Зеркало вампиров - Чингиз Абдуллаев

— Антон, — властно сказал он, — это я. Остаешься до вечера за меня. Лично отвечаешь за Александра Юрьевича. Если он выйдет из офиса, я тебе голову оторву. Если даже из кабинета выйдет, чтобы пойти в туалет, то ты должен все время рядом быть. Даже стоять около унитаза.

— У него же в кабинете есть свой туалет, — удивился Антон.

— Я на всякий случай говорю! — заорал Константин Гаврилович. — И не перебивай меня. Я вернусь в шесть-семь часов вечера. Если за это время что-нибудь случится, ты будешь во всем виноват. Лично ты. Понимаешь, Антон? Только ты один. Поэтому перекрой все выходы, проверь все окна. Вышли дополнительную охрану на квартиру и дачу Александра Юрьевича. Скажи, чтобы сегодня никто не выходил на улицу. Все, что угодно, может произойти. Все, что угодно.

— Я понял, — тихо сказал Антон.

— Слушай меня, парень, — продолжал Константин Гаврилович, понимавший, что такие разговоры нельзя вести по мобильному телефону. Но у него не было другого выхода.

— Сегодня утром украли мальчика Хашимбека. Того самого начальника охраны казино «Серебряная салатница». Понимаешь, на что они идут? Ты все понимаешь?

— Все. — Голос у него не дрожал, и это было лучше всего.

— Тогда закрой все ходы и выходы, — посоветовал Константин Гаврилович, — и сиди в приемной. Всех посетителей, которые сегодня будут заходить в кабинет Александра Юрьевича, лично обыскивай. Кто бы ни был. Знакомый или незнакомый. Чужих вообще не принимать. Скажи, чтобы охрана внизу никого не пускала. Письма и бандероли не принимать и не вскрывать.

— Я все сделаю, — успокоил его Антон, — все сделаю.

— И звони мне в случае чего, — сказал на прощание Константин Гаврилович и, взглянув на часы, разъяренно спросил у своего племянника, сидевшего за рулем: — Ты чего плетешься, как придурок. Быстрее давай.

И без того выжимавший из машины все возможное, Григорий только кивнул головой. На сотрудников ГАИ, иногда встречавшихся на дороге, он даже не реагировал. Машины подъехали к аэропорту в половине двенадцатого. У них имелись специальные пропуска, разрешавшие водителям въезжать на территорию самого аэропорта.

Самолет уже ждал на взлетной полосе. Через двадцать минут, оформив все пограничные формальности и даже не дожидаясь таможенников, лайнер взлетел, взяв курс на Прагу. В салоне «Ту-154» было непривычно пустынно. Это был не обычный самолет, ранее он входил в состав специального отряда правительственных самолетов, обслуживавших высшее руководство страны. Здесь был большой просторный салон с диванами и столиками. И даже два отдельных кабинета, предназначенных для отдыха и работы. Раньше на таких самолетах могли летать члены Политбюро, теперь — все, кто мог оплатить аренду.

В Прагу, кроме Константина Гавриловича, летели Вихров и Григорий. Они трое и были единственными пассажирами большого самолета. Вихров сидел в углу, читая «Огонек». Григорий, ошеломленный роскошью и великолепием салона, ходил из конца в конец. Константин Гаврилович сидел на диване, закрыв глаза. Казалось, что он даже дремлет. Но когда девушка-стюардесса подошла к нему и спросила, что он желает выпить, тот, не открывая глаз, отрицательно покачал головой, услышав обращенный к нему вопрос.

В столицу Чехии они прибыли через два часа. К трапу самолета подогнали два автомобиля, и гости быстро перебрались в них. Машины понеслись по дорогам, чтобы, миновав город, углубиться в пригороды чешской столицы, туда, где находилась роскошная вилла человека, который ждал Константина Гавриловича.

Парадоксальность ситуации после развала Советского Союза заключалась в том, что произошла настоящая смена эпохи. Вместо привычного двухполюсного мира возник мировой хаос, в котором даже привычное стремление Вашингтона играть первую скрипку не проходило из-за анархии, царившей в самом мировом оркестре.

В России все шло как обычно: непредсказуемо эмоционально и трагикомически сложно. Вместо сотен партийных чиновников, привычно пользовавшихся своими «депутатскими залами» и спецпайками, возник целый класс миллионеров, так же привычно имевших виллы в Испании и поместья в Америке. Вместо строгой и часто ханжеской морали возник беспредел разврата и секса, когда никакие моральные запреты уже в расчет не принимались. Вместо привычных понятий, вбиваемых советским людям с детства, теперь вбивались понятия противоположные. Все черное стало белым, а все белое черным. И расстерявшиеся люди не понимали уже, где истинно черное, а где действительно белое.

Настоящая метаморфоза произошла и с преступным миром. Вышедший из подполья, куда он был загнан жестким авторитарным правлением коммунистического правительства, преступный мир на первых порах устроил подлинный беспредел на улицах городов и поселков страны. Оружие уже можно было купить на любом базаре, гранатометы и минометы стали привычным снаряжением вооруженных банд, а пулеметы и автоматы сделались единственным действенным средством решения всех конфликтов. Хлынувшая на улицы преступность поразила весь мир. Ей было уже тесно в рамках одного государства, и, как пена, она начала расползаться в разные стороны, разливаясь во все новые и новые страны.

Началась настоящая война за место под солнцем. Авторитетов убивали почти ежедневно, словно на них была объявлена настоящая охота со стороны их конкурентов. Оставшиеся в живых наиболее крупные рецидивисты сумели осознать опасность подобной охоты и благополучно эмигрировали, предпочитая решать все самые опасные дела из-за рубежа, где их не могли достать конкуренты и правоохранительные органы. Последних, правда, к этому времени они почти не боялись.

Авторитеты оседали в Париже и Нью-Йорке, Берлине и Стамбуле, Афинах и Варшаве. Прага была одним из тех городов, где концентрация преступных авторитетов из бывшего Советского Союза уже никого не удивляла. Именно здесь и обосновался знаменитый Директор, один из легендарных преступников, сумевших так или иначе подчинить себе очень многие московские и российские группировки.

Ему было уже за шестьдесят, он лысоват, нос похож на крупную картофелину. Но внимательные холодные глаза, большой чистый лоб и всегда упрямо сжатые тонкие губы делали его лицо тем страшным видением, которое являлось во сне его противникам, вызывая у них подлинный шок. Несмотря на отдаленность от Москвы, Директор досконально знал обо всем, что там происходит. Именно к нему теперь и прилетел Константин Гаврилович. Много лет назад пути бывшего генерала КГБ и вора в законе пересеклись. Они стояли тогда по разные стороны баррикад. Директор имел отношение к беспрецедентно крупной партии валюты, которую пытались ввезти в страну. А Константин Гаврилович тогда пытался эту валюту перехватить. Та схватка окончилась вничью. Оба потеряли много сил и много людей. Но оба не забыли ту давнюю историю. И теперь, согласившись отправиться на свидание с Директором, Константин Гаврилович отчаянно рисковал. Но у него не было другого выхода. К тому же за него попросил другой генерал. Тот самый, который несколько раз брал самого Директора. И которого все-таки сумели купить в конце жизни, когда он понял, что все рассуждения о высоких материях всего лишь пустые слова, а его бескомпромиссная честность — глупость старого упрямца.

Девяностые годы стали периодом смены эпох. Эпоха отчаянных романтиков, способных телами закрывать пулеметы, восстанавливать на своих нервах страну, строить дороги, верить в идеалы сменялась эпохой прохвостов. Когда главным достижением в жизни стали вовремя украденные у государства деньги, а символом преуспевания «шестисотый» «Мерседес», сразу возводивший его хозяина в ранг небожителей. Стремительно поменявшиеся ориентиры сделали одних людей несчастными, других циниками, а третьих подлецами.

Генерал, который позвонил Директору, честно отслужил всю свою жизнь в милиции. Он много раз рисковал жизнью, дважды был ранен. Еще несколько раз был на волосок от смерти. О его честности и порядочности ходили легенды. Но когда в начале девяностых годов началась смена эпох, его просто выбросили из милиции, как отслужившие и ненужные старые тапочки. Выбросили, предоставив пенсию в двадцать пять долларов. По курсу девяносто первого это были даже большие деньги. Но на них нельзя было ни содержать больную жену, ни помогать разведенной дочери, оставшейся с двумя детьми на руках. И тогда генерал сделал свой выбор. Так же мужественно и прямо, как он делал это до сих пор.

Если бы он остался один, он бы застрелился. Но, имея на руках семью и двоих маленьких внуков, он отправился в охранное агентство и начал работать там сначала консультантом, а затем и руководителем этого агентства. Никто, кроме самого генерала, даже не подозревал, что вывеска агентства всего лишь прикрытие. Агентство обеспечивало охрану бандитов и было учреждено тем самым Директором, против которого всю свою жизнь честно дрался генерал милиции.