Меч Ночи - Маргарет Уэйс

Увы, с горечью подумал Кхеогги, все это было очень давно – до появления Ло-хана Угнетателя… Ло-хана Разрушителя. Прошло уже три тысячи лет, но его имя до сих пор с ненавистью произносят в уцелевших обиталищах ОомРамн. Ло-хан – убийца всего нечеловеческого.

Сейчас империя ОомРамн представляла собой лишь жалкую тень прежнего величия – ничтожная горстка миров, притулившихся к Стене Вихря. Старые мастера продолжали на Арене шумные дебаты о судьбе ОомРамн, но это мало что меняло. Устав от разговоров, Кхеогги в поисках славы направился к звездам, и там, когда по чистой случайности его корабль был взят на абордаж Маррен-каном, неожиданно выяснил, что честь и слава, оказывается, могут приносить немалую выгоду. Как только ему предложили, он сразу подписал Корабельный Договор, приложив к книге свою намазанную чернилами левую лапу.

– Вам чем-то неприятен ваш узник, мастер Кхеогги? – подплыв к нему вплотную, вежливо спросил эльф.

– Не больше, чем другие люди, прошу прощения, сэр, – громовым голосом ответил Кхеогги. – А их я страсть как не люблю!

– Продолжайте, Кхеогги! – властно сказал эльф. – Как я понимаю, не только ваш клан недоволен господством людей.

– И не без причины, – ответил Кхеогги, вывернув свои черные губы. – Дай мне только волю, и я сырым съем самое сердце человечества, а опосля с удовольствием выпью его кровь. Вот как я поступлю за все то, что они с нами сделали!

– Воистину, – промурлыкал Шиндак, – это смелые слова, которые, впрочем, и следовало ожидать от представителя расы воинов.

Минотавр фыркнул. Его черные глаза сузились, голова затряслась от сдерживаемого гнева.

– Да уж куда смелее, дружище! Энто человечество у меня уже вот где сидит! Вы-то, поди, уютно устроились возле капитана. Или вы думаете, что ваше с ним сходство не сыграло тута никакой роли?

На лице Шиндака не дрогнул ни один мускул, но его лицо сразу приняло надменное и угрожающее выражение.

– Мы, обитатели Цокон-нукораи, – спокойно сказал Шиндак, не отрывая от минотавра взгляда своих серебристых глаз, – живем довольно долго. В Коллективе наши воспоминания живут еще дольше. И мы – больше, чем ОомРамн, больше, чем цултаки, больше, чем экнарцы или урухи с Хишавея, или горомоки, – больше, чем все остальные собратья, понимаем весь ужас того, что с нами случилось! – Эльф слегка приподнял свое голубоватое лицо, его серебристые глаза смотрели куда-то вдаль. – Я вижу, как корабли Утраченной Империи продвигаются сквозь звезды и нечестивый Локан – тот самый Локан, как он называется на вашем грубом языке, – ведет их вперед. Каждую цивилизацию, с которой он сталкивается, Локан оценивает по своим, человеческим стандартам – как будто люди совершенны! Как будто другие формы не могут быть им равными или превосходить их! Руководствуясь этими своими предрассудками, он взял Меч Ночи и по своей воле радикально изменил квантовую погоду. Там, где обитатели планет были гуманоидами, Меч Ночи полностью превратил их в людей. Там, где местная раса совсем не походила на человеческую, воля Локана превратила их в лишенных разума зверей. Именно такова была судьба большей части вашей великой империи, Кхеогги. Та же участь, о которой говорилось выше, постигла мои собственные старые миры. Кхеогги удивленно заморгал. Об этом же говорили старые легенды ОомРамн – о Великом Коллапсе. Ло-хан Разрушитель силой своей магии превратил доблестных воинов в безмозглых зверей.

– Он был настоящим чудовищем, этот Ло-хан!

– Да, именно так, – терпеливо ответил Шиндак. – Но разве вы не видите, мой друг, что этим наши потери не ограничиваются? Погибла история целых миров – их культура, их песни, надежды и мечты. Обращенные Локаном расы забыли свой прежний облик и стали настоящими людьми. Это хуже смерти – они забыли, кто они есть на самом деле. Правду помнят только те из нас, кто избежал превращения. Только мы знаем имена наших угнетателей, которые отняли у нас любовь наших братьев. Мы не можем этого забыть. Мы этого никогда не забудем. Минотавр снова съежился.

– Вы уж мене простите, мастер Шиндак, но вы, цокон-нукорайцы, чересчур много думаете.

– В этом-то и заключается наше проклятие, – холодно ответил эльф, – но вы никогда не будете им отягощены. Если вы завершили то, что должны были здесь выполнить, я дам вам новое поручение.

На миг задумавшись над словами эльфа, Кхеогги решил, что не стоит расшифровывать содержащийся в них скрытый смысл, и ухватился за последнюю часть фразы.

– Капитан велел, чтобы я заглядывал к этому человеку каждые восемь склянок.

– Я вижу, распоряжения капитана значат для вас очень много, – без всякого выражения произнес Шиндак.

– Он ведь капитан! – просто ответил Кхеогги.

– Да, конечно, – улыбнулся Шиндак. – Не хотите ли выпить со мной сартагонского грога? – после секундной паузы спросил он.

– Сартагонского грога, сэр? – довольно улыбнулся зверь. – Почту за честь, мастер Шиндак!

Повернувшись, эльф поплыл по коридору, направляясь к третьему, нижнему трюму.

– Тогда следуйте за мной. Нам нужно кое-что обсудить.

Открыв массивную дверь, Шиндак отплыл в сторону. Согнувшись в три погибели, Кхеогги протиснулся в отверстие и сразу же выпрямился в полный рост – удовольствие, которого лишали его коридоры.

Сквозь решетку, отделявшую нижний трюм от двух остальных, проникали слабые лучи света. Этот трюм был самым маленьким из всех, достигая тем не менее почти семиметровой высоты. За шесть дней до встречи с Флинном пираты выгрузили свои последние приобретения в Гавани Умба, так что теперь трюмы корабля оставались пустыми.

Пустой трюм наводит на мысли о переменах, подумал Кхеогги. Оглядев собравшихся, он еще больше в этом утвердился.

Здесь были Лулм, Мельн и Огроб – гномы-горомоки, сидевшие возле дальней переборки, по своему обычаю скрестив ноги. Их вязаные шапочки давно уже выцвели, но семейные цвета еще можно было различить. С потолка свешивались семь хишавеев, ухватившись отростками за потолочные балки. Их тела состояли из трех комплектов трех радиальных придатков, прикрепленных к грудной клетке, над которой возвышалась голова с тремя гроздьями глаз. Шесть хишавеев окружали седьмого члена клана, размером побольше, которого все называли “королевой”, хотя этот титул для такого ничтожного сообщества явно был чересчур громким. В углу свернулись урухи – две женщины-змеи, которые, очевидно, вели какую-то оживленную дискуссию, вскидывая в воздух все свои двенадцать рук. Обычно женщины-змеи порабощали для своего сообщества холостого самца, но, к несчастью, за все годы странствий таковой им пока не встретился.

Когда Шиндак вошел в помещение, все разговоры мгновенно стихли.