Ястреб и голубка - Вирджиния Хенли

— Хотя королева и запретила упоминать его имя, но это О'Нил, известный в Англии как граф Тайрон.

Она не могла скрыть изумления:

— Некоронованный король Ирландии? — Она невольно вздрогнула. — Этот человек может натворить бед, — пробормотала Сабби.

Он поцеловал ее в макушку.

— Волк среди волков. Именно это я и имел в виду, когда сказал, что у Бесс сегодня хватит хлопот, — сказал он беспечно.

— У него высокомерие такого же сорта, как и у тебя… но только… только он холоден, безжалостен и полон ненависти. — Мгновение поколебавшись, она попросила:

— Держись от него подальше.

Шейн угрюмо усмехнулся. Он пытался следовать этому правилу долгие годы, и всегда безуспешно. Отец держал его на невидимой привязи и никогда не упускал возможности дернуть за этот поводок, когда считал нужным.

Он крепче сжал Сабби в объятиях, словно ища у нее спасения.

— Когда они с королевой всласть наиграются в свою игру в верховенство и подчинение, он триумфально возвратится на ирландские берега.

Она потянулась и сделала ему гримаску:

— Из-за тебя у меня все болит. Я хочу принять горячую ванну и сидеть в ней долго-долго, а потом собираюсь дать Субботе поразмяться.

— Я знаю, что тебе сейчас требуется, — сказал он с улыбкой.

— Нет, нет, не знаешь, Хокхерст. Ты уж слишком ненасытный!

Он тихо засмеялся.

— Да что ты, я совсем не про то. Я тебе сделаю массаж. — Он несколько раз согнул и разогнул руки и изобразил на лице таинственность. — Секретные методы. Этому искусству учат в странах Востока.

Пообещав ей это, он вынул из шкафчика флакон с благовонным маслом и заставил Сабби лечь на живот.

«Ах вот как, значит, слух верен, — ревниво подумала она, — у него до меня была любовницей женщина с Востока».

Он встал на колени таким образом, чтобы зажать ее поясницу между своими мускулистыми бедрами, а затем, налив себе в ладонь немного ароматного масла, начал долгими, сильными движениями растирать плечи и спину Сабби.

— Расскажи мне про эти восточные секреты, — вкрадчиво попросила она, с наслаждением предоставив себя заботам его опытных рук.

— Да я просто пошутил, — сказал он беспечно.

— Шейн, расскажи. Я просто сгораю от любопытства.

— Твое любопытство только красит тебя, моя дикая кошечка, но, видишь ли, главный принцип восточной культуры — это наслаждение мужчины. В отношениях с мужчиной женщина всегда принимает на себя абсолютно пассивную роль; ее единственная цель — ублажить мужчину. Она неизменно покорна, а тебе эта роль совсем не подходит, благодарение Всевышнему, — заключил он, коснувшись ее атласной кожи несколькими летучими поцелуями. Потом он переместился ближе к ее пяткам и приступил к массажу ее восхитительных ягодиц.

— Расскажи еще что-нибудь, — попросила она, поеживаясь под нажимом сильных пальцев.

— На Востоке самый могучий соблазн для мужчины — это то, что запрещено. — После недолгого колебания он решил описать ей обычай, который наверняка должен был ее покоробить. — Не желаешь ли узнать о семи узлах небес?

— Да, желаю, — весело подтвердила она.

— Женщина завязывает семь узлов на шелковом шнуре, а потом осторожно вводит этот шнур любовнику… вот сюда. — Пальцем он коснулся укромного местечка между ее ягодицами, и она примолкла: слышать такое было странно и не очень-то приятно.

— Потом, когда мужчина достигает предела, она медленно вытягивает шелковый шнур, и каждый следующий узел вновь вызывает у мужчины оргазм. Семь за раз!

Она недоверчиво перевела дух, а он со смехом признался:

— Если бы ты знала, как мне мила твоя невинность!

Желание разгорелось в них снова, но она не позволила ему вернуться к любовным усладам и решительно заперла за собой дверь ванной комнаты. Придется отложить это до другого раза, а то как бы не вышло так, что он ею пресытится.

Они провели весь день не разлучаясь; мир перестал для них существовать. Оба знали, что счастье побыть наедине будет выпадать им — даже если повезет — лишь от случая к случаю, и потому старались взять от этого дня все, что только можно. Они вместе катались верхом, обедали, разговаривали, смеялись, мечтали и все время держались за руки, как дети — как мальчик и девочка. Шейн пожирал ее глазами, как будто она была первой женщиной, которую он увидел в жизни, и вел себя так, словно только сейчас ощутил свою мужскую суть.

После ужина Барон вручил ему записку, и сердце Сабби сжалось от страха.

— Милая, ничего тут нет ужасного. Мне надо ненадолго отлучиться, но я обещаю вернуться вовремя, чтобы отнести тебя в постель.

— А если я спрошу, куда ты направляешься, ты отделаешься от меня какой-нибудь лживой выдумкой. Если же я спрошу, что ты делал на прошлой неделе в непотребном доме, ты рявкнешь, чтобы я не совалась в твои дела.

Но помяни мое слово, Шейн Хокхерст: ты мне расскажешь все.

— Меня не умаслишь, — легкомысленно отмахнулся он.

— Ха! Его не умаслишь! — передразнила она его, смеясь; при этом ее глаза бесцеремонно обратились к его чреслам и не отрывались от них, пока она не увидела, как поднимается под одеждой его мужское орудие.

— Так какие же цвета ты выберешь для барки, радость моя?

Смотри-ка, сказал она себе самой, он уже так и поступает: отвлекает ее внимание, отделывается от нее дорогим подарком.

— Дай подумать… белый и пурпур… королевский пурпур! — распорядилась она.

Глава 13

Шейн отправился в город один, по вызову О'Нила. Поднявшись на верхний этаж притона на Треднидл-стрит, он снял свой черный плащ и стряхнул с него дождевые капли — только что начался дождь.

Глаза О'Нила — темные пучины, которые видели все и ничего не говорили — искали встречи с глазами сына. Шейн давно понял, что никогда уже не сможет привыкнуть к отцовским глазам. Правые руки обоих мужчин приветственно взметнулись вверх, а затем с глухим стуком ударили по плечам друг друга.

Таким ударом вполне можно было бы свалить лошадь, но ни тот, ни другой не дрогнули.

Наконец молчание нарушил О'Нил:

— Я на ней играл, как на ирландской арфе.

Выждал момент, когда она размякла, и дал волю своему красноречию. Объяснил ей, что попытка закабалить Ирландию была ошибкой, хотя ее люди в Дублине слепо стремятся именно к этому. Сказал, что в правительстве Дублина царят корысть и подкуп. Английских лордов обуревает алчность — подавай им ирландские земли; и за монеты, всунутые в нужную руку, им удается отхватить по пять тысяч акров на каждого. Но в глазах любого человека они — не более чем гулящие помещики, а их подручные обращают ирландцев в рабов! Я открыл ей глаза на то, что англичане в Дублине обкрадывают английское правительство с таким же бесстыдством, как и Ирландию. Я потребовал назначения честного правителя, а со своей стороны пообещал, что обеспечу нейтралитет всех кланов.