Чужая жена - Кэтрин Скоулс

— Изящная работа, — кивнула Хелен, будто прочитав ее мысли.

— Несомненно, — согласилась Мара.

Кефа вынес из хижины последний чемодан. Подхватив самый маленький из них под мышку, он ухватился за два больших, чтобы унести все за один раз.

— В вашу машину? — спросил он у Хелен.

— Да, будьте любезны, — ответила она, склонив голову в знак благодарности. — Повезло тебе — у тебя такой хаус-бой, — обратилась она к Маре.

— Хаус-бой? — как эхо, повторила Мара. У нее язык не поворачивался назвать сорокалетнего мужчину, отца пятерых детей, хаус-боем. Ей вспомнилось, как споро и добросовестно Кефа взвалил на себя ее вчерашние заботы, и покачала головой. — Кефа вовсе не хаус-бой. Он — управляющий приютом.

— Я прошу прощения. — Хелен взглянула на Кефу. — Должно быть, я не расслышала то, что сказал поваренок.

Она перевела взгляд с платья Мары на рубашку африканца.

— Мне следовало догадаться при виде униформы.

— Пожалуйста, не стоит извиняться, — вежливо сказал Кефа. Затем на мгновение склонил голову. Когда он поднял ее, Мара увидела слезы, заблестевшие в темно-карих глазах.

Хаус-бои загружали багаж в полосатый «лендровер». Машина, которую разбила Лилиан, являла собой плачевное зрелище: передний бампер сняли, грязезащитных щитков не было, одна из фар была разбита. Как сказал Дуду, «передвигаться он все еще мог, но лишь с одним глазом».

Мара в оцепенении наблюдала за тем, как в багажнике исчезал чемодан за чемоданом. Питер не захотел ехать в «лендровере» и решил присоединиться к Карлтону и Леонарду, которые вылетали на самолете чуть позже. Но Мара остро ощущала, что с каждым отбывшим членом съемочной команды разлука с Питером неумолимо приближалась. Формальные слова прощания были уже сказаны. Персонал приюта вместе со съемочной группой собрался на лужайке перед столовой. Лица собравшихся светились дружелюбием и юмором, к которым примешивалась доля горечи из-за предстоящей разлуки. Мару поразило, насколько сегодняшнее прощание отличалось от того, что происходило на парковке в день прибытия гостей.

Она заметила деревенского резчика, который в нерешительности замер в нескольких шагах от нее — его присутствие выдавал сырой зеленый аромат древесного сока. Резчик начал долгое, торжественное приветствие, перемежаемое вопросами о домашних делах, работе, еде, здоровье.

— Нцуру ту, — без конца повторяла Мара. — Все хорошо.

Все хорошо. Все хорошо.

Слова звучали будто заклинание. В ней поднималась сумасшедшая, дикая надежда на то, что, если произнести их много-много раз, они смогут изменить неизбежное и воплотить в жизнь невозможное.

— Я не спал, не ел, только работал, — сказал ей резчик. — Я вырезал. И вырезал нечто особенное. — Он улыбнулся во все зубы, с черной каймой, как будто он грыз древесный уголь. — Всем, кто видел, очень нравится. Остались последние образцы.

Он пошарил в корзине и извлек на свет один из них. То была гемма, выполненная вполне в традиционном стиле, вот только надпись на ней гласила «Рейнор-Лодж», а под ней были вырезаны два профиля. Резчик и впрямь постарался — с той же точностью, как на других работах угадывались силуэты животных, на этой — угадывались лица.

То были портреты Лилиан Лэйн и Питера Хита.

Мара провела кончиками пальцев по линиям лица Питера. Отчего-то все это напомнило ей свидание с кладбищенскими стелами. Она вернула гемму.

— И впрямь хорошая работа, — сказала она замершему в ожидании резчику и устремила взор вдаль, пытаясь стереть из памяти увиденное.

Тем временем отъезжающие начали собираться снаружи. У арки толпились Руди, Брендан, оба Ника, рейнджер и Джеми — кто-то шутил, кто-то смеялся, а кто-то молча курил. Внезапно поднялась веселая суматоха. Мара огляделась в поисках причины. В поле ее зрения сразу попал Томба, вылетевший на открытое пространство, словно за ним гнались, при этом он никак не желал выпустить немалой величины тюк, который крепко прижимал к груди. На нем были новые брюки, а ковбойская рубаха была свежевыстирана и отутюжена. Лицо освещала торжествующая улыбка от уха до уха, с каковой он и метнул свои пожитки в кузов ближайшего «лендровера». Только сейчас Мара вспомнила, как Доди однажды обмолвился, что может порекомендовать Томбу неким киношникам в Дар-эс-Саламе, которые занимались съемками дикой природы. Когда Мара поймала взгляд Томбы, улыбка расцвела на его лице с новой силой. Поддавшись этой заразительной улыбке, Мара неуверенно улыбнулась в ответ. Надо бы расспросить его подробнее о его планах, подумалось ей, но не успела она сделать и шаг навстречу, как на стоянке появился сам Доди в сопровождении одного из хаус-боев, несущего на голове большую картонную коробку с яркой наклейкой: «Правительство Танзании. Министерство Информации». Доди направлялся к ней. Одет он был как на торжественный прием — в строгий коричневый костюм и начищенные до зеркального блеска туфли.

— Все поработали на славу, — подытожил он. — Выпуск этого фильма важен для всей страны. Народ Танзании оценит его по достоинству. Кабея будет доволен. Сам президент будет доволен. Вы справились со своей задачей.

— Спасибо, — склонила голову Мара. — Я также ценю ту помощь, которую вы оказали съемочной группе. Насколько мне известно, Карлтон и Леонард вам тоже чрезвычайно признательны.

Мара нисколько не кривила душой. Во время съемок Доди пытался помочь чем только мог, будь то простая договоренность с жителями деревни или содействие Кефе, когда тот не мог справиться со строптивыми работниками-сомалийцами. Единственный раз, когда его помощь можно было назвать вмешательством в съемочный процесс, случился тогда, когда Леонард захотел заснять молодых пастухов. Тогда Доди настоял, чтобы им сперва выдали набедренные повязки, аргументируя это тем, что нельзя допустить, чтобы танзанийцев показали всему миру оборванными и грязными.

— Ваш муж будет очень доволен. — Доди махнул рукой в сторону приюта у себя за спиной. — Теперь дела у вас пойдут на лад. Но вам понадобится танзанийский партнер, африканец. Это тропа, ведущая в будущее.

Мара кивнула:

— Спасибо за совет. Хорошей вам охоты.

Доди пожал ей руку, тепло улыбнувшись. Затем повернулся к «лендроверу».

— Доди! — позвала его Мара. — Погодите минутку.

Он обернулся, удивленно приподняв бровь.

— Вы позаботитесь о Томбе, правда? — обратилась к нему Мара. — Если он не найдет себе работу, отправьте его обратно. Я возмещу вам все расходы.

Доди улыбнулся, но покачал головой:

— Томба уже не ребенок. Он взрослый мужчина.

Подойдя к машине, он разогнал хаус-боев, выпрашивающих чаевые у гостей.

— Вам уже заплатили сполна. Перестаньте клянчить. Где ваша гордость?

С печалью во взгляде он обернулся к Маре. Она улыбнулась в ответ, ощутив симпатию к человеку, который в поте лица своего трудился на благо будущего своего народа так, как он его понимал, нисколько не смущаясь тяжестью возложенных на него задач.

Едва Доди умостился на своем месте, водители завели двигатели и отъехали, выстроившись в колонну друг за другом. Хаус-бои побежали следом за ними, да так, что их белые пятки то мелькали, отрываясь от поверхности, то снова исчезали из виду, касаясь обожженной солнцем земли. Мара махала до тех пор, пока «лендроверы» не скрылись из виду, оставив позади лишь густое облако пыли.

Кофе Менелик приготовил отличный — сладкий и крепкий. Леонард, Карлтон, Питер и Мара сидели в гостиной, потягивая из миниатюрных глиняных пиал густое черное варево.

На Питере была голубая рубашка — та самая, которая была на нем и в день его приезда. Мара не могла наглядеться на мягкую льняную ткань, слегка смятую на жаре. Она вспомнила их знакомство, когда ошибочно приняла Питера за члена съемочной группы и попросила его подыскать себе другое жилье. Казалось, с тех пор прошли годы, тогда как на самом деле — немногим более двух недель. Шестнадцать дней. А столько всего изменилось за этот недолгий срок!

Питер поднял голову, поискал ее глазами. Он молчал — время разговоров прошло, да и все уже было сказано. Все, что осталось между ними, — это невидимый для других электрический ток.

В воздухе витал аромат ладана, сжигаемого в жаровне, которую Менелик установил у двери. Этот запах пробуждал ощущение веками освещенного ритуального действа, которое имело сокровенный смысл. Единственное, что было реальным, — это приглушенные голоса хаус-боев, которые убирали в рондавелях. Мара представила себе, как они подметают пол в комнате Питера, снимают с кровати простыни, уничтожая следы его присутствия.

Карлтон зашевелился, взглянув на часы.

— Вы уверены, что он прилетит?

— Да, — отозвался Менелик. — Из миссии прислали сообщение. Все остается в силе. Самолет будет здесь с минуты на минуту.