Наследник для миллионера (СИ) - Стар Дана

Присаживаюсь рядом, положив свою руку на его сверху.

— Ты готова? Он будет сложным, я не хочу, чтобы ты нервничала, но не могу промолчать.

— Что же опять у нас случилось? — устало вздыхаю я.

Мирон прав!

Надо быстрее уехать из страны.

В другом городе мы точно сможем хоть немного расслабиться.

Сменим обстановку, станем дальше от ненавистных лиц и проблем.

— Это касается твоей мамы…

— Не хочу про них больше слышать! — вскрикиваю.

Правда!

Ну зачем он начал старую тему?

Я же сказала, что они не люди, а монстры, они мне воистину противны и они никогда не исправятся!

— Нет, ты не поняла, — быстро успокаивает он меня, — это касается твоей настоящей мамы.

— Что? В смысле?

— Ты Кулагиным не родная, представляешь?

— Как это?

Что?

Что он такое говорит?

Ошарашенно хлопаю ресницами, глядя в его серьёзное лицо.

— Твою маму звали Дорохова Маргарита Сергеевна, она жила в Германии и была непростой женщиной. Достаточной богатой. Вышла замуж за иностранца и стала владелицей крупной фирмы.

— Ох…

У меня закружилась голова, Мирон быстро дал мне попить.

— Мне уже это всё надоело. Все эти расследования, копания в прошлом, всё новые открытия. Голова разрывается!

— Понимаю, малыш, но на этот раз я озвучу тебе правду. У меня есть весомые доказательства и есть вот это… письмо.

Мирон протягивает мне пожелтевший конверт, я задерживаю дыхание.

— Я всё узнал. Пришлось потрудиться, но, думаю, в какой-то степени тебя это обрадует. Что ты… неродная дочь Кулагиным. Антонина — двоюродная сестра твоей настоящей, биологической мамы. Просто прочитай вот это.

Фух…

Голова кругом.

Осматриваю конверт со всех сторон — нервно верчу его в руках. Первое, что бросается в глаза, — надпись на лицевой части конверта. Ровным, красивым почерком. Написанным с особым старанием, будто с любовью.

“Моим любимым девочкам…”

Дрожащими пальцами я вытаскиваю из конверта листок. Затаив дыхание, читаю. Первая фраза, и… моментально горькие слёзы на щеках.

“Дорогая Верочка и Ирочка, мои девочки… Как жаль, что моя жизнь подходит к концу и мне придется вас покинуть. Вы мои солнышки! Я вас невероятно сильно люблю! Надеюсь, что вы проживете эту жизнь долго и счастливо, и, когда повзрослеете, прочитаете это письмо. Я пишу вам из последних сил… К сожалению, это мои последние слова. Скоро я отправлюсь к вашему отцу.

Я хочу, чтобы вы всегда держались друг за друга! Ведь больше у вас никого роднее нет… Тётя Тоня пообещала, что она выполнит мою последнюю просьбу и будет заботиться о вас. Но она потребовала награду. Часть нашего с папой состояния я завещала им, а большую часть вам.

Я очень сильно вас люблю, мои девочки… Мне очень больно писать эти строки… Но я уверена, мы с вами ещё встретимся. Ведь смерть — это не конец, а только начало… Ваша мама.”

Слёзы потекли по щекам уже сильным напором.

Мирон быстро бросился меня обнимать и утешать. Он ладонями растирал мои слёзы и гладил, что-то успокаивающее нашёптывая на ушко.

Я не могла понять, что я сейчас чувствую.

Моя душа рвётся в клочья!

Так много лет прошло!

Но почему я узнаю правду только сейчас?

И если бы не Мирон, я бы могла вообще не узнать её никогда.

Поразительно…

— Ну тише, тише… Всё хорошо.

— Мама меня л-любила! Она меня не хотела б-бросать… Ей было очень б-больно, она умирала!

Это невозможно…

Это так больно!

Но я верю!

Верю каждому слову, написанному от её руки, потому что сердцем чувствую родное! Что-то внутри кричит, что это всё — правда. Это почерк моей мамы. Такой красивый, аккуратный, так похож на мой… но в некоторых местах чернила размазаны, будто это вода. Или слёзы… Она плакала, когда писала.

— Я знаю, малыш, я знаю! Ты обещала сильно не нервничать.

Мирон берет моё лицо в ладони и нежно целует.

Его поцелуи всегда успокаивают…

— Твои родители попали в аварию. Отец скончался на месте, а мать какое-то время пробыла в больнице. Она успела написать это письмо. Как ты поняла, она попросила свою двоюродную сестру удочерить вас. В благодарность, Маргарита отдала Кулагиным часть своего состояния. Но что-то пошло не так. Почему в итоге одна дочь оказалась в приюте — неясно. Я пытаюсь это сейчас выяснить. Всё очень непросто. Ведь столько лет прошло…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда мне становится немного легче, приняв новую ошеломительную правду, я продолжаю диалог с Мироном:

— Ирочка?

— Да, так тебя назвала твоя биологическая мама. В приюте дали другое имя.

— Он умерла, д-да?

Он молчит, склонив голову.

— Мамочка…

Мы несколько минут сидим молча, а я рыдаю на коленях любимого мужчины. В конце концов, я принимаю настоящую правду и заставлю себя успокоиться.

— Где её похоронили? Хочу увидеть… Очень сильно хочу её увидеть! Есть какие-нибудь фото?

— Похоронили в Германии. Вместе с отцом. Да, мы можем туда отправиться, когда ты будешь готова. Я нашёл её подругу, у неё есть их совместные фото и несколько вещей, которые она бы хотела передать тебе лично.

Внезапно я испытал сильный прилив бодрости.

— Да, Мирон. Я готова.

— Хорошо. Через несколько недель. Как только Дениска окрепнет, и ты тоже, мы отправимся в Германию.

— Спасибо! Спасибо, Мирон! Ты не представляешь, как ты много для меня сделал!

Я обняла его крепко-крепко, задыхаясь.

Любимый прижал меня в ответ также сильно, как и я его, шепнув очень нежным, низким голосом:

— Всё для тебя, Диана… Всё только для тебя.

Эпилог

Спустя несколько месяцев

— Ну что, сладкая, ты готова?

— Мирооон! Нет, я-я-я! Я так боюсь!

— Ну чего ты, я рядом, а справа Алан, у него стаж тридцать лет полёта. Всё, что тебе нужно, сесть ко мне на коленки и держать штурвал вместе со мной.

— А это не о-о-опасно?

— Малыш, мы уже высоко оторвались от земли, просто расслабься и наслаждайся видами.

— Я в шоке! Что ты ещё умеешь, кроме как управлять самолётом?

— Поверь, много чего. А ещё я прекрасно готовлю пиццу!

— Чего-о-о? Ну Мирон, какая пицца, мы на высоте семь тысяч метров!

— Итальянская. По фирменной рецептуре.

— Ну ты и бяка! Меня никогда не угощал! Только мой плов за обе щеки хомячил.

— Смешная ты… когда сердишься, — любимый чмокнул меня в макушку. Быстро сгрёб в охапку и посадил к себе на колени.

— Смотри вперёд. Смотри, какая красота.

Я подняла глаза и застыла. Самолёт вышел из зоны серого тумана, мы поднялись высоко-высоко над землёй, и я обомлела. Перестала дышать. Сжала пальчиками сильную руку Мирона, издав тихий стон.

Невероятно!

Впереди плавно парили белые облака и голубой-голубой горизонт. Мне казалось, что это всё не реальность, а какая-то картинка. Заставка на экране компьютера.

Ну как же это красиво…

Я с таким восторгом залипла на окружающий пейзаж, что не заметила, как нахал Мирон положил мою руку на штурвал. Свою отпустил.

— Держи курс прямо, — зашептал на ушко, лизнув краешек раковины.

— А?

Я охнула, когда увидела, что сама, сама управляю самолётом!

— Мамочки…

— Диана, ты летишь. Ты сама им управляешь! Смотри!

— Немного отклон вправо… Очень плавно, нужно выровнять курс, — Мирон положил поверх моей руки свою, слегка отвёл штурвал в сторону. Самолёт плавно наклонился. У меня засосало под ложечкой от адреналина.

— Поразительно, и совсем не страшно!

— Это вообще не страшно! Вот когда с парашюта вместе прыг…

— Мирон! Не начинай! — я чуть не подавилась. — Это уже перебор. Ты что забыл, какая я у тебя трусиха?

— Ты не трусиха, — ещё один поцелуй сочных губ в щеку. — Ты у меня самая лучшая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мирон включает автопилот, забирая у меня штурвал.

— Ну что, пойдём в салон, Алан дальше сам справиться, а я по тебе ужааасно соскучился…