Кучум - Вячеслав Софронов

— Никак нельзя, — поддакнули остальные казаки.

Чуть перекусив с дороги, Ермак нашел остальных казачьих атаманов и вместе с ними направился на поиски Василия Голицына. Это удалось им далеко не сразу. Даже когда им указали на воеводский шатер, пришлось долго ждать, пока князь наконец пригласил их к себе.

Он был еще не стар. Сухощав телом, с рыжеватой бородой, вившейся кольцами и наполовину подернутой серебряной сединой. Широко посаженные небольшие глаза смотрели на казацких атаманов неодобрительно. Он молчал, давая им выговориться. Потом резко поднялся с деревянного обрубка, отчего стал казаться еще выше и уже, и ткнул пальцем в грудь Ермака, стоявшего чуть впереди остальных.

— Говори ты, чего хотите… Лаетесь как торговки базарные, — брезгливо поморщился он.

— Дела хотим, — коротко ответил тот, не мигая глядя в глаза воеводы, но видел в них лишь раздражение и усталость.

— Ладно, в дело, так в дело. Завтра выступайте с рассветом и пройдитесь по пригородам, по мызам, порыскайте, поищите — нет ли Ревелю подмоги откуда. Может, людишки ихние прибывают незамеченными. Обозы там коль встретите, то знаете как поступить?

— Знаем, князь, знаем, — загудели атаманы, подмигивая друг другу, почуяв наконец-то привычное для себя дело.

— Одним словом, разведайте, что к чему, и вечером мне доложите. А тебя главным над другими ставлю, — палец воеводы опять уперся в широкую грудь Ермака.

Тот как бы нехотя пожал плечами, глянул на остальных, пытаясь по их лицам понять, рады они или завидуют такому назначению. Но атаманы скорее были довольны, что не им предстоит идти к воеводе с отчетом. На том и расстались.

…Ермак шел со своей сотней почти у самой кромки моря, и влажный ветерок дул справа, доносил незнакомые ранее запахи. Кричали чуть в стороне ненасытные чайки, не обращая внимания на людей, громко хрустела галька под копытами коней, кто-то из казаков попытался затянуть песню. Все были донельзя рады, что наконец-то сели в седла и не нужно слоняться весь день по лагерю, выискивая себе занятие, с завистью поглядывая на посошных мужиков, которые колгатились, строя какие-то укрепления: таскали бревна, рыли землю. Может, кто из казаков и согласился бы даже бесплатно, задаром поработать вместе с ними, но гордость воина, насмешки друзей не позволяли сделать такой шаг. Зато теперь, вырвавшись на простор, они улыбались морскому ветерку, подставляя ему лица, расстегивали полушубки, перекидывались шутками. Словно не на войну, не в разведку ехали казаки, а на свадьбу в ближайшее селение.

Ермак искоса посматривал на своих конников, растягивая губы в усмешке, но не показывал вида, что и ему радостно от морского простора и ощущение свободы переполняет, пьянит, кружит голову, заставляет забыть прежние невзгоды, освежает душу, наполняет новым незнакомым чувством.

Они разделились с остальными сотнями, бросили жребий, кому по какой дороге ехать, и вот его сотне досталась ближняя к морю.

— Слышь, атаман, изба впереди, — подъехал к нему Яков Михайлов, — только не как наша из бревен, а из камней сложена.

И точно, на берегу в сотне шагов от воды стояло неказистое строение из белесого камня, обнесенное таким же каменным заборчиком высотой в половину человеческого роста. Во дворе на шестах висела длинная сеть, а у самой воды лежала перевернутая вверх днищем здоровущая лодка. К ней были прислонены и весла, а рядом — плетенная из прутьев пустая корзина.

— Рыбаки, видать… — вслух высказался кто-то из казаков.

— Точно, а кому тут еще и быть?

— Двое — вперед! — скомандовал Ермак. — Осмотрите все получше.

Два казака поскакали к домику, держа пищали наготове, один вошел внутрь и вскоре вытолкал наружу коренастого человека в засаленных, с заплатами кожаных штанах и такой же куртке. На нем была широкополая шляпа. Незнакомец не носил бороды, но густая рыжая щетина указывала, что он дня два как не брился.

— Кто такой? — спросил Ермак, подъехал к нему вплотную.

— Нихт ферштейн, — ответил тот, разводя широко руки.

— Не понимает он, — пояснил кто-то из казаков, — можно, атаман, я с ним покалякаю? Малость знаю по-ихнему.

— Хорошо. Спроси, кто он и чего тут делает, — приказал Ермак.

Казак, вызвавшийся быть толмачом, повторил вопрос, и незнакомец что-то быстро заговорил, показывая рукой в сторону моря.

— Говорит, рыбак он и живет здесь один, — пояснил толмач.

— Где же семья его? Как это мужик один живет?

— В другое селение отвел, говорит. Как русские, мы о есть, пришли, сразу и свел семью.

— А сам, чего остался? За нами приглядывать?

— Рыбачить остался…

— Почему рыбы не видно? Вы, ребята, видели в доме где рыбу?

— Нет, — отвечали казаки, что заходили в дом, — не видно.

— Вот-вот. Рыбы нет. Лодка несколько дней лежит на берегу и никто в море ее не сталкивал. По следу старому видно. И руки у него чего-то не рыбацкие. Белые руки.

Надобно подвесить рыбака этого и огонек под ступнями развести. Тогда мигом заговорит. Как, ребята, думаете?

— Правильно, атаман, — дружно поддержали его остальные казаки. — Поджарим рыбачка хренова! Пущай то же самое повторит, когда ножками по уголькам сучить зачнет!

После этих слов глаза незнакомца забегали и неожиданно он кинулся меж казаков, перескочил через ограду и, забежав в дом, захлопнул за собой дверь. Казаки, было, растерялись, не ожидая от пленника подобной прыти, но затем дружно расхохотались, показывая руками на дверь.

— Гы, гы, гы, — подрагивал всем телом Гаврила Ильин, — куды же ты, родненький, побежал? Никуда ты от нас не денешься. Все одно достанем, выкурим.

— Тащи хворост, мужики, — Ермак понял, что не ошибся, опознав в мнимом рыбаке вражеского лазутчика. Теперь его надо было во что бы то ни стало выкурить из дома и привести в лагерь. — Не захотел пятки парить, так всему придется подкоптиться.

Казаки кинулись искать по берегу сухие сучья, обломки каких-то досок, как вдруг раздался выстрел, и пуля просвистела у Ермака над головой. Он и не успел заметить, когда открылось маленькое оконце под самой крышей и оттуда высунулось длинное дуло пищали. Но тут же раздался второй выстрел — и казак, что нес охапку хвороста к дому, упал грудью на землю и уже больше не встал.

— Э-э-э, да их там несколько человек, — загомонили казаки, откатываясь от окна и поспешно вытаскивая свои ружья. — Во, напоролись.

— Чего делать будем, атаман? — крикнул из-под самой стены дома Яков Михайлов, внимательно поглядывая наверх.

— Выкуривать! — с силой шлепнул себя плетью по голенищу Ермак, досадуя, что упустил пленного. — Прячьтесь за стену и палите по очереди. Остальным подтаскивать хворост.

Казаки мигом разобрались: и человек двадцать, заряжая ружья, делали по выстрелу из-за стены, метя в окно, отходили в сторону, уступая место другим. Остальные, обойдя дом с противоположной стороны, торопливо подтаскивали собранные по побережью ветки, обломки мачт.

Пальба стояла непрерывно и с чердака уже не раздавалось ни одного выстрела. Обороняющиеся боялись и голову показать. Может, они и вовсе спустились вниз или укрылись в подвале.

— Надо бы бревно поискать да дверь высадить, пока тут огонь разведешь, с час не меньше пройдет, — подсказал Яков Михайлов.

— Точно, — согласился с ним Ермак, — ребята, ищите бревно.

Человек пять отправились по берегу, высматривая бревно, которое можно было бы использовать как таран. Они долго не могли подыскать ничего подходящего и почти скрылись из глаз казаков. Но вдруг до тех, кто остался у рыбацкого дома, долетели относимые ветром выстрелы, и все увидели бегущих обратно товарищей, а следом за ними мчались галопом десятка два всадников.

— Немцы! Или свей! — Засуетились казаки и их взгляды обратились на атамана, который, нахмурившись, смотрел в сторону бегущих. Вот упал сраженный саблей один, другой, остальные бросились в разные стороны и стали не видны от дома.

— На коней! — закричал он, не узнавая свой голос. — У кого пищали заряжены, целься лучше и стрелять наверняка. Остальные, за мной! — И первым выскочил на береговую косу утрамбованного песка, и в первый раз вспомнил о царском панцире, что сегодня надел перед выступлением.

Нападающих было в несколько раз меньше, но они держались уверенно, скакали строем попарно, и ему вспомнились рассказы братьев Мезецких, как ведут себя в бою поляки и немцы. Все они были закованы в латы, а лица скрывали опущенные вниз забрала, отчего казалось, что на тебя несутся неведомые неземные существа, явившиеся из морских глубин. Ермак, выставив вперед копье, низко пригнувшись к гриве коня, скакал первым. Казаки, чуть поотстав от атамана, старались рассыпаться привычным широким строем, чтоб охватить врага, закружить, завертеть его и достать сбоку, со спины. Но их противник был готов к подобному, потому что они вдруг рассредоточились, раздвинулись, не сбивая строя, только слышались команды на незнакомом языке.