Кто проспал начало войны? - Олег Козинкин

А вот Павлов (и отчасти Кирпонос), похоже, устроил в своем округе для своих частей именно «учебную тревогу для проверки боевой готовности и повышения слаженности. В самом лучшем случае это могла бы быть «боевая тревога вариант № 1 — без вывода всей матчастт. «Обычные» учебные мероприятия, «лагерные сборы». Неудивительно, что подчиненные Павлова (и Кирпоноса) не оценили серьезность положения и были в шоке, когда началась война.

Получив Директивы НКО и ГШ от 10–18 июня, Павлов пошел почти на откровенный саботаж. Если бы у него и его подельников в Москве «дело выгорело», Сталин был бы смещен вследствие неудач начального периода, а с Германией был бы заключен «почетный мир», Павлов стал бы еще и героем «России, свободной от большевизма и сталинизма».

Павлов шел ва-банк, рисковал. Времени на то, чтобы вскрыть его предательство — саботаж Директив Москвы последней недели перед 22 июня, в течение буквально нескольких дней перед нападением Германии — у «компетентных органов» не было. Ведь особые отделы войск в феврале 1941 года были переданы из подчинения НКВД (Берии) в подчинение самих военных, в 3-е Управление Наркомата обороны. Именно так у Павлова появилась реальная возможность сорвать выполнение Директив НКО и ГШ в последние дни перед

22 июня, и это действительно сошло бы ему с рук в случае успеха. Счет шел на дни: пока кто-то сообразит, что командующий округом саботирует приказы Москвы, пока доложат, пока Москва отреагирует — а тут уже и война началась… Да и кто докладывать-то будет… Но, видимо, не зря арестовали и судили начальника связи ЗапОВО генерала Григорьева. Через него шли все Директивы НКО и ГШ, и пусть он мог не знать содержание некоторых из них, но именно он в итоге и сдал на следствии и суде Павлова, сказав о приказе ГШ от 18 июня, после которого в округе так и не повысили боевую готовность…

Кто-то может решить, что все советские генералы были как минимум бездари и предатели. Однако на самом деле таких за всю войну набралось едва ли несколько десятков. Одних поставили к стенке летом-осенью 1941 года, других правосудие нашло в конце 1940-х. Остальные честно и смело воевали всю войну, и их, «чести не уронивших», было большинство. Некоторые, правда, после войны «горели» на мародерстве, но и таких было немного. Однако там, где наделает дел один трус и предатель, не исправит потом и сотня героев. И именно на совести таких единичных Павловых — жизни сотен тысяч и миллионов погибших и попавших в плен в этой войне, разрушенная страна и угнанные в рабство мирные советские граждане, сожженные деревни и города.

В связи с делом Павлова стоит привести слова немецких генералов, наблюдавших, как Павлов «приводит в боевую готовность» свой округ (как он уверял на следствии) и Брестскую крепость. Эти цитаты большинство читателей наверняка видели, и не раз, хотя чаще всего они приводились ради доказательства то ли «трусости» Сталина, то ли его «паранойи», мол, Сталин заставлял всех «не поддаваться на провокации».

«Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками. Работы по укреплению берега едва ли хоть сколько-нибудь продвинулись вперед за последние недели. Перспективы сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в течение часа, как это предусматривалось приказом…» (с. 208).

«Внезапность нападения на противника была достигнута на всем фронте танковой группы. Западнее Брест-Литовска (Бреста) 24-м танковым корпусом были захвачены все мосты через Буг, оказавшиеся в полной исправности…» (с. 209).

«Все началось в соответствии с планом. Странное дело: русские почему-то оставили один мост через Буг в целости и сохранности…» (с. 47).

«Удивляет то, что нигде не заметно сколько-нибудь значительной работы их артиллерии…» (там же).

Подобных цитат очень много. Все эти цитаты широко известны, но в связке с протоколами допросов Павлова и документами о передислокации войск и планах обороны они приобретают иной оттенок: Павлов говорит, что все Директивы и приказы Москвы передавал в войска и повышал боеготовность частей округа. Но Павлов врет, и его уверения в том, что он «готовил войска к войне», опровергают даже немецкие генералы. В то же время подобных цитат о соседних округах в немецкой мемуарной литературе практически не приводится.

Часть II

ИТОГИ И ВЫВОДЫ

Подытоживая сказанное в этих двух главах, стоит еще раз показать по датам то, как приводились в боевую готовность западные округа, что делалось в последние дни перед 22 июня. Используем частично статью А. Саввина из газеты МО РФ «Красная звезда», №№ 205 от 12.11. 08 г., 210 от 19.11. 08 г., 215 от 26.11.08 г., 220 от 3.12.08 г.:

«…10 июня, за 12 дней до войны, было подписано распоряжение главнокомандующего сухопутными войсками Германии о назначении срока начала наступления на Советский Союз, в котором впервые немецкое руководство письменно фиксирует конкретную дату нападения на СССР (дата 22 июня была впервые названа в ставке Гитлера на совещании у начальника отдела обороны страны штаба Верховного командования вермахта 1 мая 1941 года):

1. Днем «Д» операции «Барбароссе! предлагается считать 22 июня.

2. В случае переноса этого срока соответствующее решение будет принято не позднее 18 июня.

3. В 13.00 21 июня в войска будет передан один из двух следующих сигналов: я) сигнал «Дортмунд». Он означает, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня и что можно приступать к открытому выполнению приказов; б) сигнал «Альто-Ha». Он означает, что наступление переносится на другой срок…»

Тогда же, 10 июня, для ЗапОВО была подписана Директива: «Для повышения боевой готовности войск округа все глубинные стрелковые дивизии… вывести в лагерь в районы, предусмотренные планом прикрытия (директива НКО за № 503859/сс/ов)». 11 июня 1941 года в кабинете Сталина в Кремле были Тимошенко, Жуков, Кузнецов. Все трое зашли в 21.55 и вышли через час, в 22.55. Затем начальник ГШ Жуков еще раз зашел в кабинет Сталина через 10 минут, в 23–05 и пробыл там до 00.25, ровно 1 час 20 минут. В следующий раз Тимошенко и Жуков были в Кремле аж 18 июня и в этот день пробыли у Сталина целых 4 часа! Однако 10 июня военных у Сталина не было. Но 9 июня Тимошенко и Жуков были у Сталина с 16.00 до 17.00, а затем с 18.00 до 23–25! Более 5,5 часов в общей сложности. В этот же день в кабинете был и Сафонов (с 18.00 до 23.25) — начальник Моб. управления правительства. А также Ворошилов, Кулик (ГАУ), Вознесенский (Госплан), Жигарев (ВВС), Шахурин (производство боеприпасов). Все они были в Кремле 9 июня и вышли от Сталина также в 23.25.

«12 июня в адрес командующих войсковыми группировками вермахта, сосредоточенными на границе с СССР, уходит шифротелеграмма, в которой доводится содержание распоряжения главнокомандующего сухопутными войсками Германии от 10 июня о назначении срока начала наступления на 22 июня. Она перехватывается и расшифровывается английской службой радиоперехвата, и через несколько дней Сталин узнает о ее содержании из донесения по линии «кембриджской пятерки».

В тот же день, 12 июня, Сталин разрешил дополнительное выдвижение значительного число соединений сухопутных войск ближе к государственной границе. Решение было оформлено директивой за подписью наркома обороны Тимошенко и начальника Генштаба Жукова».

Саввин говорит о Директивах НКО и ГШ «от 12 июня», которые выше рассматривались подробно. Это Директивы о начале выдвижения войск из глубины обороны в сторону границы, в которых давались конкретные указания по выдвижению корпусов в места их новой дислокации и определялись сроки исполнения этих выдвижений. Но, скорее всего, одной общей Директивы не было. Были отдельные Директивы от «12 июня» в каждый округ — «Для повышения боевой готовности…» выполнить то-то и то-то.

При этом Сталину могли показать вариант (набросок) данных директив, на основе которого и делались директивы по округам — «Для повышения боевой готовности войск округа все глубинные стрелковые дивизии и управления стрелковых корпусов вывести в лагеря в районы предусмотренные планом прикрытия». Т. е. речь могла идти и шла именно о стрелковых дивизиях и корпусах первого эшелона обороны и о том, что пора выводить их в районы, предусмотренные «Планом прикрытия и обороны госграницы». Однако в «Директиве от 12 июня» для КОВО указывается нечто другое: «Для повышения боевой готовности войск округа к 1 июля 1941 г. все глубинные дивизии и управления корпусов с корпусными частями перевести в новые лагеря, согласно прилагаемой карты»! Об этой «странности» мы, впрочем, поговорим позже.