Волкодав - Мария Васильевна Семенова

Свой дом защищая в жестокой схватке;

Доколе ж мирно горит лучина,

Хозяйские у жены повадки.

И если вдруг голос она повысит,

Отнюдь на неё воитель не ропщет:

Не для него премудрости жизни —

Битва страшна, но в битве и проще.

7. Никто

Вскоре Волкодав заподозрил, а чуть позже и доподлинно убедился: его юная благодетельница и сама толком не знала, зачем ей, собственно, телохранитель. Когда кнесинка удалилась в свои покои, а раздосадованные витязи потянулись кто куда, к Волкодаву подошёл мятельник – особый слуга, ведавший одеяниями дружины и семьи самого кнеса.

– Пойдём, господин, – сказал он венну. – Елень Глуздовна велела тебе одежду красивую подобрать.

Да куда уж ещё-то, подумал Волкодав, прижимая к груди подаренный плащ. Но вслух, конечно, ничего не сказал и послушно последовал за уверенно шагавшим слугой. По дороге он начал прилаживать через плечо ремень от ножен, но сразу спохватился и стащил его обратно: небось всё равно сейчас придётся снимать.

Мятельник был седобород, осанист и исполнен достоинства. Настоящий старый слуга из тех, что блюдут честь дома паче самого хозяина. Он привёл Волкодава в просторную клеть, где на сундуках были уже разложены наряды, которые он навскидку счёл подходящими для высокого и крепкого венна. Волкодав обежал их глазами, затосковал и понял, что мятельник имел очень смутное представление о том, кто такие телохранители и чем они занимаются. Да и откуда бы ему? Обитатели крома в большинстве своём были воины, не только не нуждавшиеся в охране, но и сами способные за кого угодно постоять. Зачем рядом с кнесинкой ещё один вооружённый боец? Разве только для красоты. Вот слуга и разложил по пёстрым крышкам несколько негнущихся от вышивки свит и к ним новомодные узкие штаны. В них с грехом пополам ещё можно было стоять или сидеть, но, скажем, на лошадь вспрыгнуть – срама не оберёшься: сейчас же треснут в шагу.

Волкодав неслышно вздохнул и повернулся к старику.

– Как тебя зовут, отец?

– Зычком, – ответил мятельник.

– А по батюшке?

Слуга удивлённо помедлил, потом разгладил бороду:

– Живляковичем…

– Нет ли у тебя, Зычко Живлякович, мягкого кожаного чехла? – спросил Волкодав. – Такого, чтобы кольчугу покрыть.

Кивнув, мятельник сдвинул в сторону поблёскивавшее цветным шёлком узорочье, безошибочно раскрыл один из сундуков, и скоро Волкодав уже примеривал тонкий, хорошо выделанный буроватый чехол. Он спускался до середины бёдер, а на руках доходил почти до локтей. Глаз у старого слуги был намётанный. Волкодав подвигал плечами, наклонился, присел и понял, что чехол точно ляжет поверх кольчуги и не станет мешать. За чехлом последовали штаны вроде тех, что уже носил Волкодав, только поновей, и лёгкие сапоги с завязками повыше щиколотки. И, наконец, простая, безо всякой вышивки, рубашка из толстого полотна.

– А ты, добрый молодец, прямо на рать собираешься, – заметил Зычко.

Волкодав хотел по обыкновению проворчать «Может, и собираюсь», но передумал и ответил:

– В таком деле не знаешь, когда ратиться выпадет. Спасибо тебе пока, Живлякович.

Потом он разыскал боярина Крута. Волкодав обнаружил старого воина на заднем дворе. Раздосадованный выходкой молодой государыни, Правый отводил душу, рявкая на безусых отроков, орудовавших дубовыми потешными мечами. Этот-то рык, слышимый на всю крепость, и подсказал Волкодаву, где его искать.

Посмотрев на боярина, он поначалу усомнился, стоило ли с ним вообще заговаривать. И подумал, что имя Правого – Крут – очень смахивало на ладно севшее прозвище. А может, и было-таки прозвищем, потому что истинные имена у сольвеннов тоже знала только родня да ещё ближники-побратимы. Полуголые, лоснящиеся от пота отроки уворачивались, прыгали и рубили увесистыми, гривен на двадцать пять, деревяшками во все стороны, низом и над головой. Боярин ходил среди гибких юнцов медведь медведем и раздавал нескладёхам отеческие затрещины. Он поспевал это делать без большого труда: годы его, седовласого, ещё не скоро догонят. Он заметил наблюдавшего за ним Волкодава и не подал виду, только побагровел ещё больше, но венн не уходил, и наконец Правый сам позвал его:

– Эй, ты там! Поди-ка сюда!

Волкодав осторожно опустил наземь пухлый свёрток с плащом и одеждой и подошёл.

– Почему я должен тебе доверять?.. – сверля его пристальным взглядом маленьких серых глаз, осведомился боярин. В его голосе Волкодаву послышалась неподдельная горечь. Он немного помолчал, обдумывая ответ, и спокойно проговорил:

– Потому, что госпожа мне доверяет.

– Тебе она госпожа! – прорычал Правый. – А мне – дочь родная! Почём мне знать, что ты, висельник, её не обидишь?

Волкодав поневоле припомнил норовистых, тяжёлых на руку молодцов, которые обхаживают друг друга, толкаясь крутыми плечами и обдумывая, стоит ли драться уже как следует. Драться определённо не стоило. Значит, кто-то должен был уступить.

– Скажи лучше, воевода, грозил ли кто Глуздовне? – негромко спросил Волкодав. – Были какие-нибудь письма подмётные? Или разговор недобрый кто слышал?

– Не было ничего, – чуть-чуть остывая, буркнул Крут. – И на что ты ей, обормот?

– Нужен, не нужен, то не нашего с тобой ума дело, – сказал Волкодав. – Велела, надо служить. Есть ли ещё телохранители у госпожи?

– Нету! – по-прежнему нелюбезно, но уже без былой лютой враждебности ответил боярин. – Допрежь не было, и ты недолго пробудешь.

– Как госпожа велит, так и станется, – сказал Волкодав. – Спасибо за науку, воевода.

В тот день Волкодав пробыл в кроме недолго, но наслушаться успел всякого. Кто-то из витязей интересовался, не был ли он намерен всё время торчать возле кнесинки и провожать её до двери задка. Другие предполагали, что венн собирался воевать с блохами, буде таковые начнут грозить кнесинке из пуховых перин. Третьи ядовито пророчили, что блохи если и заведутся, то разве с самого венна и перепрыгнут: с кем поведёшься, от того, мол, и наберёшься. Волкодав выносил злоязычие молча и так, словно к нему оно вовсе не относилось. Он всегда так поступал, когда был на службе. Только то имело значение, что могло повредить госпоже. Что же касалось его самого – грязь не сало, высохло и отстало…

Кнесинка Елень из своих покоев более не появлялась. Ждала, наверное, пока схлынут пересуды. Только выслала отрока, который вручил Волкодаву мешочек серебра и передал изустный наказ: ныне отправляться домой, а назавтра рано поутру прибыть к той же двери. Государыня, мол, кнесинка поедет на торговую площадь, где ей поклонятся вновь прибывшие купцы.

– А почему не купцы к госпоже? – спросил Волкодав.

– Так искони заведено, – важно ответил мальчишка. – Кнесам не для чего