Дом Монтеану. Том 2 - Лина Мур

— Открой свой разум. Впусти меня, и я тебе всё покажу, — быстро просит он.

— Нет. Это слишком высокий уровень доверия, а ты его не достиг. Боже, ты что не понимаешь, в какой я ситуации нахожусь? — злобно спрашиваю, всплёскивая руками.

— А я? Ты обо мне подумала или только о себе? Они все ненавидят меня. Они боятся и ненавидят меня. Соломон собирается восстать против меня. Он только и ждёт того, когда я дам ему подтверждение своими поступками, словами или действиями тем, что я привязался к тебе, и что ты моя. Ты думала о том, в какой я ситуации? Нет, не думала, потому что ты, как обычно, зациклилась на боли, как и раньше. Не на победе, не на выживании, а на боли. И да, мне тоже больно, Флорина. Мне тоже больно, представляешь? Мне тоже бывает чертовски больно. Ты считаешь, что все тебя бросили, верно? Но у тебя есть чёртов Стан. У тебя есть клан, и они готовы драться. А я? Я один. Я всегда был один. Мной тоже манипулировали. Меня шантажировали. Я всю жизнь являюсь для всех средством достижения власти, а не живым существом. Поэтому пошла ты, Флорина. Пошла ты к чёрту со своим недоверием, мне своей боли по горло хватает, — произносит Томас и вылетает из ванной комнаты.

Поджимаю губы. Хорошо, я не думала о нём. Он же мужчина. Он сильный как физически, так и ментально. Но я ничего не знаю о нём. Я не уверена, что хотя бы что-то из его рассказов было правдой.

Боже, я не знаю, что мне решить. Не знаю. Мне нужна хотя бы какая-то информация. Гела, вероятно, будет жить дальше, Томас её вернёт и отдаст ей моё сердце. Это же чудовищно.

Вхожу в спальню. Томас приглушил все свечи, оставив только огонь играть в камине. Он переоделся в пижамные штаны.

— Я устал, — сухо бросает он, забираясь в постель.

— Томас…

— Я устал, — отрезает он и отворачивается, злобно взбивая подушку.

Тяжело вздохнув, я тоже забираюсь на кровать и отворачиваюсь в другую сторону.

— Я не думала о тебе, — шёпотом признаюсь. — Не думала, потому что если буду думать о тебе, то тогда пойму, что хочу доверять тебе и ненавижу себя за это. Если я буду думать о тебе, то тогда мне придётся признаться в том, что… ты разбил моё сердце, и каждое твоё слово, каждый взгляд и поступок для меня за гранью боли. Поэтому я предпочитаю о тебе не думать, а взращивать внутри себя ненависть к тебе, отвращение и злость, напоминать себе о том, что ты забрал у меня… папу. Единственного вампира, который меня по-настоящему любил. Так что прости, Томас, но ты достаточно сделал, и ни одно твоё слово не изменит моих чувств. Ни одно. Ты и раньше многое говорил, а в итоге… я… ты разбил мне сердце.

Наступает гнетущая и неприятная тишина, и она куда более жестока, чем крик или спор. Тишина всегда сообщает о конце, финале, горе, боли, печали, о чём-то завершённом и о…

Я замираю, когда ладонь Томаса ложится мне на живот, а он мягко целует меня в плечо.

— Тебе придётся выбрать, Флорина. Я никак не могу повлиять на тебя, клянусь. Если бы мог, то сделал бы это. Но единственное о чём, что ты должна знать, и в этом я убедился, что возлюбленные существуют, но раньше их не было. Я абсолютно уверен в том, что есть необъяснимая тяга к другому вампиру, которую ты не хочешь чувствовать, но твоя сущность требует отвоевать своё. Твоя сущность знает наверняка, что именно этот вампир подойдёт тебе идеально и станет твоей вечностью. Твоя сущность мстит тебе за то, что ты идёшь против её желаний. Твоя сущность порой подчиняет себе и позволяет увидеть те самые воспоминания, где был аромат, поцелуи, и она купалась в объятиях слияния. И эта сущность испытывает невероятную и сильнейшую боль оттого, что она не может уберечь возлюбленную от всех бед, потому что в этом виноваты чувства другой души и ошибки других вампиров. И тебе приходится балансировать на грани, только бы никто и никогда не узнал, что у тебя есть свои слабости. Слабости, которые сосредоточены лишь в одном вампире, и если ему кто-то причинит боль, и ты отреагируешь, то подставишь этого вампира. Ты отдашь его разорвать голыми руками и проиграешь. Я не могу так рисковать тобой, Флорина. Прости, — горечь с которой едва уловимо шепчет Томас, проникает и в моё сердце, и оно нарушает свой ритм. Моё дыхание сбивается, и из уголка глаза выкатывается слеза, сразу же впитываясь в ткань подушки.

Томас отстраняется, но я ловлю его руку и сжимаю её. До меня доносится его тяжёлый вздох. Я поворачиваюсь и встречаюсь с его тёплым и изранено-печальным взглядом. Касаюсь пальцами его лица и огибаю контур твёрдого подбородка, покрытого мягкой щетиной. Она шуршит под моими пальцами, вызывая в моём теле отклик нежности. Томас дёргает головой, и мой палец попадает на его губы. Он мягко целует его и слабо улыбается. Его ладонь, лежащая у меня на животе, стискивает мою футболку, а затем поднимается выше, пока не достигает моих губ. Он проводит по ним пальцем, немного подминая и приподнимая. Мои клыки сразу же появляются, и я облизываю их. Взгляд Томаса темнеет, пока он поглаживает пальцем мой подбородок.

Мы смотрим друг другу в глаза, и я чувствую, как мы одновременно меняемся. Глаза Томаса заполняет чёрная радужка, и алые нити поблёскивают в ней. А внутри меня тонкие, но в то же время мощные нейронные связи с ним, натягиваются, готовые рвануть в любой момент, словно бомба.

Приоткрываю губы в слабом вздохе, ощущая, как воздух вокруг нас становится густым и тяжёлым. Он оседает у меня в лёгких, заставляя их работать сильнее. Томас обхватывает мою шею и дёргает меня к себе, впиваясь мне в губы. Он касается языком моих клыков, и я не могу сдержать стона возбуждения. Да, у нас клыки очень чувствительные, поэтому я прячу их, отчего Томас возмущённо рычит, сильнее стискивая мои волосы. Я охаю, и они вновь появляются. Томас целует меня, и я отвечаю ему с безумной страстью. Клыки мешают, но ему нравится, что я царапаю его рот и выпиваю каплю за