Шорохи - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Э?..
– У звонившего был какой-нибудь особенный голос?
– Откуда вы знаете?
– Очень глубокий…
– Дребезжащий, – добавил Хардести.
– Скрипучий, грубый?
– Точно. Вы его знаете?
– Боюсь, что да.
– Кто он?
– Вы бы не поверили, если бы я сказал.
– Попробуйте, – предложил Хардести.
Тони покачал головой:
– Извините, это служебная тайна.
Хардести был разочарован; улыбка сошла с его лица.
– Ну, мистер Хардести, вы нам очень помогли. Огромное спасибо.
Бальзамировщик пожал плечами:
– Не за что.
Есть за что, подумал Тони. Вот именно что есть. Но черт побери, что же это все означает?
Из приемной они направились было в разные стороны, но, пройдя несколько шагов, Тони обернулся и окликнул:
– Мистер Хардести!
– Да?
– Можно один личный вопрос?
– Какой?
– Что побудило вас взяться за эту работу?
– Мой любимый дядя был владельцем похоронного бюро.
– Понимаю.
– Он был замечательным человеком. Особенно с детьми. Он просто обожал детей. Я мечтал стать похожим на него, – признался Хардести. – У меня всегда было такое ощущение, будто дядя Алекс знает какой-то страшно важный секрет. Он часто показывал нам, детям, фокусы, но, конечно, не в этом дело. Я думал, что он занят чем-то очень таинственным, очень интересным и эта работа дает ему некое знание, которого нет у других.
– Вы разгадали секрет?
– Да, – ответил Хардести. – Думается, что да.
– Можете открыть его мне?
– Разумеется. Дядя Алекс понимал, как и я теперь понимаю, что с мертвыми нужно обращаться так же бережно, как и с живыми. Их нельзя похоронить и выбросить из головы. Их уроки навсегда остаются с нами. Сделанное ими при жизни продолжает поддерживать и влияет на нас после их смерти. Благодаря их любви мы любим и влияем на других людей – тех, что останутся жить, когда мы уйдем. Таким образом, человек никогда не умирает по-настоящему. Жизнь продолжается. Секрет дяди Алекса в двух словах можно выразить так: «мертвые тоже люди».
Тони с минуту смотрел на него, не зная, что сказать. И вдруг сам собой пришел вопрос:
– Вы верующий, мистер Хардести?
– В начале своей работы здесь я не верил в бога. А вот теперь верю. Да, я определенно верующий.
Когда Тони сел за руль своего джипа и захлопнул дверцу со стороны водителя, Хилари спросила:
– Ну, что? Он бальзамировал Фрая?
– Хуже.
– Что может быть хуже?
– Тебе лучше не знать.
Он посвятил ее в историю с телефонным звонком человека, назвавшегося Бруно Фраем.
– Ах, – вырвалось у Хилари. – Забудь то, что я говорила о массовой шизофрении. Вот доказательство!
– Доказательство чего? Что Фрай жив? Этого не может быть. В дополнение ко всем прочим вещам, о которых мне противно упоминать, его набальзамировали. Какая уж тут кома, если все вены и артерии забиты бальзамирующей жидкостью?
– Но, по крайней мере, этот звонок доказывает, что происходит что-то из ряда вон выходящее.
– Не обязательно, – сказал Тони.
– Недостаточно, чтобы убедить твоего капитана?
– Гарри Лаббок сочтет этот звонок выходкой сумасшедшего.
– Но голос!..
– Гарри на это не клюнет.
Хилари вздохнула.
– Что же дальше?
– Нужно хорошенько подумать. Посмотреть на проблему с разных сторон и убедиться, что мы ничего не упустили из виду.
– Мы не могли бы подумать за обедом? – спросила она. – Я умираю от голода.
– Где бы ты хотела пообедать?
– Поскольку у нас обоих тот еще вид, предлагаю что-нибудь потемнее и поуединеннее.
– Отдельный кабинет в баре «Кейси»?
– Замечательно.
Катя по направлению к Вествуду, Тони думал о Хардести и о том, что он прав и в каком-то смысле мертвые – не совсем мертвые.
* * *Бруно Фрай растянулся на заднем сиденье своего «Доджа» и попытался уснуть.
Это был не тот фургон, в котором он прибыл в Лос-Анджелес на прошлой неделе. Та машина оказалась в руках полиции. Официально она числится за Джошуа Райнхартом – душеприказчиком и управляющим его поместьем; теперь ему приходится улаживать имущественные дела. Новый фургон был не серым, как тот, а темно-синим, с ярко-белыми полосами. Накануне Фрай приобрел его в автомобильном салоне в Сан-Франциско. Отличная машина!
Вчера он почти весь день провел за рулем и приехал в Лос-Анджелес поздно вечером. И сразу направился к коттеджу Кэтрин в Вествуде.
Она теперь звалась Хилари, но он-то знал, что это Кэтрин.
В очередной раз явившаяся с того света.
Поганая сука.
Он вломился в дом, но ее не оказалось. Наконец перед рассветом она заявилась домой, и он чуть не прикончил ее. Откуда могла взяться полиция?
В течение последних пяти часов он пять раз проезжал мимо ее коттеджа и не заметил ничего особенного. Он не знал, дома ли она.
Он пребывал в растерянности. Мысли путались, он не представлял, что делать дальше, где ее искать. Постепенно в мозгу воцарился хаос. Он чувствовал себя растерянным, сбитым с толку, потерявшим контроль над собой – хотя и не притрагивался к спиртному.
Устал. Господи, как он устал. Он не спал с самой воскресной ночи. Если бы можно было хоть чуточку поспать, к нему вернулась бы ясность мысли.
И он снова отправится ее искать. Отрубит ей голову. Вырвет сердце и пронзит деревянным колом. Умертвит ее раз и навсегда.
Но сначала нужно поспать.
Он лег на пол, радуясь тому, что солнце проникало в фургон сквозь ветровое стекло. Темнота пугала его.
Рядом лежало распятие. И пара острых кольев.
Он набил холщовые мешочки чесноком и развесил их над всеми дверцами.
Эти амулеты должны были оградить его от колдовских чар Кэтрин, но они были бессильны перед кошмарами. Сейчас он уснет и проснется от кошмарного сна, с застрявшим в горле криком. А потом, как обычно, не сможет вспомнить, что ему снилось. Но в момент пробуждения явственно услышит шорохи, и мерзкие твари поползут по всему телу, по лицу… Через пару минут это ощущение исчезнет, и он будет яростно жалеть о том, что не умер.
Фрай испытывал ужас перед сном, но и бешеную потребность в нем.
Он закрыл глаза.
* * *Как обычно, в баре «Кейси» гремела музыка. Но в глубине зала было несколько закрытых кабинетов, где ее почти не было слышно.
Через какое-то время Хилари оторвалась от еды и заявила:
– Кажется, я знаю, в чем дело.
Тони положил свежий сандвич на тарелку.
– То есть?
– У Фрая должен быть брат.
– Брат?
– Это все объясняет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});