят аллеи серебристо-зеленых елей, а у подножия монументов будут постоянно живые цветы...

Начало июня принесло нам новые хлопоты. Мы готовили сводный батальон для участия в Параде Победы. В него надо было включить лучших из лучших — солдат и офицеров нашей армии, особо отличившихся в боях. Отбором кандидатов Рыбалко занимался лично и как-то пожаловался:

— Не знаю, кого выбрать — все достойны, все заслужили. Одних Героев Советского Союза сколько... А кавалеров ордена Славы! А сколько тех, у кого на груди не умещаются ордена, не считая медалей «За отвагу»!

— Так это же здорово! — воскликнул я.

— Ну, конечно же — это очень хорошо, что у нас такая геройская армия,— улыбнулся он и снова принялся за отбор.

В конце концов кандидаты были утверждены Военным советом, и генерал Ёахметьев, на которого командующий возложил строевую подготовку, приступил к

делу.

Не жалея сил — своих и будущих участников Парада,— Дмитрий Дмитриевич от подъема до отбоя «гонял» их на плацу, беспощадно требуя повторений и постепенно добиваясь надлежащего строевого шага. Многим это давалось с трудом. Сказывалось, что в годы сражений строевой подготовке уделяли меньше внимания.

Но вот наступил день, когда Рыбалко смог доложить командующему фронтом, что подготовка батальона к параду закончена. Маршал Конев тут же приехал к нам и начал смотр. Придирчиво, с пристрастием наблюдал, как печатает шаг мимо трибуны наш сводный батальон. Пять раз повторялся торжественный марш, пока, наконец, маршал не объявил, что остался доволен. Поблагодарив участников Парада и Военный совет армии, он вдруг сказал Рыбалко:

*— Вы, Павел Семенович, будете лично представлять свой батальон в сводном полку 1-го Украинского фронта.

— Слушаюсь! — четко ответил Павел Семенович и тут же метнул в мою сторону тревожный взгляд.

Было отчего тревожиться командующему. В эти дни шла большая подготовительная работа к передислокации армии из Чехословакии в Австрию и одновременно началась отправка на Родину увольняемых в долгосрочный отпуск. Как ни заманчива была перспектива участия в Параде, уезжать из армии в такой важный для ее дальнейшей жизни момент Рыбалко не хотелось. Конечно, заместители, начальники служб постараются, всё сделают наилучшим образом. Но все же — свой глаз вернее...

Мне не довелось быть на историческом Параде Победы, но я отчетливо представляю себе все, что происходило 24 июня 1945 года в Москве, на Красной площади, по взволнованным рассказам наших представителей. Они говорили и не могли наговориться, переполненные незабываемыми впечатлениями. Как и другие солдаты и офицеры, кому не довелось там побывать, я слушал их, затаив дыхание, и перед глазами возникали величественные картины этого единственного в истории страны события.