Ночные объятия - Шеррилин Кеньон

Глядя на него теперь, трудно было поверить в то, что он был древним бессмертным воином, чье имя было синонимом смерти. И который заставлял смягчаться ее сердце и ускоряться пульс.

Он был великолепен.

Саншайн глядела на запутанную клановую татуировку на его теле. Он и правда был кельтом. По-настоящему живой, дышащий «бегущий-голым-через-вереск-и-торфяники» Кельт.

Ее бабушке это понравилось бы.

Саншайн закрыла глаза и позволила своей памяти, принадлежащей Ниньи, завладеть собой. В действительности, эти воспоминания не были ее собственными. Скорее, они были похожи на кино, которое она смотрела когда-то.

Они были реальны для нее, и в то же самое время не были. Она больше не была Ниньей, а Тэлон…

Он не являлся тем мужчиной, которым был тогда.

Спирр был полон ярости и изменчивых эмоций. У Тэлона были эмоциональные взрывы, но, главным образом, он был спокоен и беспристрастен.

Никто из них не был тем же самым человеком, и все же она не могла избавиться от чувства, что все равно им предназначено быть вместе.

Но если то, что рассказала Селена, правда, его призванием было много большее, чем просто быть ее возлюбленным. Не говоря уже о том, что она больше не Нинья. Часть Ниньи жила в ней, но она была совсем другим человеком.

Любила ли она Тэлона будучи Саншайн, или что-то из этого пришло из ее предыдущей жизни? Могла ли она знать наверняка?

«Я никогда не буду любить никого, кроме тебя, Нин».

Слова на кельтском эхом отозвались в ее голове.

Постепенно все воспоминания об их совместной жизни в прошлом возвращались к ней. Как будто кто-то сорвал печать с двери ее памяти, и воспоминания вырвались наружу.

Она вспомнила о его сестре и родителях, даже о дяде и тете, и незаконнорожденном кузене. Вспомнила, Тэлона юным пареньком, когда они вместе в первый раз сбежали поиграть у озера.

Она помнила, как относились к нему люди клана. Скандал о его царственной матери, совращенной его отцом-друидом. Как родители Тэлона бежали темной ночью, чтобы предотвратить убийство его отца и избежать наказания матери за совершение запретных действий.

Из-за этого все ненавидели Тэлона. Его обвиняли в слабостях матери, в том, что она соблазнила их Первосвященника и оставила клан без руководства. Они обвиняли его в том, что его мать поставила свои желания и потребности выше своих людей. Чтобы искупить ее грех, Тэлон поставил всеобщие желания и потребности над собственными.

У Саншайн сжалось горло, когда она вспомнила все, что он вытерпел.

Нинья была там, той холодной снежной ночью, когда Тэлон приковылял в зал, замерзший, с орущим ребенком в руках. Своим плащом он укутал сестру, чтобы согреть ее. Свои ботинки он продал, чтобы купить Кеаре молоко, которое та отказывалась пить.

Тэлон вызывающе стоял перед всеми ними. Его юное тело было готово принять любое проявление их злобы. Даже теперь она видела перед собой холодную решимость, которая горела в его янтарных глазах.

— Твоя мать, — спросил король Идиаг, — где она?

— Две недели, как она умерла.

— А твой отец?

— Прошло шесть месяцев, как он был убит, защищая нас от саксов. — Тэлон посмотрел на орущего младенца, потом опять на дядю. Его лицо смягчилось и выдавало опасение. Это была единственная щель в фасаде его храбрости. — Пожалуйста, Ваше Величество, пожалуйста, пощадите мою младшую сестру. Не дайте ей тоже умереть.

Идиаг наблюдал за ним с любопытством:

— А как насчет тебя, мальчик? Ты просишь милосердия и для себя?

Тэлон тряхнул головой:

— Нет, Величество. Для себя я не прошу ничего.

Идиаг принял Кеару как дочь, но так и не признал по-настоящему Тэлона. Он презирал его, как и все остальные. И никогда не защищал от злобы и насмешек людей.

Вместо этого он велел Тэлону принимать все как мужчина, потому что тот заслужил это, и никогда не хныкать.

Так Тэлон и поступил.

Саншайн не могла сосчитать, сколько раз находила его у озера, тренирующегося с мечом.

«Я заставлю их принять меня, Нин. Я буду лучшим воином, рожденным когда-либо, и они никогда не посмеют говорить со мной с чем-то меньшим, чем уважение».

Она видела, как разгневанный и обиженный мальчик превращается в озлобленного, жестокого мужчину. На его лице всегда было угрюмое выражение, а в движениях смертельно-опасная уверенность, и даже самое храброе сердце вздрагивало при его приближении.

Он по-своему пробивал путь к сердцу дяди. До тех пор, пока даже клан, который ненавидел его, не понял, что Тэлон — единственный, кто способен возглавить их в борьбе против врагов.

Никто не смел встречаться с его пристальным взглядом, и только шепотом отваживались унижать его или мать.

У Идиага не было другого выбора, кроме как принять его. Или признать Тэлона или потерять свой трон в войне.

Тэлон был неукротим. Сильный. Непреклонный.

Мужчина, обладающий властью.

До тех пор, пока она не оказывалась рядом с ним. Только тогда он смягчался, позволяя себе улыбаться и смеяться.

И ее неотступно преследовало воспоминание, как Тэлон шептал ей о своей любви, когда она умерла у него на руках…

Горло у Саншайн сжалось, когда она поставила сумку и термос с кофе на стол, и опустилась на колени на пол рядом с головой Тэлона. Нежность затопила ее.

Она действительно любила этого мужчину.

Она сильно изменилась.

А Тэлон — нет.

Он был все тем же свирепым воином. Тем же самым человеком, который ставил барьеры перед собой и преодолевал их.

Она провела кончиком пальца по его бровям, потом наклонилась и поцеловала в щеку.

Вздрогнув, он проснулся так резко, что свалился с кушетки.

Саншайн подавила смешок:

— Прости.

Тэлон озирался вокруг, нетвердо стоя на ногах, потом сел обратно на кушетку. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, где он находится. Прочищая горло, он, нахмурившись, наблюдал за Саншайн, которая, присев на корточки, смотрела на него со странным слезливым выражением на лице.

— Что ты сделала?

— Поцеловала чуткую Спящую Красавицу.

Он снова нахмурился, пока не унюхал аромат, почти такой же соблазнительный, как пачули.

— Кофе?

Она вручила ему термос:

— И пирожки. Я подумала, что ты предпочтешь их соку из гуавы и кексам с клюквой.

Тэлон подозрительно посмотрел на нее, задаваясь вопросом, не похитил ли человек-стручок[41] ее тело, пока он спал. Это не могла быть та же самая женщина, которая часами рылась в «отбросах» у него дома, выискивая что-нибудь «нетоксичное», чтобы поесть.

Или сердитая искусительница, прогнавшая его спать на кушетке в одиночестве.