Совиный сказ - Анна Владимировна Завадская

— Ну да, — хмыкнул Тихон. — Мне все окружающие говорят, что я слишком взрослый. Просто… Ну… Как пояснить-то… Я же вырос среди тех, кого принято называть героями. У них же вся жизнь проходит на поле боя. Выродки, орда, пираты, дикари. С кем только не бьются. Дома бывают хорошо, если раз в месяц. Посидеть вот так, вечером, за чашкой чая…

Тихон замолчал, пытаясь сглотнуть подступивший к горлу комок. Ха… Надо же, настоящие эмоции всё же прорвались сквозь все блоки. Каким бы взрослым и понимающим Тихон не был — он всё же оставался ребёнком, которому было необходимо простое человеческое тепло. Ласка матери, внимание отца. Объятия, поцелуи, улыбки, рукопожатия. Простые бытовые мелочи, которые кажутся несущественными для тех, у кого их в избытке. И когда их нет…

Ладно, в этой жизни. Тихон изначально знал, что близости с биологическими родителями не будет. Специально не просил этого, стараясь уменьшить их будущее чувство потери. Но ведь этого не было и раньше. Когда был Руби, было ведь также. Родители в делах, дети — на няньках и наставниках. Да и сам Руби был хорош. Бесконечные тренировки, желание стать сильнее, избавиться от клейма бесполезного слабака из прошлой жизни. Оглянуться не успел — а всё, беда пришла, на нежности времени не осталось.

Нападения, гибель, война. Подхватив меч из руки отца, защищавшего их семью до последнего вздоха, Руби занял его место и в неполные шестнадцать стал щитом для своих младших. Боги, какие чаепития? Какие сказки младшим на ночь? Хорошо, если хватало времени на ночёвку под открытым небом и полноценный обед, а не перекус всухомятку во время круглосуточной скачки на лошади. И да, ни одна лошадь такого не выдержит. А вот самому Руби приходилось выдерживать подобное, меняя бедных животных одного за другим. Захватчики, заговорщики, убийцы, интриганы — все не давали даже шанса на нормальный отдых.

И ведь всё это было ещё до встречи с Лайтом. Потом всё закрутилось ещё быстрее. Мда. Опять отвлёкся.

— Вот. Так что подобной жизни для себя я не хочу.

* * *

— И то верно, — поспешно сказала Василиса Никитишна, разглаживая скатерть. — Каждому своё. С твоей силой и отсутствием дара, на поле боя нельзя. Что тебе там делать?

Глеб лишь горько улыбнулся. Супруга была права, бессильные и бездарные, попавшие на поле боя, мало что могут сделать. Да, изобретение пороха и ружей с пушками помогло обычным боярским детям и мещанам стать сильнее. Но живучее от этого они не стали. Да, одновременный залп сотни стрельцов сможет остановить свору вырожденных волков. Но если не остановит — то из этой сотни после первого же выстрела дай Род чтобы хотя бы половина осталась. Когти этих тварей металл зачарованных доспехов рвут, как ткань. Почему тогда стрельцы вообще существуют? Потому что нападают не только выродки. А против дикарей или ордынцев стрелки очень хорошо себя показывают. Очень.

— Ну, всегда можно стрельцом стать, — горько сказал Глеб. — Но спокойной и тихой жизни у них нет.

Тихон горько улыбнулся, а Глеб понял, что отрок и без него это прекрасно понимает, поэтому и сказал, что хочет стать дьяком книгохранилища.

Что же ему пришлось пережить в детстве? Что он видел? В какой семье он рос? Понятно, что княжьей, но его странности, духовное зрение, талант к наукам, да ещё эти оговорки про первый раз на воскресном пиру. Плюс эта тоска в голосе при упоминании обычного вечернего чаепития.

Может быть так, что он на пиру воскресном ни разу не был, потому что не с кем было пировать? Если отец, дед и все дяди в походе, то к кому ехать? Да и могли ли они вообще кого-то принять в род? Новых князей не так уж много появляется. Может, парочка в полугодие, ну, до пяти точно.

— Я это понимаю, батюшка, — с грустной улыбкой сказал Тихон. — И благодарен за то, что именно вы стали моей семьёй. О! Кстати! Чуть не забыл спросить. Иеромонах тот, Михаил, кажется, он ваш знакомый, да?

Глеб лишь хмыкнул. Всё же обратил внимание отрок на более свободное обращение Михаила с ними.

— Ты прав, он нам не чужой. Ну как, нам. Мне. Мы с ним были одноклассниками, — с горечью сказал Глеб. — Ещё по училищу. И когда пять лет назад я увидел его в рясе монаха — очень удивился. Естественно, он меня узнал. Но нормально поговорить так и не получилось. Да и зачем? У него — своя жизнь, у меня — своя. Мы оба отказались от своего прошлого и лишились статуса бояричей. Он — добровольно, я — не пройдя испытание силы. Но и сделать вид, что мы совершенно незнакомы у нас с ним не вышло. Ты же понял, что матушка моя, твоя бабушка, ведунья?

— Ну, я понял, что она «видит». Возможно, даже «знает», — осторожно сказал Тихон.

А Глеб в который раз хмыкнул. Да уж. Княжич есть княжич, даже и разжалованный до боярского сына. Только они делят прозорливых по степени дара на тех, кто может лишь увидеть дар и дух и тех, кто может мгновенно узнать информацию о даре и духе того, кого они увидели. Да ещё и называют их ведунами и ведуньями.

— Она «видит» и лишь иногда — «знает», — ответил Глеб и продолжил: — А так, как её батюшка, твой прадед, был протоиереем[12] в Муроме, то никаких проблем с церковью по поводу этого дара у неё не возникло. Как и у тебя, насколько я понял.

По тому, как Тихон спокойно и уверенно кивнул, Глеб понял, что проблем не будет. В принципе, проблемы могли возникнуть только в случае сокрытия от священников своих способностей, а в последующем — использовании этих способностей во вред другим.

— Ну так вот, всё духовенство города знакомо с матушкой. И пару раз мы с Мишей встречались именно у неё. Насколько я понял, он не за красивые глазки стал иеромонахом через пять лет после пострига. Так что если у тебя возникнут какие-то вопросы о своих способностях — можешь смело обращаться к нему. Он человек порядочный.

— Я понял, батюшка, благодарю.

* * *

— Тихон, ты проснулся? Я иду во двор, ты со мной?

Открыв глаза, Тихон откинул одеяло и с удовольствием потянулся. Ха, а утро-то уже тёплым не назовёшь. Нет, не так, как в столице, там в это время уже во двор без кафтана не выйдешь. Но свежо, свежо. Сон