Мозг, разум и поведение - Флойд Блум

Завершив первую серию опытов, Вейсс провел новый эксперимент, в котором крыса, услышав сигнал, могла вспрыгнуть на платформу и тем самым избавить от электрического разряда и себя, и своего партнера (если же крыса чуть запаздывала, она могла прекратить разряд, вспрыгнув на платформу после его начала). Животные, имевшие возможность предотвращать электрический разряд или прекращать его, были менее подвержены язве, чем их беспомощные партнеры, хотя обе группы получали во всем опыте одинаковое число электрических ударов.

Таким образом, даже для крыс предсказуемость внешних событий, возможность узнать о результатах собственных действий животного и связанное с этим чувство уверенности в своих силах служат защитой от стресса и его последствий.

Исследования на людях-испытуемых (Champion, 1950; Geer et al., 1970) показали, что сходным образом обстоит дело и с нашим собственным поведением. Добровольцев подвергали воздействию электрического разряда, которого нельзя было избежать. У тех, кому было сказано, что они могут прекратить (но не предотвратить) разряд, если будут сжимать кулаки или нажимать кнопку, отмечалось меньшее эмоциональное напряжение (судя по измерениям влажности кожи), чем у тех, кто знал, что прекратить разряд невозможно. Электрические разряды были короткими, так что испытуемые, нажимавшие кнопку, были уверены, что их действие ведет к выключению тока. Благодаря такой кажущейся обратной связи они чувствовали себя способными справиться с ситуацией.

Что происходит с животным, которое получает электрические удары и не имеет возможности избежать их? Мартин Селигман (Seligman, 1975) подвергал таким ударам две группы собак. Контрольной группе предоставлялась возможность научиться избегать ударов: собака могла перепрыгнуть через загородку в другую часть клетки, куда ток не подводился. Другой группе собак давали серию ударов, которых нельзя было избежать, а затем предоставляли возможность научиться избегать их. Но они уже не только не могли, но даже не пытались это сделать. Селигман назвал это явление «усвоенной беспомощностью».

Некоторый свет на результаты Селигмана, возможно, проливают исследования Джея Вейсса. Когда Вейсс исследовал мозг некоторых крыс, участвовавших в его эксперименте, он обнаружил, что хотя «беспомощные» крысы и получали меньше электрических ударов, содержание норадреналина в мозгу у них было понижено. Вейсс полагает, что беспомощность собак Селигмана, их неспособность обучиться избеганию, когда оно в конце становилось возможным, — это результат истощения (временного) запасов норадреналина в ткани мозга. У тех крыс, которые могли, вспрыгнув на платформу, избежать электрического разряда или прекратить его, количество норадреналина оставалось нормальным.

Функции мозга и повседневные стрессы

Аналогия между лабораторными ситуациями, где в качестве раздражителя используется электрический ток, и ситуациями, создающими стрессы в повседневной человеческой жизни, может показаться весьма отдаленной. Однако исследование, проведенное недавно Джеем Р. Кэпланом и его коллегами на обезьянах, помогает сблизить эти области. В опытах Кэплана, показавших, что социальные стрессы могут приводить к атеросклерозу, т.е. уплотнению стенок артерий, все обезьяны с самого рождения находились на благоприятной в этом отношении диете: в их пище содержалось мало насыщенных жиров и почти не было холестерина. Через два года некоторых особей подвергали воздействию стрессовых условий, связанных с обычными социальными взаимоотношениями обезьян. Например, отдельных особей несколько раз изымали из их группы и переводили в другую группу, где у них не было определенного места в иерархии и надо было бороться за свое положение. Кроме того, в группу обезьян-самцов на двухнедельный период допускалась самка в состоянии течки, и возникала стрессовая ситуация борьбы за ее благосклонность. В результате у обезьян, испытавших стресс, оказывалось больше артериальных поражений (признаков атеросклероза) и они носили более серьезный характер, чем у обезьян, чья социальная жизнь была стабильной.

Рис. 117. Один из многочисленных стрессов современной жизни — тот, с которым сталкиваются люди, испытывающие страх перед полетом.

Так настолько ли далека аналогия между стрессами социальной жизни обезьян и стрессами, с которыми сталкивается, скажем, служащая среднего ранга или работающая мать-одиночка? Первая получает от своего начальства директивы, которые должна выполнять, но, вероятно, не участвует в принятии соответствующих решений. Она почти все время осознает, что должна конкурировать с другими, добиваясь продвижения по службе, а те, кто занимает более низкое по сравнению с ней положение, точно так же конкурируют между собой, стремясь получить ее должность. Большую часть своей социальной жизни она проводит вместе с другими служащими из своей корпорации, так что служебными заботами пронизана и ее личная жизнь. Добавьте сюда неудобства передвижения в общественном транспорте в часы пик, необходимость летать в командировки, испытывая при этом полетную деадаптацию, и вы найдете все причины для стресса.

Жизнь работающей матери-одиночки часто требует согласования по меньшей мере трех конфликтных целей: требований ее работы, психологических и социальных нужд ее детей и желания личного самоутверждения. Насколько серьезно должен быть простужен кто-то из детей, чтобы мать не пошла на службу? Что она может поделать, если ее сын участвует в спортивных играх в тот день, когда ей приходится быть на работе до позднего вечера? В конце концов она чувствует, что утрачивает контроль над своими решениями. Что-то важное всегда остается несделанным.

Продолжительный стресс подобного рода создает психологическое состояние, которое обычно называют тревогой или беспокойством. В современном сложном мире это удел многих. Наша лимбическая система — наш «животный мозг» — выполняет свои функции, организуя эмоциональную реакцию, а наша кора контролирует и видоизменяет ее. Поддерживается тонкий баланс. Но если мы чувствуем, что вещи ускользают из-под нашего контроля, что стрессоры бесконечно накапливаются, этот баланс может быть нарушен. Возможно, что состояние тревоги — это конфликт между лимбическими и корковыми импульсами.

Широко распространенным средством, которым часто пользуются люди, чтобы устранить беспокойство, служат транквилизаторы. Один из самых популярных — это валиум, бензодиазепин, действие которого, как полагают, основано на повышении эффективности ГАМК (гамма-аминомасляной кислоты), — нейромедиатора, главная функция которого состоит в торможении активности нейронов (Costa, 1979; McGeer, McGeer, 1981). Для ГАМК имеются свои особые рецепторы, с которыми очень сходны рецепторы валиума. Присутствие препарата способствует присоединению ГАМК к ее собственным рецептурам. Чем большее количество ГАМК будет связано нейроном, тем меньше вероятность его возбуждения. (Открытие мест связывания опиатов привело к открытию эндорфинов; поэтому обнаружение рецепторов, связывающих транквилизаторы, стимулировало поиски собственных транквилизаторов организма. Однако к моменту опубликования этой книги такие вещества еще не были найдены.)

Лимбическая система содержит много нейронов, на которые воздействует ГАМК. Поэтому возможно, что транквилизаторы оказывают свое влияние, затормаживая прохождение сигналов через нашу лимбическую систему и тем самым подавляя эмоциональную реакцию.

Эмоции и научение

Если мы больше говорили об отрицательных эмоциях, чем о положительных, то только потому, что последние были меньше изучены как на физиологическом, так и на психологическом уровне. К тому же представления о «вознаграждении» и о механизмах его достижения чрезвычайно сложны применительно к человеку. Мы знаем, что некоторые люди получают удовольствие в отказе от того, что большинство из нас считают удовольствием, — это аскеты. Другие даже находят удовольствие в страдании — это мазохисты. Такой отход от обычных представлений о «награде» основан на индивидуальном опыте — научении или запоминании.

Конечно, все животные обладают способностью чему-то научаться и что-то запоминать, и они используют свой опыт для выработки последующих действий. Именно здесь мы имеем дело с взаимосвязью между эмоциями и научением. Например, у крыс можно наблюдать явление, называемое «рефлексом на место». Действительно, крысы выказывают явное предпочтение местам, где они получали какое-то вознаграждение (пищу, подслащенную воду, морфин). Если у них есть выбор, они избегают мест, с которыми были связаны неприятные стимулы. В эволюционном аспекте существенно то, что способность животного помнить, где с ним случилось что-нибудь хорошее или плохое, имеет большое адаптивное значение.