Последние ратники. Бросок волка - Антон Николаевич Скрипец

Кутька насупился. Открывать что-то возможному врагу — не просто же так его заперли а порубе — не хотелось. Хотя с другой стороны, то, что он знал, не было никакой тайной. К тому же там, в белозёрских лесах, этот странный тип дейсвительно спас им всем жизнь. Что не особенно вязалось с образом недруга.

— Да ничего такого. Завтра малолетнего княжича опояшут перевязью с первым его мечом и переведут на мужскую половину. А тебя сюда доставили на подводе с ранеными. Под стражей. Боярин Молчан с отведённым под его руку полком не вернулся. Зато прислал весть, после которой Светлый принялся собирать войска, — Кутька огляделся, словно опасаясь, что их тут кто-то подслушает. — Поговаривают, на Белоозеро собрался идти. Наместник там не то смуту затеял, не то предательство…

— Как же тогда так вышло, что ты со своим упитанным приятелем до сих пор не стали моими сокамерниками?

Кутька помолчал какое-то время, большую часть которого посвятил тому, чтобы уловить смысл вопроса.

— Запирать нас пока никто не запирает: воевода Перстень выступил против наместника, а раз мы — его люди, то вроде как не за что… Но то, что с нас теперь не сводят глаз, чувствуется.

— Так вот почему я ещё сижу здесь, а не на колу. Сначала выручил тех, кто вышел против заговорщиков, а потом меня нашли над телом одного из предателей с ножом в руке. То есть, я по всем раскладам явно не с ними. Но вот с кем — не понятно. Да?

— Может, сам с собой разберёшься, без меня?

— Что-то когда я поймал тебя насмерть перепуганного в лесу, ты таким самоуверенным не выглядел.

— За ту помощь я тебя уже благодарил. Хотя я тогда нужен был тебе не меньше, чем ты — мне. Это ж благодаря белозёрцам удалось спасти твоего послушника. Сам ты что-то не торопился его вытаскивать.

— Ну, знаешь, этим не я один грешен. Ты хотел историю про нашего общего знакомого? Что ж, хорошо. Представь себе: две тысячи булгар и застава на границе. Один тан в походе на русское приграничье свалял большого дурака. Быстрым маршем мог достать сразу несколько городов, осадить их и такую дань взять, что и детям бы хватило. Хотя я — человек не военный, больше по части религии, поэтому ничего удивительного в моей некомпетентности нет. Но даже мне не понятно, какого лешего этот талантливый стратег как баран уперся своим круторогим лбом в стену одной-единственной крепостицы и долбился в нее, пока башку не расшиб. Чего он там забыл? Какие богатства решил там раскопать?.. Единственное, что известно точно — гарнизон корепостицы буквально накануне осады укрепила сотня киевлян, примчавшая из стольного града на взымыленных лошадях. И с неким тысяцким во главе. Словом, что бы не двигало булгарским царьком, под стенами теми застрял он надолго. И упустил время. Дождался, когда Святослав с дружиной подоспеет. Но княже тоже в то время пребывал…не в лучшей форме, так это назовем. Толку от того, что он подоспел, было не особенно много. Выяснилось, что он не в силах обратить в бегство даже один булгарский полк, пусть даже изрядно к тому времени поредевший. Но, стоит отдать должное молодому Светлому, выход из положения он нашел. Конечно, легким это решение назвать было нельзя, но оно являлось, пожалуй, единственно верным в той патовой ситуации в условиях очень ограниченного времени. А может, кстати, мать подсказала. На её почерк очень похоже… Словом, князь отдал тану часть своих земель. Небольшую. Так, кость бросил, можно сказать. Но мародеру этого хватило. Единственное, на чем настоял булгарин — чтобы к отошедшим к нему землям была придана и та самая крепостица, которую он столь безуспешно и бестолково штурмовал. И не просто крепостица, а вместе со всем ее содержимым. То есть, со всеми дружинниками, в ней находившимися. Невелико, конечно, богатство, да и мало их, дружиников, там к тому времени осталось. А невредимых почитай вовсе не было. То есть даже на невольничий рынок не выставишь. Словом, всем было ясно, для чего они ему понадобились.

На какое-то время церковник замолк. То ли дал отдых горлу, то ли дал возможность кутькиным мыслям выстроиться в ровную шеренгу и дойти до того, что черноризец имел в виду.

— Оставался только один вопрос: как именно он вырежет из них жизнь? Способов заставить умирать как можно медленнее степняки всегда знали чёртову уйму. Светлый понимал это тоже.

— И как он их вытащил? — не вынес всего этого словоблудия Кутька.

— Вытащил? — будто бы выплюнул издевательский смешок ромей. — Поставив под угрозу на волоске висящий мир?

— Мы своих не бросаем!

— Еще как бросил. Скрепил мир подписью, богатой жертвой богам и троекратным обниманием с таном. Даже, говорят, не обернулся, когда поехал обратно в Киев. Нашему общему знакомому тысяцкому в те дни пришлось очень несладко. Вот я, честно признаюсь, не хотел бы очутиться на его месте. Внутри той самой крепостицы. За тобой пошли три сотни крепких воев, а ты, так уж вышло, подвел их шеи под занесенный топор. А князь, на помощь которого вы так рассчитывали, кладя по сути себя на алтарь победы, вдруг решил умыть руки, продав при этом ваши жизни. Ты сам как считаешь — поверят ли еще воины воеводе, который затащил их в эти силки? Молчишь… А они — поверили. И снова пошли за ним. На прорыв. Представляешь? Горстка изрубленных, изувеченных людей бросилась на обложивший их полк болгар. И знаешь, что? Болгары в этой ситуации проявили себя вполне адекватными людьми. Они растерялись. И дрогнули. Представляешь? Как в сказке. С той лишь разницей, что благородные герои вовсе не обратили полчища врагов в бегство. Они погибли почти все. Но! Нескольким все же удалось прорваться. И угадай, кто был среди них? Он сумел оторваться от булгарской погони и настиг Светлого. Представляешь? Уж не могу представить, что в тот миг испытал князь. Огромное облегчение, жуткую досаду или сжигающий стыд — не знаю. Но много бы отдал, чтобы в тот волнительный момент посмотреть на его вытянувшееся подростковое лицо. В любом случае, что бы не прочитал на княжьей физиономии тысяцкий, он со всего маху, с оттяжечкой, пудовым своим кулаком, закованным, добавлю, в боевую перчатку, вдолбил самодержцу в августейшее лицо.

Кутька поймал себя на мысли, что челюсть его отвисла. Даже он знал, такой удар может иметь один исход — смерть. Позорную и самую мучительную,