Одна в мужской компании - Мари Бенедикт

от встречи с этой Хеди, — в первый раз за все время со дня приезда в Голливуд я чувствовала, что меня понимают. И принимают.

— Почему именно торпеды? Очевидно, у вас был доступ к самой разной информации о военных планах и вооружении, а вы говорите только о торпедах.

— Сначала я не думала о торпедных системах. Я записывала все, что могла вспомнить, все подслушанные разговоры о военной стратегии и оружии, искала точку, куда выгоднее всего бить, и тут случилось несчастье с «Бенаресом». И я поклялась, что использую свои знания, чтобы помочь союзникам потопить все немецкие подводные лодки и корабли в океане. Я не хочу читать в газетах о новой трагедии. — Это была, конечно, не единственная причина. Настоящий мотив коренился в моей подавленной вине. Как ни легко мне было с Джорджем, я пока не могла довериться ему настолько, чтобы рассказать, как узнала заранее о гитлеровском «окончательном решении». Если бы я могла! Даже наедине с собой я с огромным трудом могла себя заставить думать об «эндлёзунге».

— Тогда понятно. «Бенарес» был ужасной потерей. — Он покачал головой. — Бедные дети.

— Да. — Усилием воли я сдержала слезы и продолжала: — К тому же мне однажды выпал уникальный случай — провести около часа с гениальным немецким конструктором торпед Хельмутом Вальтером. Мы начали с разговора о том, как ему удалось решить проблему с двигателями подводных лодок при помощи перекиси водорода, а потом перешли к опытам с дистанционным управлением торпедами, которые он проводил со своей группой. Тогда, да и сейчас, военные в основном предпочитали иметь дело с проводными торпедами, которые соединяются с подводной лодкой или кораблем при помощи тонкого изолированного провода. Подводник или моряк вручную замыкает электрическую цепь и наводит торпеду на цель. Вальтер же разрабатывал дистанционное управление. Он изучал систему радиоуправления, которую используют крылатые бомбы — их сбрасывают с самолетов, и каждому бомбардировщику и каждой бомбе назначается одна из восемнадцати радиочастот для связи. Опыты Вальтера не увенчались большим успехом: чтобы перехватить связь между бомбардировщиком и бомбой, противнику было достаточно обнаружить, на какой частоте они обмениваются сигналами. Но я подумала — а что, если применить эту концепцию крылатых бомб к торпедам немного иначе?..

Я сделала паузу, чтобы узнать, не будет ли у Джорджа каких-нибудь замечаний или вопросов. Его брови сошлись над переносицей в выражении полной растерянности.

— Вижу, у вас есть вопросы, — сказала я.

— Тысячи, — ответил он со смехом. — Но чего я совсем не понимаю — почему я? Почему вы вдруг решили, что композитор, не имеющий никакой научной подготовки, может помочь вам решить проблему, которую, по всей видимости, не смогли решить лучшие военные умы? Конечно, это не значит, что я не хочу помочь.

— Ну, у вас есть все качества, которые мне нужны от научного партнера в этом проекте. Вы превосходно чувствуете механические инструменты, и вы гений. У вас широкий взгляд на любую проблему, да и на мир в целом, в отличие от большинства изобретателей и мыслителей, которые на все смотрят со своей узко специализированной точки зрения, а потому вы лучше подходите для этой работы, чем любой ученый. И еще вы… — Я умолкла на полуслове.

— Что? — переспросил он.

— Источник вдохновения. Когда мы с вами вчера у Адрианов играли вместе на пианино, я нашла ответ — как сконструировать торпеду с защищенным от перехвата дистанционным управлением. — Я улыбнулась, вспомнив этот момент озарения, когда вдруг поняла, что знаю ответ. — По крайней мере, в общих чертах. И я очень ясно увидела, как вы можете мне в этом помочь.

— И все это сделал наш дуэт? — Вид у него был недоверчивый.

— Именно так. — Я умолкла, чтобы закурить сигарету, а другую протянула Джорджу, но он отказался.

— Но как?

— Как я уже упоминала, основная проблема использования торпед с дистанционным управлением (а оно позволило бы повысить точность, так как отпала бы необходимость в проводе) заключается в том, что противник может легко перехватить радиочастоту, на которую настроена подводная лодка или корабль и сама торпеда. И, как я тоже упоминала, даже великий специалист по торпедам Вальтер не сумел решить эту проблему.

— Это-то я понял. Но при чем же здесь наша с вами игра на пианино?

— Когда мы с вами играли в четыре руки, мы вторили друг другу, переходя от одной мелодии к другой. Вы начинаете мелодию — я подхватываю. В каком-то смысле вы были передатчиком сигнала — как подводник или моряк, — а я приемником — как торпеда. И вот я подумала — а что, если они будут постоянно перескакивать с одной частоты на другую, как мы с вами — от мелодии к мелодии? Это сделало бы передачу сигнала почти неуловимой для врага, верно? Вы могли бы помочь мне создать инструмент, который это сделает.

Джордж опустился на стул и долго молчал: обдумывал мою теорию.

— Это гениально, Хеди, — тихо сказал он.

В дверь гостиной постучали.

— Входите, миссис Бертон, — сказала я, так как знала, что больше никого из домашнего персонала в доме нет.

Няня в форменном платье открыла дверь и протянула мне Джеймси в голубой пижамке-комбинезоне.

— Маленькому джентльмену пора спать, — объявила она.

Я вскочила и взяла его на руки.

— Поцелуй маму на ночь, — умоляюще проговорила я, щекоча его пухленькие пяточки.

Мы с Джеймсом обменялись поцелуями, затем я уткнулась носом в изгиб его шейки, вдыхая младенческий запах мыла и талька.

— Спокойной ночи, милый, — прошептала я и с неохотой передала его обратно миссис Бертон.

Закрыв за ними дверь, я снова уселась в кресло напротив Джорджа.

— Итак, на чем мы остановились?

— У вас есть сын? — Он, кажется, был потрясен.

— Да, мы с Джином Марки усыновили его, когда еще были женаты. В октябре 1939 года, когда он пришел в нашу семью, ему было восемь месяцев.

— А теперь, когда вы развелись?

— Теперь он только мой. — Я на секунду умолкла, раздумывая, можно ли доверить Джорджу мою тайну и тайну Джеймси. Решила открыться ему, но не до конца. Я рассказала только историю Джеймси.

— Понимаете, у него ведь больше никого нет. Он беженец из Европы.

— Ага. — Морщины у него на лбу разгладились: теперь он, как ему казалось, все понял. — Тогда понятно. Ребенок-беженец, «Бенарес», торпеды.

Я кивнула: пусть Джордж думает, будто толчком для моего изобретения были только Джеймси и «Бенарес». Но я-то знала: этот ребенок был только одной из многих жертв Третьего рейха, которым я должна была помочь. Я чувствовала, что теперь, после того как сбежала из