Секреты Достоевского. Чтение против течения - Кэрол Аполлонио

Увеча себя, скопцы уподоблялись жертвенному агнцу (самому Иисусу), который принял на себя страдания всего мира. Анализируя «Бесов», литературоведы всегда указывают читателю на этимологию фамилии Ставрогина. Она происходит от греческого слова отаордс; («крест») и очевидно намекает на Страсти Христовы. В тексте романа недвусмысленно говорится о связи Ставрогина со скопцами и родственной им сектой хлыстов. Стараясь польстить Ставрогину во время их разговора в главе «Иван-Царевич», Петр Верховенский сравнивает будущий выход Ставрогина из тайного убежища с выходом «полулегендарного основателя» сект хлыстов и скопцов Данилы Филиппова. Здесь соединяются сразу несколько черт личности Ставрогина: его двусмысленная сексуальность, тема тайного убежища («он скрывается») и апокалипсический подтекст. Тема самозванства здесь также выходит за исторические и библейские рамки, поскольку история секты скопцов изобилует ложными и двусмысленными именами. Например, Энгельштейн указывает на «неясную» идентичность «пророка» скопцов Кондратия Селиванова, которого связывали с великим множеством разных личностей. Селиванов «считал себя воплощением первого Искупителя», а история его бедствий – похожий на Священное Писание текст, озаглавленный «Страсти Кондратия Селиванова», являвшийся для скопческих общин «определяющим нарративом инициации и выживания» [Engelstein 1999: 32]. Ученые подробно задокументировали важность темы скопцов для замысла «Жития великого грешника», остававшегося доминантой в творческом сознании Достоевского в тот период, когда он писал «Бесов» [Peace 1971: 171]. Если же пренебречь метафорическими нюансами, то из-за недвусмысленной ассоциации между Ставрогиным и сектой скопцов напрашивается вопрос о его возможной половой импотенции или сознательном уклонении от контакта с женщинами. Р. Пис ставит этот вопрос в своем провокативном исследовании

«Бесов», а Л. П. Гроссман указывает на близкое сходство Ставрогина с М. А. Бакуниным, который в глазах общества, несмотря на свое недюжинное обаяние, считался импотентом[135]. Нам необходимо обратить внимание на эти многочисленные и весьма прозрачные намеки при анализе вопроса об отношениях Ставрогина с женщинами [Достоевский 19746: 391–413][136].

Репутация Ставрогина как ловеласа противоречит многим красноречивым деталям и намекам, рассыпанным в тексте. Он женится на женщине, которая духовно, умственно и физически безобразна – и, если мое истолкование ее истории убедило читателей, нравственно испорчена, – и заявляет, что она девственница. С Дашей он «больной», а она – его «сиделка». А красавица Лиза? Лиза и Марья Тимофеевна явно во многих отношениях являются парой и функционируют как зеркальные противоположности. Множество связей между ними позволяет нам предположить, что они представляют собой неведомое прежде порождение – двойничество, характерное для поэтики Достоевского, но двойничество женское. В то богатое событиями воскресенье, когда все герои романа собираются вместе в гостиной Варвары Павловны, Лиза и Марья Тимофеевна появляются там рука об руку. Лиза очарована Марьей Тимофеевной и заявляет, что хотела бы охрометь, как она; она считает, что хромота делает Марью Тимофеевну привлекательной для Ставрогина. В ее присутствии у Лизы проявляются симптомы бесовской одержимости – того, что, как мы предположили, возникает в результате идолопоклонства и освобождения в человеке внутреннего беса. Например, увидев Ставрогина при его первом появлении в романе, она разражается истерическим смехом. После того как Шатов дает пощечину Ставрогину, а Ставрогин удерживается от того, чтобы ответить ему тем же, она падает в обморок. Она манипулирует Маврикием Николаевичем, своим тихоней-родственником, и насмехается над ним, в особенности в присутствии капризного отшельника Семена Яковлевича; ее привлекают смерть и бесовщина. Например, она изъявляет желание увидеть труп молодого самоубийцы. Лебядкин, брат и опекун Марьи Тимофеевны, заявляет, что влюблен в Лизу. Лейтмотивы, связанные с Лизой, – это неугомонность, гордость, образованность, богатство, влиятельность и лошади; ничто из этого перечня не ассоциируется в произведениях Достоевского с добродетелью или благодатью. Ее проект публикации ежегодника, который бы содержал подробные описания произошедших в России за год событий, символически ассоциируется со многими другими сомнительными и потенциально бесовскими предметами, связанными в романе с типографским делом. Не зная ни минуты покоя, Лиза страдает от некоего внутреннего «хаоса». Она навлекает на себя ненависть других людей; например, некоторые горожане ненавидят ее за то, что она – родственница губернаторши, за ее высокомерие и увлечение конным спортом; в окрестностях Скворешников она оказывается первой женщиной, которая ездит верхом. В романе, имеющем такой ярко выраженный апокалипсический подтекст, все это красноречивые детали. Наконец, зная, что Ставрогин женат, она тем не менее позволяет дьяволу (Петруше Верховенскому) устроить свое свидание с ним. По собственной воле Лиза делает выбор в пользу нравственного падения.

Это падение чисто внешнее и вредит ее репутации, но не касается главной сути. Диалог между Лизой и Ставрогиным наутро после свидания, свидетелями которого мы оказываемся, не позволяет нам точно судить, что произошло между ними на самом деле. Существует высокая вероятность того, что Ставрогин – импотент, а для моего истолкования «Бесов» это даже необходимость. Что бы ни произошло между Ставрогиным и Лизой, этого было недостаточно для того, чтобы соединить их более чем на один час, хотя смерть его жены той же ночью дает ему право жениться на Лизе, а ее самопожертвование (признавшись в том, что провела с ним ночь, она губит свою репутацию) позволяет ему избежать подозрений в убийстве, поскольку он получает алиби [Достоевский 19746: 391–413]. Тем не менее она отказывается выйти за него замуж, и это предопределяет ее судьбу: ее линчует обезумевшая толпа.

Однозначно определить характер отношений Ставрогина с Лизой и Марьей Тимофеевной на основании того, что сообщается в тексте романа, невозможно. Но даже материальное доказательство половых связей – всех этих младенцев – можно оспорить. Здесь сюжетная линия Ставрогина снова перекликается с линией Степана Трофимовича. Ребенок Марьи Тимофеевны – лишь плод ее воображения. Даша, по-видимому, не забеременела. Связь Лизы со Ставрогиным, каков бы ни был ее характер, продолжается лишь одну ночь, а наутро Лизу убивают. Единственного реально существующего ребенка в романе рожает Марья Шатова – того самого ребенка, который обращает Шатова от неверия к вере, ребенка, рожденного падшей женщиной, уподобляющейся Пресвятой Деве, любимой Достоевским Сикстинской Мадонне[137]. Как мы видели в предыдущей главе, эта сцена в романе несет весть о чуде преображения. Если отцом ребенка был Ставрогин, его роль в центре возникающей в романе иконы искупления вновь поднимает вопрос о Божественном происхождении.

Однако сейчас нам необходимо проанализировать событие, являющееся моральным ядром «Бесов». Каковы бы ни были грехи Ставрогина в отношении других женщин, наиболее серьезное обвинение против него – это обвинение в изнасиловании малолетней девочки Матреши, ставшем причиной ее самоубийства. Это тема исключенной цензурой главы «У Тихона». Глава «У Тихона» – это исповедь, и в этом качестве она занимает в романе значительную –