Пламя страсти - Сьюзен Джонсон

— Так тебе хотелось бы поехать на летнюю охоту в Арроу-Крик? — его улыбка была заразительной, а взгляд — теплым и нежным.

— Конечно! — не раздумывая ни минуты, воскликнула Венеция. — Да, да, да! Когда?

— Тебе не терпится? — усмехнулся Хэзард. Венеция бросила на него озорной взгляд из-под тяжелых ресниц.

— Ты забыл, с кем говоришь? Терпение! Если мне и присущи какие-нибудь добродетели, то только не эта.

Хэзард рассмеялся, а Венеция снова спросила:

— Так когда мы поедем?

Он нежно взял ее лицо в ладони, поцеловал полуоткрытые пухлые губы и коротко ответил:

— Немедленно.

Венеция в восторге закружилась по комнате, но внезапно остановилась как вкопанная. Ей пришла в голову новая мысль.

— Постой. Ведь ты же не хотел туда ехать. Что-нибудь случилось? И почему вдруг такая спешка?

Хэзард молча пожал плечами, и Венеция очень пристально посмотрела на него.

— Черт тебя побери, Джон Хэзард, не вздумай лгать мне! Если мы сейчас же не уедем, то, насколько я понимаю, нам придется несладко, верно?

Бездонные голубые глаза не отрывались от его лица, и Хэзард не стал придумывать отговорок:

— Ты права.

— И кто же за тобой гонится, хотела бы я знать?

— Одного из них я, вероятно, убил.

— Вероятно?

— Я слишком торопился убраться оттуда. Меня не догнали, и я не думаю, что они станут рисковать жизнью, поднимаясь сюда. Но…

— Что?

— Мне вдруг захотелось поехать домой. Без всяких веских причин. Возможно, я просто устал от того, что в меня все время стреляют. Да и ты хотела посмотреть летнюю охоту. Ведь ты не возражаешь против поездки, правда?

«Возражаю?! — подумала Венеция. — Я бы не возражала жить хоть на краю земли, если бы только ты был рядом со мной. Поехать с тобой, увидеть твой дом, твоих родных, познакомиться с жизнью, которая превратила тебя в такого потрясающего мужчину… Чего еще желать?» Сейчас, когда Хэзард вернулся целым и невредимым, Венеции хотелось только одного — чтобы он больше никогда не покидал ее.

— Нет, — спокойно ответила она, чтобы его не испугала подлинная сила ее чувств, — я не возражаю.

Хэзард уложил одежду и провизию в два мешка и привязал их на спину лошадям.

— Кстати, а ты умеешь ездить верхом? — вернувшись, спросил он у Венеции и мысленно отругал себя за то, что не поинтересовался этим раньше.

Венеция в ответ только усмехнулась. Большую часть своей юности она провела в седле. Это было единственное развлечение, дозволенное женщинам ее круга, в котором присутствовала хотя бы малая толика азарта.

— Ездить верхом ночью довольно опасно, — заметил Хэзард. — Лошадь может оступиться.

— Я справлюсь, — твердо сказала Венеция. Хэзард критически оглядел ее и вдруг сообразил, что она не может ехать в его рубашке и штанах. Светлые ситцевые платья, которые он привез от Розы, тут тоже не помогут: путь предстоял неблизкий, Венеции необходимо было надеть что-нибудь кожаное. Поколебавшись минуту, он подошел к полкам и снял оттуда большой плоский замшевый конверт, перевязанный кожаными тесемками, вышитыми бисером.

— Надень что-нибудь из этого, — сказал Хэзард, положив сверток на стол. — Для верховой езды, — грубовато добавил он, резко повернулся и вышел на улицу.

Венеция аккуратно развязала тесемки, раскрыла конверт и увидела три аккуратно сложенных женских платья. Одно было из бледно-желтой оленьей кожи, второе из шкуры лося, а третье — непонятно из чего, но тоже кожаное, белое, самое нарядное. Все платья были отделаны бахромой и вышивкой, а белое украшал сложный узор из зубов лося, каждый из которых висел на ленте, расшитой бисером. Было ясно, что на каждое платье ушли месяцы кропотливой работы: в некоторых местах бисер буквально скрывал кожу.

Венеция сразу же сообразила, кому принадлежала эта одежда, учитывая почти ритуальную упаковку. Хэзард сохранил эти платья после смерти своей жены! Интересно, когда и почему она умерла? Как ее звали?.. Неожиданно Венецию охватил бешеный приступ ревности. А что, если у Хэзарда есть дети? Ей никогда раньше это не приходило в голову, но ведь Хэзард вполне мог быть отцом. Сама мысль о том, что Хэзард был женат, казалась ей абсурдной. А ведь он, должно быть, очень любил свою жену, раз так бережно хранит ее вещи.

«Не хочу я их надевать, — угрюмо подумала Венеция. — Всякий раз, как Хэзард увидит эти платья, он станет вспоминать о ней, о своей былой любви. С его стороны было очень неделикатно предложить мне такое!» Венеция всегда заводилась очень быстро, и теперь ей хватило одной секунды. Нет, вы только представьте, он хотел обрядить ее в платья своей жены! Какое нахальство! Она пулей вылетела из хижины, остановилась на верхней ступени крыльца и прокричала Хэзарду, который в этот момент надевал уздечку на лошадь:

— Мне не нужны эти платья! Я не собираюсь их носить!

Хэзард изумленно поднял голову:

— Что случилось? Какой бес в тебя вселился?

— В меня? Какой бес вселился в меня? Со мной-то как раз все в порядке. Я просто не желаю надевать вещи твоей покойной жены! — выкрикнула она. Ревность, зависть, страх потерять его — все слилось в этом истерическом крике.

— Ты не можешь ехать верхом в моей рубашке, — невозмутимо произнес Хэзард, не обращая никакого внимания на истерику и не собираясь спорить с ней.

— Иди к черту! — совершенно непоследовательно ответила Венеция.

На скулах Хэзарда заходили желваки. Ему потребовалось собрать все душевные силы, чтобы достать и отдать ей этот замшевый сверток. Он был напоминанием не только о жене, которую Хэзард когда-то любил, но и о его собственной юности, ставшей теперь такой далекой. Воспоминания больше не причиняли острой боли: проходили годы, лица стирались из памяти, произнесенные слова забывались, — и все-таки ему было нелегко предложить эти платья Венеции. Кроме них, у него ничего не осталось от Черной Голубки, это была своеобразная реликвия их беззаботной юности, память о тех временах, которые никогда не вернутся…

Хэзард вдруг почувствовал, что ненавидит эту женщину, которая стояла сейчас на крыльце. Он вообще не привык к кричащим женщинам.

— Я бы не предложил их тебе, если бы у меня был выбор, поверь мне, — спокойно сказал он. — И мне не нравится, когда ты кричишь.

— А мне не нравится, что ты предалагаешь мне вещи своей жены, которые берег, как святыню! — в отчаянии выкрикнула Венеция. Как она только могла надеяться стать частью его жизни? Она была совершенно чужой в его мире.

— Что ты хочешь от меня услышать?

Хэзард неожидано понял, что явилось истинной причиной его поступка. Он наконец расстался с памятью о Черной Голубке, со всем, чем она была для него, с тем, что она воплощала в его юности. Ни одной женщине не удавалось заменить ее в потайном уголке его души — до сегодняшнего дня. А Венеция не смогла оценить его подарка. Она оказалась просто капризной, избалованной девчонкой. Впрочем, он с самого начала прекрасно понимал, что она собой представляет…