Отрави меня собой (СИ) - Звонарь-Елисеева Екатерина

Наблюдая последние несколько дней за Лавровым, Оля слышала тревожные звоночки в голове. Мажор на себя был не похож — ходил темнее грозовой тучи. Брови все чаще нахмурены, губы сжаты в упрямую узкую линию. С Ольгой делиться пока не пожелал, и только Машке удавалось вырвать его из невеселых раздумий. Когда он после смены в клубе подвез ее домой, остановился у подъезда и не соизволил разблокировать дверь, Оля снова не удержалась.

— Лавров! У тебя все нормально? — спросила она.

Хотела съязвить, чтобы раскачать его и не успела. В салоне вспыхнул свет, и Оля увидела, как заиграли желваки на его лице. Лавров молчал долго. Затем резко повернулся, обхватил ладонью ее шею и притянул к себе. Жадный и властный, немного грубый, поцелуй обжег не только ее губы, но всё внутри. Он целовал так, будто его крутила неутолимая жажда, и он больше никогда не сможет с ней справиться.

— Нет, Медведева, не всё хорошо. Послезавтра мне нужно присутствовать на одном мероприятии, которое я в силу статуса не могу пропустить, — хрипло сказал Лавров.

— И в чем проблема? — она уперлась ладонями в его плечи и заглянула в глаза.

— В том, — он ответил ей прямым взглядом, — что там не будет тебя. Общество, знаешь ли, специфическое, — губы его скривились в кислой ухмылке, похожей на оскал.

Оле захотелось тряхнуть головой, отгоняя призраки своих тревожных мыслей. Вот только почему-то ей показалось, будто Артём искренне презирал именно то общество, к которому ему вскоре предстояло присоединиться. Она поняла его без слов. И как ни странно, даже обиды не почувствовала.

— Я просто не подхожу, — кивнула она весело, выдав остроту за попытку успокоить Лавра, — родословная не та. Не переживай, Артём. Я бы и не пошла.

— Почему? — чересчур резко спросил он, не скрывая некоторую жесткость в голосе. Прищурив глаза, он пристально изучал ее лицо.

— Во-первых, — она отстранилась, удобно уселась в кресло и начала загибать пальцы, — я не знаю, как вести себя на таких мероприятиях. Во-вторых, непременно стану психовать. Как следствие, ляпну какую-нибудь глупость или от страха споткнусь и грохнуть всей Олей на пол. Тебе будет неудобно за такую спутницу. И, в-третьих, у меня экзамен. Так что забудь обо мне и иди себе с миром на свой банкет, — беззаботно отмахнулась она.

Он внимательно выслушал ее доводы, и, кажется, остался ими недоволен. Потому что в ответ прилетело неожиданное — то ли приказ, то ли совет, то ли утверждение.

— Рано или поздно, но тебе придется научиться.

Оля выгнула бровь и покосилась на него, выпучив глаза:

— Ты о чём?

— Просто знай, — коротко отозвался Лавров, раздув ноздри. После щелчка замка и после того, как Оля вышла из машины, он бросил: — Пока, Медведева.

Хотел уже двинуться, как локти Ольги оперлись о дверцу в месте, где было опущено стекло до упора. Ее лицо показалось в проеме. Она игриво пожала плечами и непринужденно хмыкнула:

— Веди себя культурно, Лавр! Уж мне ли не знать, какого пай-мальчика ты в состоянии из себя изображать. Пока! — и зашагала к подъезду.

Уголок его рта пополз вверх. Сумела-таки на миг отвлечь его от мрака и безнадеги. Пай-мальчика, говорит? Ну-ну, придет время, и она узнает, какой из него пай-мальчик!

Утопив педаль газа в пол, он вырулил из района, где жили Медведевы, и поехал к себе. И, о Боже, как ему не хотелось переться на этот идиотский прием! Не хотелось и — всё!

Буквально на следующий день ощущение окрылённой радости, возникшее после слов Артёма, у Ольги пропало. Если с утра настроение было на зависть подругам отличным от одного только факта, что Лавров предпочитал ее общество обществу равных себе, ближе к обеду оно резко опустилось до плинтуса. Причиной тому послужил нечаянно услышанный разговор Киры и Милки. И будто кто-то подрезал ей эти самые крылья.

Оля бесшумно шла в библиотеку по пустынным коридорам и шла бы себе дальше, если бы голоса в одном из фойе, где стояли диваны, не заставили ее остановиться, навострить уши и спрятаться за углом.

— Ты выбрала платье, Кира? — спрашивала Милка.

— О, да! А еще смотри, какое колье будет на мне, — Кира не скрывала своей радости.

— Мы же на благотворительный прием идем, а не на бал, — хохотнула Мила.

— Ерунда! После скучной официальной части ожидается приличный банкет. Не ради этого ли там все собираются? — Кира громко рассмеялась, предвкушая нечто грандиозное, судя по ее тону.

— Ты чего?

— Вот уж где Лавр не сумеет отвертеться. Ему придется быть на приеме, и он от меня никуда не уйдет! Я заставлю его забыть эту замухрышку!

— И как ты это сделаешь? — настороженно спросила Мила.

— Хм…, — призадумалась зеленоглазая красавица, — может пора предупредить Лавра о том, что если он не одумается, вскоре все узнают на кого он променял нас.

— Думаешь, ему есть дело до сплетен и до твоего шантажа?

— Я верну его себе… то есть нам, — исправилась Кира, не скрывая однако своего торжества.

Оля прижалась спиной к стене. Сморщилась так, будто лимон укусила. подслушивать некрасиво, но иногда полезно. «Я верну его себе!». Оля запомнила именно эти слова и потухла. Она ведь знала, что на этом приеме будут и девушки, но отчего же так противно засосало под ложечкой? Представила, как бы она себя ощущала в этом змеином клубке, где ради достижения своей цели все средства хороши. Достойно отбиться от их постоянных намеков о том, что она пустое место, ей бы вряд ли удалось. И тут же успокоила себя — что бы она там делала? От страха и на нервах не сумела бы и двух слов связать. Или того хуже, действительно грохнулась бы посреди гостей. Да, она — птица не их полёта, и прекрасно это понимала.

— Хоть бы родители не вздумали знакомить меня с сынком какого-нибудь ужасно выгодного партнера, — начала сокрушаться Милка.

— Расслабься, и просто притворись милой дурочкой, а там посмотрим, — со стопроцентной уверенностью сказала Кира.

Оля резко развернулась и помчалась прочь, ошпаренная новой догадкой. Ведь в их кругах обычным делом являлся брак по расчету. Что-то вроде взаимовыгодного договора. Всего лишь очередная сделка, по условиям которой создавалась очередная бездушная в большинстве своем семья, где муж и жена каждый жил своей жизнью. В таком мире она бы точно жить не хотела. А Лавр? Ведь тот мир знаком ему до мелочей, с детства внушалось, что каждый шаг — сделка, каждое действие — договор. Там, дело касалось огромных прибылей, человеческие чувства и желания уходили на второй план. Оля нахмурилась и закусила губу. Или может быть, Артёму уже предложили брачный союз, вступление в который укрепит связи двух семейств, усилит их влияние и обогатит. Мысли, одна хлеще другой, снежной шапкой нарастали на сердце Оли, в стремлении погасить горячий пылающий огонек того самого осторожного нежного чувства, признаться в котором оказалось выше ее сил. Слишком далеко все у них с Лавровым зашло. У нее, по крайне мере, точно.

Желая отвлечься и стряхнуть тяжесть, навалившуюся на нее, Оля с радостью откликнулась на предложение мамы погулять с Машей. Они сходили в зоопарк, побродили в парке и посидели в кафе, где с удовольствием полакомились вкусным мороженым. А после Оля уселась за конспекты и книги, готовясь к экзамену.

Ужасно душил галстук. Также ужасно сильно Артём хотел к Оле. К Маше. К ним домой, где абсолютно каждое слово и движение пропитано любовью и искренностью. И пусть его личная отрава иногда плевалась язвительными замечаниями, зато это было от души и сердца. Никакого притворства.

А здесь… здесь хоть на лицах и были нацеплены искусственные улыбки и говорились слова о взаимопомощи, благотворительных акциях и тому подобное, все понимали — это повинность. Пока старшее поколение увлеченно обсуждало свои большие дела, молодежь мечтала пропустить формальную часть и приступить к банкету. Когда настало долгожданное время, отцы и матери разошлись по большому со вкусом украшенному залу и уселись за столики, не отрываясь от бесконечных разговоров. Зато подтянутые парни и яркие девушки собирались группками, потягивали дорогое элитное спиртное, танцевали и расслаблялись, как могли. Для девчонок такие сборища было поводом выгулять свои брендовые платья и блеснуть наличием эксклюзивных драгоценностей. Парни, в своей обычной манере, мерялись крутизной, новизной и скоростью своих тачек.