Рекламщик в ссылке для нечисти - Полина Бронзова

— Причина тому быть должна. Знаю ведь я, сколько сил ты вложил, сколько труда. Не верю, что по своей воле испортил бы дело! Откройся мне, скажи, что тебя гнетёт, что тревожит?

Она положила руки ему на колени, заглянула в лицо, неясно что пытаясь разглядеть в ночном сумраке. Лучше бы презирала его, лучше бы обвиняла. Легче было бы уйти.

— Скажи мне, Васенька! Я всем помогу, чем смогу, не оставлю тебя, токмо поведай…

— Да я же говорю! — закричал он. — Я просто плохой человек! Всё, довольна? Иди отсюда!

Оттолкнув её руки, он отвернулся и зашарил под соломой. Хотел взять нож, перья и уйти, забрать Волка, вызвать колдуна, где-нибудь пересидеть, чтобы никого, никого больше не видеть, и отдать этот проклятый нож, и вернуться домой. И постараться никогда не вспоминать о том, что было.

Тряпица с перьями сразу попалась под руку, а вот нож… Ножа не было.

Василий вскочил на ноги. Зажёг лучину, сорвал одеяло с постели, отбросил в сторону. Взялся перетряхивать солому. Зарылся по локоть, по плечо — ничего!

— Что ты ищешь, Васенька? — не понимая, спросила Марьяша. — Помочь?

Он не ответил. Хватал солому пучками, просеивал в пальцах, отбрасывал в сторону. Этого не могло быть, не могло! Наверное, он просто не запомнил, где именно оставил нож. Когда он видел его в последний раз, вчера перед сном? Ведь клал в изголовье… Может, вертелся во сне, и нож как-то сдвинулся…

Марьяша тоже взялась помогать, видя его отчаяние, хотя вообще не знала, что они ищут.

Или притворялась. Немногие могли войти в этот дом.

— Ты брала нож? — спросил Василий.

— Какой нож?

— Нож! Мы ходили за берестой, Мудрик дал, я носил с собой, положил сюда, вот сюда…

Марьяша покачала головой с непониманием.

— Не брала я, Васенька. На что мне? Нож и у нас дома имеется. Тебе принесть?

— Да мне тот нужен!

Проклятый нож! Сколько дней он таскал его с собой? Бросал то на столе, то на полке, даже на завалинке однажды забыл, и ничего, никто не позарился. Надо же такому случиться, чтобы нож пропал именно теперь! Нет, нет, он не пропал, кто-то взял. Кто мог?

Василий застыл, раздумывая, а потом выскочил за дверь и побежал к гостиному дому. Там было светло от факелов. Брёвна ещё дымились, но огонь вроде потушили — трудно понять, потому что здесь собралась, пожалуй, вся Перловка, и за спинами ничего нельзя было разглядеть. Деревенские ахали, всплёскивали руками, звучало имя Горыни. И староста был тут, само собой.

Василий кинулся к нему.

— Ты! — воскликнул он. — Ты украл мой нож?

— Я-а? — удивился Тихомир. — Да на что мне нож-то твой нужон, нешто своего нету? Тебя, голодранца, ещё обирать!

— А кто тогда? — закричал Василий. — Кто?

Он завертелся, выглядывая в толпе Горыню, протолкался к нему, схватил за рубаху на груди, приблизил лицо к его лицу и зашипел:

— Ты у меня шарил? Признавайся!

Горыня растерянно заморгал. Похоже, его уже обвинили в поджоге, пришлось отбиваться от местных, и к новой атаке он не был готов. Даже не оттолкнул Василия, хотя тот буквально на нём повис, и растерянно сказал, разводя руками:

— Да ведь я и не знаю, где твой дом!

— Ага, и спросить ни у кого не мог, так я и поверил…

— Вася! Вася! — раздался тонкий крик.

Василий обернулся, медленно разжимая пальцы. К нему пробирался Хохлик с видом одновременно радостным и смущённым, как у пса, который стянул кусок со стола и понял, что за ним наблюдали. И теперь Василий запоздало вспомнил, что Хохлик вчера говорил о какой-то помощи, и сердце его упало.

Хохлик сбивчиво начал объяснять, что нож этот был лихой, что Василия, мол, извести хотели и надо было его спасать, а кто может спасти от ведьмы? Только ведьма или ещё колдун, и вот Хохлик шёл мимо дома Добряка и увидел у того куколку поганую, прямо как та, которую они в ведьмином доме нашли…

— Что он мелет-то? — спросила старая кикимора, но все только пожали плечами.

А Хохлик продолжил, что так, мол, и понял, что Добряк тоже колдун…

— Ты про нож ему сказал? — спросил Василий с угрозой. — Ты ему проболтался?

— Я тебя, Вася, спасал! — взвизгнул Хохлик, попятившись.

— Ты… — выдохнул Василий, хватаясь за голову, потому что ему показалось, она вот-вот лопнет. — Ты…

Конечно, здесь уже была и Марьяша. Наверное, прибежала следом, а теперь со встревоженным лицом взяла под локоть, поддержала. Она о чём-то спрашивала, хотела понять, что происходит. Василий почти её не слышал, и ему было не до объяснений.

— Добряк! — закричал он, дёргая локтем, чтобы стряхнуть Марьяшины ладони. — Ты где, паскуда?

Добряк был здесь. Хотел спрятаться за чужими спинами, но народ расступился, предвкушая ссору. Василий торопливо прошёл сквозь толпу. Факелы потрескивали, огонь выхватывал из мрака лица и морды — на одних непонимание, на других ухмылки.

— Так его, так! — подначил кто-то, не понимая, что происходит, но жаждая драки.

— Отдавай! — сказал Василий, протягивая руку. — Тебе никто не разрешал его брать. Отдай!

— Неча уж отдавать, — негромко и виновато сказал Добряк. — Я уж отдал нынче ввечеру.

У Василия даже в глазах потемнело.

— Казимиру отдал? — выкрикнул он, толкая Добряка в грудь. — Как ты мог?

— Мне нужнее!.. Не разумеешь ты, парень, мне нужнее…

— Тебе — нужнее? Тебе?.. А я, как я теперь вернусь домой? А? Как я вернусь?!

Добряк молчал, только отводил глаза. Народ притих. Кто-то спросил несмело, мол, что это за дела такие с Казимиром. Вопрос повис без ответа.

— Так ты, Вася, уйти собирался? — спросила Марьяша. Голос её дрожал.

Василий обернулся к ней.

— Я ж думала… Я… Вот я глупая…

Тихомир обнял её за плечи, притянул к себе и сказал с нескрываемым осуждением:

— Сказывал я тебе, доченька, злодей этот позабавится токмо, да и сгинет. И рад бы ошибаться, да вишь, как оно вышло: лгал он тебе, а ныне всё и открылось. Знал ведь я, что так и будет, что в жёны он тебя зовёт не всерьёз… Да нам жених такой и не надобен, получше сыщется! Ещё и с Казимиром, слышь ты, дела у него какие-то, а нам брехал, будто колдуна и не знает.

Всё пропало. Мало того, что Василий тут застрял, так он сам же, своими руками испортил всё, что можно. Смотреть, как Марьяша плачет на отцовском плече, было невыносимо.

— Это я, кстати, поджёг, — глухо сказал Василий. — Горыню не вините, ясно?

Он развернулся и пошёл отсюда прочь. По пути позвал Волка