Операция «Танненберг» - Руслан Мельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За колючей проволокой чернели эсэсовские мундиры. Тевтонов на огороженную территорию не пускали. Орденские отряды расположились вокруг Взгужевежи внешним кольцом – подальше от позиций цайткоманды, поближе к нетронутому лесному массиву. Пестрые шатры, хоругви, стяги, яркие гербовые значки и кресты, кресты, кресты… Немалая здесь собралась рать.
Тевтоны тоже основательно укрепляли свой лагерь. Уже поставлен частокол – невысокий, в полтора человеческого роста, но охватывающий все расчищенное пространство. В сплошной стене кольев – крепкие ворота, возле ворот – бойницы. Из двух смотрят на тракт стволы небольших бомбард. В других – пока пусто, и сквозь рубленые проемы хорошо видно, что происходит внутри, за оградой.
Тын – это, судя по всему, только начало. Сразу за частоколом тевтонские кнехты и черный люд возводили толстые деревянные – пока деревянные – стены, рыли рвы, насыпали валы. Орденской рабсиле помогал небольшой вездеходик на полугусеничном ходу. Урча и фыркая, машина целыми связками таскала неподъемные бревна. Судя по всему, место раскопок планировалось оградить не одним кольцом укреплений. «Очень похоже на типичный средневековый город, – невольно подумал Бурцев. – Внешние стены охватывают приличную территорию, а в центре – небольшой замок. Цитадель».
Что ж, разумно. В случае внезапного нападения противник вначале должен будет штурмовать из леса тевтонские фортификации, чтобы затем попасть под огонь эсэсовского гарнизона? Да и «мессеры» успеют подняться в воздух.
Дорога уткнулась в запертые ворота тына.
– Кто?! – крикнули из-за острых кольев.
– Обоз! – отозвался Освальд. – Бомбарды из Мариенбурга.
– Почему так мало?! Где «Бешеная Грета»?! Где охрана? Где отряд сопровождения?
– Перебиты все, – развел руками Освальд. – На нас напали поляки, литовцы и русичи. Их войска уже перешли через Древенцу-речку и хозяйничают в округе.
– Неужто всех поубивали?
– Так большая рать была, отовсюду ударили. Мы вот только насилу спаслись. Раненые у нас. Один вовсе помирает. Голову бедняге проломили. Богу душу вот-вот отдаст. Открыли бы вы нам, а?
За тыном загомонили, засуетились, забегали. Ворота распахнулись тяжело, нехотя, со скрипом. К обозу вышел пожилой орденский брат и сержант в сером плаще. Сзади толпилось с десяток настороженных кнехтов.
Рыцари заглянули в повозки.
– В бочонке что?
– Порох.
Открыли. Проверили. Отсыпали жмень, потерли на пальцах. Закрыли. Кликнули кнехтов. Приказали забрать.
– Огненное зелье у нас положено хранить в надлежащем месте, – хмуро сказал орденский брат, – а не раскатывать с ним по всей крепости.
Ну, блин, досмотр, как на таможне! Бурцев очень надеялся, что хоть раненого-то трогать не будут. А то у раненого за пазухой – пистолет – и не скинешь уже. А еще – зажигалка…
Раненого не тронули, зато заинтересовались большим деревянным ящиком у заднего борта телеги.
– Чеснок там, – объяснил Освальд. Добавил поспешно и жалобно: – Да ведь нас на заставе уже проверяли, господин рыцарь.
– А мы еще раз проверим, – буркнул орденский начальник.
Короб тевтоны тоже открыли. Заглянули внутрь. Сунулись, укололись. Покивали. Чеснок здесь ждали.
– Ладно, проезжайте, – махнул, наконец, рукой тевтонский брат. – Потом обо всем расскажете. Кому надо расскажете. О вас уже доложено.
Кнехты расступились. Обоз проехал.
Створки сомкнулись с глухим стуком. Тяжелый дубовый засов лег в пазы. Такие врата так сразу и не отворишь.
«Хорошо хоть в пушки не заглянули», – подумал Бурцев. Стволы бомбард и риболды были по-походному заткнуты тряпьем. Поняли б тевтоны, что заряжены, – объясняться, небось, пришлось бы долго и нудно.
Прибывшим указали на утоптанный пятачок неподалеку от ворот. Здесь, за символической оградкой из жердей, аккуратными горками и пирамидками возвышались каменные ядра и ядрышки разного калибра. Еще валялась пара бомбардных стволов. И треснувшая колода, выдолбленная посередке. С краю стояла разбитая телега с лопнувшими ободьями на колесах. В телеге – деревянные ведра, пороховые мерки, ржавые железные обручи, которыми крепились пушечные стволы. Топорщились медной проволокой шомполы и торчали овечьи банники на длинных рукоятях.
Видимо, здесь находилось что-то вроде арсенального двора и ремонтной мастерской для орудий. Порохового запаса вот только не наблюдалось. Оно и понятно. Кто ж станет хранить огненное зелье под открытым небом, да на голой земле? Зато неподалеку стоял дощатый сарайчик. Ворота закрыты, при воротах – вооруженная стража. Вот это, верно, и есть пороховой склад.
Он самый: изъятый в воротах пороховой бочонок кнехты уже катили в ту сторону.
«Мариенбургским пушкарям» велели ждать. И оставили в покое.
– Хоть бы накормили, что ли, – пробурчал Джеймс, глядя на дымившиеся у шатров огни.
– Ничего, брави, – успокоил Бурцев. – Авось не подохнешь. А коли и суждено нам копыта здесь отбросить, так не от голода – уж поверь.
В общем-то, он был доволен. Можно считать, половина плана реализована успешно. Без сучка без задоринки. Теперь оставалось добраться до бригаденфюрера Зальцмана. И если повезет – унести ноги.
– Ну что, располагаемся…
Со стороны казалось, что телеги с пушками поставлены бестолковыми обозными людишками абы как, в беспорядке. Но беспорядок этот был продуман и устроен с умыслом. Заряженные стволы смотрели в разные стороны. Вот только в какие…
Две бомбарды, готовые выплюнуть по ядру размером без малого с человеческую голову, как бы между прочим, развернули жерлами к опутанным колючкой позициям цайткоманды. К главной цитадели Взгужевежевской базы.
Бурцев не колебался долго, выбирая цель. Он проигнорировал и палатки, и бараки, и машины, и окопы, и вышки. Направил обе пушки на самолеты. Лишить фашиков авиации – само по себе уже великое дело. «Мессершмиты» стояли на краю тесной взлетно-посадочной полосы друг подле друга, крыло к крылу. Большие мишени, хорошие. Не промахнешься. Даже из бомбарды. Пусть хоть одно ядро попадет – и самолеты взлетят не скоро. А что? БТР подбили – и с «мессерами», глядишь, управимся.
Еще одну бомбарду развернули назад. Это орудие должно было шарахнуть по воротам. И тем самым обеспечить путь для отступления.
Многостволка-риболда на четвертой повозке держалась про запас. Ее надлежало использовать по обстоятельствам. Из органа смерти можно будет дать хороший залп картечью. Но только один. И желательно – по не очень далекой мишени.
– Действуем так, – говорил Бурцев. – Я лежу плашмя, изображаю умирающего. Когда начнут расспрашивать о нападении на обоз – кивайте на меня, мол, я попал в самую заваруху и потому больше всех видел, больше всех слышал и больше всех ведаю. А когда ко мне придет воевода-магистр немецких колдунов…
– Думаешь, он придет? – перебил Гаврила.
– Не думаю, Алексич, знаю, – усмехнулся Бурцев. – Есть у меня одно словечко заветное, чтоб магистра того вызвать. Два словечка, точнее…
«Полковник Исаев» – вот они, эти словечки. На такую приманку бригаденфюрер прибежать должен. И – вприпрыжку. Главное, при первом же допросе намекнуть, что отряд, разгромивший тевтонский обоз, вел русич, коего именовали именно так. Полковник Исаев… Тогда второй допрос будет проводить сам Томас Зальцман. Лично.
– И главное… самое главное, – заканчивая наставления, Бурцев сделал долгую внушительную паузу. – Что бы ни случилось, без моего приказа в драку не лезть. Ясно?
Вообще-то, об этом было говорено ранее и неоднократно, но лишний раз напомнить – не помешает.
– Ясно, спрашиваю?
– Ясно, – неохотно отозвались дружинники.
Глава 64
– О, глянь-ка, Василь, – прошептал Дмитрий. – Идут ужо к нам немцы-то.
В их сторону, действительно, направлялась целая делегация. Впереди – эсэсовец с сухим жестким лицом. Плотно сжатые губы, остренькие глазки-лопатки, что так и норовят выковырнуть всю подноготную.
На высокой фуражке – нацистский орел и эмблема «Мертвой головы». Тотенкопф: череп, кости. И черный мундир… Знаки различия на петлицах – три дубовых листа с желудями – и светло-серые погоны с плетением серебряного и золотого жгута указывали на высший офицерский чин.
Неужели сам магистр-бригаденфюрер? Неужели вот так сразу? Такое везение, что аж тревожно и подозрительно.
По обе стороны от офицера следовало по автоматчику. Ну, тут все просто. Тут стандартный набор: каски, «шмайсеры»… Гладкие петлицы и черные окантованные погоны рядовых-эсэсманов.
Чуть позади позвякивал железом тевтонский рыцарь в панцире, белом плаще и в шлеме с опущенным забралом. Забрало было вытянутое и чуть сплюснутое с боков, наподобие собачьей морды. Рыцаря сопровождали оруженосцы и кнехты. С полтора десятка человек.
Подошли. Окружили.
Блин, что за почетный караул?! И что за нужда опускать забрало в собственном лагере?!