Дети капитана Гранта - Жюль Верн

Понаблюдав за небом, сливавшимся с горизонтом в едином мраке, Гленарван вернулся на ствол.

— Что скажете, Гленарван? — спросил его Паганель.

— Скажу, что начало — на славу, друзья мои, и если так пойдет и дальше, то гроза будет страшнейшая.

— Тем лучше! — воскликнул энтузиаст Паганель. — Раз уже избежать этого зрелища нельзя, так я рад, что оно будет красиво.

— Вот еще одна из ваших теорий, которая рассыплется с треском, — заметил майор.

— И одна из лучших моих теорий, Мак-Наббс! Я согласен с Гленарваном — гроза будет великолепная! Сейчас, когда я пытался заснуть, мне припомнилось несколько случаев, которые помогают мне не терять надежды. Ведь мы как раз находимся в краю великих электрических бурь. Я где-то читал, что в 1793 году как раз здесь, в провинции Буэнос-Айрес, во время одной грозы молния ударила тридцать семь раз подряд! А мой коллега Мартин де Мусси, будучи в этих же местах, наблюдал раскат грома, длившийся целых пятьдесят пять минут без перерыва.

— Наблюдал с часами в руках? — спросил майор.

— С часами в руках. Единственное, что могло бы меня встревожить, — прибавил Паганель, — так это мысль, что на всей этой равнине возвышенным пунктом является только то омбу, на котором мы с вами находимся. Здесь был бы очень кстати громоотвод, ибо из всех деревьев пампасов молния почему-то питает особую слабость именно к омбу. А потом, вам, конечно, небезызвестно, друзья мои, что ученые не рекомендуют укрываться во время грозы под деревьями.

— Ну, нельзя сказать, чтобы совет этот был уместен, — заявил майор.

— Надо признаться, Паганель, вы чрезвычайно удачно выбрали момент для того, чтобы сообщить нам эти успокоительные сведения, — прибавил иронически Гленарван.

— Ба! Все моменты хороши для приобретения знаний… — отозвался Паганель. — А, начинается!..

Раскаты грома прервали этот несвоевременный разговор. Их сила нарастала, а звук повышался. Приближаясь, они переходили из низких тонов в средние (если заимствовать подходящее сюда сравнение из музыки). Все пространство было в огне. Невозможно было определить среди этого огня, какая именно электрическая искра вызывает этот нескончаемый грохот грома, эхо которого, перекатываясь, уходило в бесконечную глубь неба.

Непрерывно сверкавшие молнии были очень разнообразны по форме: некоторые из них свергались перпендикулярно, по пяти-шести раз на одном и том же месте; другие представляли огромный интерес для ученого — если Араго (как об этом свидетельствуют его любопытные подсчеты) всего два раза видел раздвоенную, вилообразную молнию, то здесь можно было наблюдать их сотнями. Были и такие молнии, которые, бесконечно разветвляясь, загорались кораллообразными зигзагами, причем на темном небесном своде получались самые причудливые световые эффекты. Вскоре на северо-востоке зажглась фосфорическая, ярко светящаяся полоса. Воспламеняя тучи, словно какое-то горючее вещество, и отражаясь в бурных водах, она мало-помалу охватила весь горизонт. Создалась огромная огненная сфера, в центре которой находилось омбу.

Гленарван и его спутники молча глядели на это грозное зрелище. Они не могли говорить: слов не было слышно. Порой беловатый, точно призрачный свет на мгновение озарял то невозмутимое лицо майора, то оживленное любопытством лицо Паганеля, то энергичные черты лица Гленарвана, то растерянное личико Роберта, то беспечные физиономии матросов.

Однако ни дождя, ни ветра еще не было. Но вскоре хляби небесные разверзлись, и между черным небом и водной равниной появились вертикальные линии, похожие на нити, натянутые на ткацкий станок. Крупные водяные капли, ударяясь о поверхность нового озера, отскакивали тысячами брызг, озаренных молниями.

Предвещал ли этот ливень конец грозы? Предстояло ли нашим путешественникам отделаться лишь обильным водным душем? Нет! В разгар этой электрической бури на конце главной, горизонтальной, ветви омбу вдруг появился окруженный черным дымом огненный шар величиной с кулак. Этот шар, покружившись несколько секунд на одном месте, разорвался подобно бомбе, с таким грохотом, что он был слышен даже среди непрерывного, оглушительного грома. Запахло серой.

На миг все затихло, и в этот момент послышался крик Тома Остина:

— Дерево загорелось!

Том Остин не ошибся. Мгновенно, словно искра фейерверка, пламя охватило всю западную сторону омбу. Сухие сучья, гнезда из сухой травы и верхний губчатый слой древесины послужили для него благоприятным материалом. Поднявшийся в это время ветер еще больше раздул огонь. Надо было спасаться бегством. Гленарван и его спутники стали поспешно перебираться на восточную часть омбу, еще не охваченную огнем. Взволнованные, растерянные, они молча, то протискиваясь, то подтягиваясь на руках, карабкались по ветвям, гнувшимся под их тяжестью. Пылавшие ветви корчились, трещали, извиваясь в огне, словно заживо сжигаемые змеи. Горящие головни падали в воду и, бросая пламенные отблески, уносились течением. Пламя то взлетало на огромную высоту, теряясь в как бы пылающем воздухе, то, прибитое вниз разъяренным ураганом, охватывало все дерево, словно туника. Гленарван, Роберт, майор, Паганель матросы были охвачены ужасом, их душил густой дым, обжигал нестерпимый жар. Огонь уже добирался до них; ничто не могло не только потушить, но даже приостановить его. Несчастные люди считали себя обреченными сгореть заживо, подобно тем индусам, которых сжигают в утробе их божества — истукана.

Наконец положение стало невыносимым. Из двух смертей приходилось выбирать менее жестокую.

— В воду! — крикнул Гленарван.

Вильсон, которого уже касалось пламя, первый бросился в воду, но вдруг оттуда раздался его отчаянный крик:

— Помогите! Помогите!

Остин стремительно кинулся к нему и помог ему вскарабкаться обратно на ствол.

— Что такое?

— Кайманы! Кайманы! — крикнул Вильсон.

И в самом деле, вокруг омбу собрались, блестя чешуей, отражавшей зарево пожара, эти опаснейшие из пресмыкающихся. При виде их сплющенных хвостов, их голов, напоминающих наконечник копья, их глаз навыкате, их широчайших, заходящих за уши пастей Паганель сразу признал в них по этим характерным признакам свирепых американских аллигаторов, называемых в испанских владениях кайманами. Их было штук десять. Они били воду гигантскими хвостами и грызли омбу длинными зубами нижней челюсти.

Несчастные поняли, что гибель их неизбежна. Их ждал ужасный конец: или быть сожженными заживо, или стать пищей кайманов. Сам майор промолвил своим спокойным голосом: