Поединок. Выпуск 7 - Эдуард Хруцкий

Сапожников протянул ему скорее серую, чем белую, тряпку. Закурдаев схватил ее, ловко расправил на своем вещмешке, а сверху на все это напялил свою уже простреленную фуражку. Потом поддел вещмешок на палку и крикнул Сорокину:

— Следите, товарищ старший лейтенант!

Он приподнял вещмешок с фуражкой над стогом, потом быстро опустил его, потом приподнял снова.

— Эй! — позвал он Сапожникова.

— Ну, — отозвался тот.

— Как только немец выстрелит, в одну секунду подбери елкинскую винтовку. Понял?

— Понял.

— Зачухаешься — на себя пеняй!

— Поднимай!

Закурдаев снова поднял вещмешок над стогом. И задержал в таком положении всего на несколько секунд. Но и их хватило, чтобы пуля немецкого снайпера проделала в его фуражке, платке и мешке дырку. Закурдаев мгновенно спрятал свою приманку. И обернулся. Сапожников саженными прыжками махал через мыс к Елкину. Подпрыгнул, схватил винтовку и распластался на траве. В тот же момент над мысом просвистела очередная пуля, а из леса донесся очередной хлопок выстрела. Сапожников ждал этого. Он вскочил и уже вместе с винтовкой вернулся за стог.

— А ты соображаешь! — похвалил его Закурдаев.

Сапожников молча показал ему свое плечо. Пуля снайпера порвала гимнастерку и оставила заметный след на коже.

— На пару сантиметров взял бы пониже — и руки нет, — сказал он.

— А она тебе сейчас не шибко и нужна. Два километра и без руки проскочишь, — усмехнулся Закурдаев и показал ему фуражку и платок. — Наверное, думает, что между глаз попал.

— А старший лейтенант увидел? — спросил Сапожников.

Закурдаев в ответ пожал плечами. Взял винтовку и открыл затвор. В винтовке было всего два патрона. «А ведь он где–то не очень высоко сидит, — подумал он о немецком снайпере. — Иначе не то что на два, а на все шесть сантиметров ниже мог бы целить». И поделился этой мыслью с Сорокиным.

— Вымани его еще хоть на один выстрел, — попросил в ответ старший лейтенант. — Я вроде что–то заметил. Но убедиться надо.

Закурдаев передал винтовку Сорокину и снова поднял над стогом мешок с фуражкой. Но немец больше не стрелял. Стало ясно, что он распознал трюк пограничников и больше на приманку не поддался. Надо было срочно придумывать что–то другое. Срочно, потому что лай собак слышался уже совершенно отчетливо. А это означало, что, если через четверть часа пограничники не уйдут в лес, им придется принять свой последний бой на мысу, прикрываясь от врагов единственным стогом. Мысль у Закурдаева работала быстро. Но надо было еще быстрей, потому что Сорокин сердито окликнул его:

— Ну что ты там?

— А, была не была, — махнул рукой Закурдаев и быстро раскатал скатку своей шинели. Потом набил ее сеном и приладил фуражку.

— Если ударит, ко мне не подходите. Ранит — сам уползу. Убьют — все равно не поможете, — сказал он Сапожникову и Борьке и, пятясь, полез от стога обратно в болото.

Снайпер не стрелял. Вероятно, стог мешал ему видеть то, что делалось на мысу у самой воды. И Закурдаев невредимым сполз в болото. Там он насадил чучело на шест и положил на воду. Шест ушел под воду. А чучело поплыло. И сразу же в него стукнула пуля. Послышался уже всем знакомый хлопок. А за ним два выстрела из стога. Потом из стога вылез Сорокин к коротка приказал:

— За мной!

Пограничники бегом бросились в лес. Борьке очень хотелось узнать, как обнаружил старший лейтенант немецкого снайпера. Но обстановка не позволяла заниматься разговором, и он молчал, бежал, чувствуя, что едва успевает за пограничниками. Лес был густой, высокий и сухой. Под ногами мялась трава, ломались ветки. Просека осталась далеко позади. А вместе с ней и повизгивание рвущихся с поводков собак. Но все–таки они еще были слышны. Ветер доносил до пограничников их визгливые голоса. Причем теперь они слышались не столько сзади, сколько справа на уровне группы и даже немного впереди ее. Было похоже, что немцы стараются опередить неизвестных им диверсантов и отрезать им путь к советским войскам. Да, собак пограничники еще слышали. А стрельба на фронте, который был уже совсем рядом, вдруг затихла совсем. Словно и не было ни справа, ни слева, ни сзади, ни впереди никакой войны. Впрочем, объяснить это было можно. В районе больших болот сплошной линии фронта не было. Оборона советских войск носила очаговый характер, к тому же довольно маневренный. И немцы тоже здесь наступали далеко не по всем направлениям равномерно: где–то выдвинулись вперед, где–то заметно отставали. И вполне возможно, случилось именно так, что пограничники попали в коридор, свободный как от немецких, так и от наших войск.

Так, по крайней мере, представлялось Сорокину. И он вел бойцов вперед левее с тем, чтобы опередить погоню и не дать ей возможность оказаться у них на пути.

Неожиданно лес впереди начал редеть. Сорокин остановился. Закурдаев, обменявшись с ним взглядом, побежал к опушке. Вернулся он через несколько минут.

— То ли там пойма, то ли луга, одним словом, километра на два ни одного кустика. И не видно никого.

— Вот они нас туда и заворачивают, — разгадал план немцев Сорокин. — Хотят переловить, как перепелов. Не получится.

— А правее, примерно за километр, мелколесье и кусты пойдут, — продолжал Закурдаев.

— Это то, что нам надо, — сказал Сорокин. — Туда и пойдем.

Он сделал знак рукой и пошел вдоль опушки. Закурдаев, Сапожников и Борька двинулись за ним. Теперь они чутко прислушивались к каждому звуку, доносившемуся из леса справа. И скоро поняли, что им удалось опередить немцев. Что погоня запоздала и уже, как бы ни спешила, все равно захватит лишь след пограничников.

Увидев на опушке кусты, остановились снова. Надо было хоть на минуту перевести дух. Закурдаев воспользовался этим, сел на траву и снял сапоги, чтобы вылить из них воду. Он как вылез из болота, так и бежал по лесу в сапогах, полных воды.

Борька, увидев на опушке бочажину, поплелся к ней, чтобы хлебнуть глоток. А Сапожников приложил к ушам ладони и прислушался.

— Идут по нашему следу, — доложил он Сорокину.

— Теперь не догонят, — махнул рукой Сорокин. — Особо зарываться не станут. На рожон из–за нас не полезут.

— Я пойду посмотрю, что там на опушке, — предложил Сапожников.

— Только на чистое не выходи, — предупредил Сорокин.

— Понял, — ответил Сапожников.

Он обошел развесистый клен, раздвинул перед собой густой куст орешника, и вдруг на том месте, где он только что стоял, вверх взметнулась земля, и страшный грохот потряс лес. В воздухе засвистели осколки. Сорокина сшибло с ног воздушной волной. Он упал. Но тотчас вскочил. Сапожникова нигде не было видно.

Из бочажины, весь перемазанный в грязи, вылезал Борька. Закурдаев сидел на траве и ошалело моргал. Прошла минута. Но никто из троих не шевелился. Ибо никто не мог понять, что же случилось…

***

Первым пришел в себя Сорокин. Он огляделся по сторонам и увидел то, чего совершенно не замечал до этого момента. Тут и там из травы торчали металлические усики. И от них к веткам кустов и деревьев тянулась тонкая проволока. Там, где стоял сейчас он и сидел Закурдаев, этих усиков не было видно. Но вокруг бочажины, у которой на четвереньках стоял Борька, они зловеще поблескивали со всех сторон. Наши это были мины или немецкие, Сорокин не знал. Да сейчас и не имело значения, кто их тут расставил. Важно было другое, что Борька пока еще совершенно чудом не подорвался на них так же, как Сапожников. Но мог в любую секунду задеть смертоносную оттяжку, и тогда…

— Не шевелись, Борис! Мы на минном поле! — крикнул Сорокин.

Их разделяла всего лишь пятиметровая полоса заминированного участка. Но чудо, которое уберегло Борьку при подходе к бочажине, второй раз могло не повториться.

— Я на цыпочках проскочу, Николай Михайлович, — взмолился Борька.

— Не смей! Тебе сказано не шевелиться! — грозно повторил Сорокин.

К старшему лейтенанту подошел Закурдаев.

— Что же будем делать? — спросил он. — Вас–то не зацепило?

— В уши ударило, — признался Сорокин. — Говори громче.

— Делать что будем? — снова спросил Закурдаев и показал рукой в ту сторону леса, откуда еще только что слышались голоса собак.

Сорокин все понял.

— В первую очередь надо спасать мальца, — сказал он.

— Как?

— Думай!

— Давайте, я прощупаю каждый сантиметр и пролезу к нему, — предложил Закурдаев.

Сорокин мотнул головой. И сдавил виски руками.

— Обоих разнесет, — сказал он.

— Тогда не знаю, — ответил Закурдаев, вытащил из своего трофейного автомата магазин с патронами, сунул его за голенище, а в автомат вставил новый, полностью снаряженный.

— Я знаю, — сказал Сорокин. — У тебя, кажется, была, веревка?

Закурдаев достал из вещмешка моток веревки.

— А ты, Борис, осторожно оглядись и залезай на березу! — уже командовал Сорокин.