Магия обреченных - Клюева Варвара

Они узнали о существовании бесконечного магического пространства, хранящего прообразы всех сущностей, явлений и законов Вселенной. Они научились устремлять туда свой дух, перемещаться в магическом космосе и находить дорогу домой, к своим телам. Они обрели особый вид зрения, с помощью которого могли отыскивать тени – прообразы. Впрочем, тени, как и зрение, – термины условные. Разными людьми магическое пространство и прообразы воспринимаются по-разному. Для кого-то это светящийся эфир с мелькающими искрами вспышек, для кого-то – космическая музыка с мириадами отдельных гармоник, для кого-то – бескрайнее поле невидимых цветов, чьи запахи сливаются в неповторимый дивный аромат. Малих воспринимал магическое пространство как темный лабиринт, населенный еле видимыми тенями.

Дальше начиналось самое сложное – то, что удавалось ученикам да и зрелым магам далеко не всегда. А честнее сказать – удавалось чрезвычайно редко. Чтобы войти в связь с тенью, нужно было погрузить себя в особое состояние. Состояние настолько зыбкое и неуловимое, что сгорнийские маги за тысячи лет не сумели подобрать слов для его описания, не говоря уже о том, чтобы разработать технику погружения, гарантирующую успех. Единственное высказывание, дающее некоторое, весьма смутное, представление о природе требуемого состояния, принадлежит Габретаниусу, великому мыслителю древности, почившему за века до рождения нынешних Верховных лордов. «Мир возник как Единство. Все его составляющие некогда принадлежали Целому и не имели размеров и очертаний, как не имеет ее малая толика воды, принадлежащая целому озеру. Неведомая сила взбаламутила озеро, разбила Целое на части, отделила их друг от друга. Части обрели разную форму, форма изменила содержание. Так появилось многообразие сущностей. Так появились непонимание, несогласие и вражда. В каждом из нас таится воспоминание об изначальном Единстве и о катастрофе, породившей нынешний мир Хаоса. Тот, кто оживит это воспоминание, познает истинную природу вещей».

Способ «оживить воспоминание» каждый из магов искал, руководствуясь собственным магическим чутьем. Лично у Малиха процесс протекал так: он находил в Лабиринте тень, «устраивался» рядом и отпускал мысли на свободу. Ручейки мысли растекались, множились, пересыхали или сливались, превращаясь в полноводный поток, – то бурный, то величественно спокойный. В конце концов перед внутренним взором возникал четкий образ этого потока, тогда Малих находил на его поверхности какую-нибудь щепочку или чешуйку и следил за ней, пока хватало воли и сосредоточенности. Порой такие «бдения» длились сутками, а то и дюжинами, и было очень обидно, когда они ничего не приносили. Но у Малиха не возникало искушения бросить свои упражнения. Ведь иногда – пусть крайне редко и нерегулярно – ему улыбалась удача!

«Воспоминание» оживало. Малих узнавал тень, проникал в ее внутреннюю сущность и получал власть над предметом, живой тварью или явлением (это уж как повезет), прообразом которого была тень в магическом пространстве. И тогда, вернувшись в тело, он обнаруживал зажатый в кулаке маленький кристалл – айкас, ключ к тому знанию, что ему открылось. Если новый айкас не появлялся, то подрастал один из старых, и это означало, что Малих обрел власть над сущностью, как-то связанной с одним из его прежних открытий. В случае фантастического, невероятного везения, можно «вскрыть» тень, прячущую знание о целой системе вещей и явлений, связанных общей идеей. Айкас, достающийся магу-счастливцу, размерами превосходит обычные «новорожденные» кристаллы в два-три, а то и в четыре раза. Малих помнил, как едва не сошел с ума от счастья, когда на десятом году обучения ему удалось заполучить своего первого «гиганта». Это был ключ к тайнам распространения света, и Малих убил целый год, развлекая товарищей всевозможными оптическими иллюзиями.

Помимо айкаса в распоряжении мага, «поймавшего» тень, оказывалось изначальное – истинное имя той или иной сущности. Перебирая истинные имена в различных сочетаниях, вставляя меж ними случайно подобранные звуки, ученики изобретали заклинания и тем самым получали еще один способ познания и воздействия на действительность. Третьим способом были различные манипуляции с символами – тайными знаками, проявляющимися в процессе «разоблачения» тени. Большинству магов последние два способа давались легче и потому казались эффективнее, чем возня с тенями, но степень их эффективности зависит от количества известных имен и символов, а это значит, что искусство мага определяется его успехами в применении способа номер один.

Было время, когда успехи Малиха вызывали у товарищей бешеную зависть. Многие подозревали, что он станет преемником мастера Трегора. Юный Малих позволял себе тешиться мечтами о славном будущем, но в душе знал, что по меньшей мере полдюжины соучеников превосходят его талантом. Своими успехами он был обязан собственной хитрости и одному случайному открытию. Открытие было простеньким, его и открытием-то не назовешь.

Еще в первых скитаниях по своему лабиринту Малих понял, что его дух оставляет едва заметные следы, по которым при желании можно повторить его путь. Со временем следы исчезают, уже через три фазы лунного цикла самый пристальный взгляд их не обнаружит. Однажды, лет за пять до окончания школы, Малих по чистой случайности наткнулся на удивительно четкий отпечаток, оставленный не им. Он побродил вокруг и нашел другие следы, такие же малозаметные, как и его собственные. Поразмыслив хорошенько, он вернулся к первому отпечатку и почти не удивился, обнаружив поблизости тень-прообраз. Не составляло большого труда догадаться, что четкий след остался в том месте, где неведомый маг провел долгое время и, возможно, «разговорил» тень.

Дальнейшее можно объяснить только гениальным наитием Малиха – или, если угодно, шальным везением. Он предположил, что след оставлен кем-то из его соучеников и припомнил все их свершения за последние три недели. Свершений было мало – всего три. Малыш Лагур научился ускорять и замедлять таяние льда, лопоухий Вистрикс получил власть над крикушами – мелкими голосистыми птицами, высиживающими яйца на голых камнях, а медлительный Цервиний свел близкое знакомство с лучами, позволяющими видеть в темноте. Плавить лед Малих уже умел, крикуши его не интересовали, а потому он остановил свой выбор на ночном зрении.

«Зависнув» над тенью, Малих погрузился в мысли о темноте. Воображение рисовало ему глубокие пещеры, звериные норы, кокон из одеял, покинутые дома с забитыми ставнями. Он напряженно вглядывался в их черное нутро и пытался увидеть очертания притаившихся там предметов. Всего через час Малих вернулся к реальности, научившись перенастраивать зрение так, чтобы оно улавливало тепло, исходящее от любых тел. На его ладони лежал новенький темно-багровый кристалл.

После этого случая стратегия его поведения в лабиринте изменилась. Он больше не ползал вдоль стен, разыскивая почти невидимые тени, а бодро шагал по коридорам, высматривая хорошо различимые следы. Иногда ему везло, но чаще – нет. То не было видно следов-указателей, то найденные тени не раскрывались, сколько ни перебирал Малих свои «отмычки» – идеи, подсказанные открытиями соучеников. И все равно удача улыбалась ему чаще, чем любому из его товарищей.

Понаслаждавшись незаслуженной славой около года, Малих внезапно понял, что его вот-вот разоблачат. Пока тот факт, что он дублировал достижения других, никого не насторожил. Ученики одной школы, ведомые общим учителем, часто толкутся на одном пятачке магического пространства, совершая одинаковые открытия. Но это больше относится к новичкам. Старшие ученики осваивают собственные территории, их пути пересекаются все реже, разброс знаний год от года увеличивается. Рано или поздно кто-нибудь заметит, что Малих за последние несколько месяцев не сделал ни одного оригинального открытия.

Он немедленно прекратил «следопытничать» и вернулся к прежнему способу поиска теней и контакта с ними. Но время от времени продолжал натыкаться на следы в лабиринте. И однажды его вдруг поразила простая мысль, ни разу не приходившая в голову, затуманенную азартом охоты за чужими открытиями. «Если магическое пространство бесконечно, а число магов ограничено, то вероятность набрести здесь на чьи-либо следы должна быть ничтожной. Почему же они попадаются так часто? Потому что мы, ведомые общим учителем, попадаем сюда через одну и ту же дверь и топчемся поблизости от нее? Но у бесконечного пространства не может быть границ – ни дверей, ни окон, ни стен. Что-то тут не сходится».